Рыба

С наступлением прохладных сумерек в небольшой лесополосе, что отделяла деревушку от бухты, стало тяжело искать спрятавшихся за широкими кустами и длинными полосатыми стволами деревьев мальчишек. Пронзительным свистом прервав игру, они собрались у старой, надломанной березы и компанией вышли из леса, наперегонки несясь к ярко горящим огням деревни.

Гул детских голосов со временем утих, и лес окружила особая мистическая пелена: то птица какая встрепенется, то глаза дикого зверя сверкнут и спрячутся в густом тумане, влачившимся от самого начала леса к песчаному берегу бухты.

Марн старался ступать вдоль протоптанной дорожки, чтобы не сбиться с пути, но держался от нее в нескольких шагах, боясь оказаться замеченным чужим зорким взглядом. Он осторожно отодвигал ветви деревьев, а если вдруг шорох — тут же приседал, затаивал дыхание и с блестящими глазами озирался по сторонам. С каждым шагом ему становилось все зябше, и напоминание матушки в жаркий полдень о куртке казалось не таким уж и глупым.

Был слышен шепот волн, неспешно набегающих на берег, тонкий стрекот сверчков. Ветер нес запах тины и чуточку соли.

Марн опустился на корточки за кустами, комары надоедливо пищали над его головой, но он терпел, не отмахивался, чтобы не привлекать к себе внимания. Его любопытный взгляд был устремлен в сторону позабытого людьми пирса, тело напряглось, а пальцы вцепились в траву, почти вырывая с корнем.

Прекрасные юноши и девушки плескались в прохладной воде. Их кожа в свете взошедшей луны серебрилась, и Марну казалось, что она усыпана звездной пылью. От их грациозных движений оставался тонкий прозрачный шлейф, а от журчащих голосов тоскливо сжимало сердце. Их длинные волосы вились крупными кольцами, спутанными в паутине водорослей, а по худым оголенным телам стекали блестящие ручейки. И только изредка над водной гладью, проследив за причудливой игрой света, можно было разглядеть жилки прозрачных плавников.

Существа веселились, давили пальцами ягоды земляники из корзинки, оставленной на пирсе кем-то из деревенских, намазывали кашицей щеки друг друга и приговаривали: «И пусть кожица будет мягкой, как у новорожденного человеческого детеныша». Вот только Марн не понимал их языка.

Ненасытный комар прицепился к мальчишке, и Марн, забывшись в причудливых играх и голосах, хлопнул себя по плечу. Куст встрепенулся, Марн в ужасе застыл, напившееся насекомое, бултыхаясь в воздухе, улетело, а остальные миниатюрные вампиреныши все еще метили, куда бы прильнуть.

Замерев, Марн прислушался к сложившейся тишине. А затем в панике оглядел берег, вскочил на ноги и побежал к пирсу — пусто, словно все причудилось. И только перевернутая корзинка и ягоды волнами прибивались к берегу.

Марн вытащил корзину из воды и отряхнул. Затем тоскливо оглядел пирс и, огорченный, поплелся домой.

До самой калитки отчетливо доносилось журчание смеха и песен: гости не спешили расходиться, сидели за большим столом под распахнутым окном, мужчины подливали друг другу пенный напиток, женщины судачили о домашних делах — праздник в семью Марна пришел — сестрица ему должна родиться в посевные недели.

Марн рад был, но вредничал порой — кому, как не младшему с сестренкой водиться.

Марна заметил с порога старший братец, окликнул его и подозвал к себе. Варх, высокий, широкоплечий, с редкой бородкой, доставшейся ему в наследство от отца, напоминал мальчишке всесильного великана из былин, что одним взмахом руки вырывал из земли могучие деревья. Варх, сколько бы младший не докучал ему с мольбами сотворить чудо, отказывался и посылал к матушке, но все равно оставался для него образцом для подражания.

Марн оставил корзинку за порогом и, сонно потирая глаза, подошел к столу и уселся рядом с братом. Его утомила дорога домой, да и расстроен он был тем, что спугнул сказочных существ.

Он обвел взглядом накрытый стол и широко зевнул. Крупная рука взъерошила кудряшки и остановилась на плече.

— Ну, что, мелкий, налить тебе, как взрослому, пока батька не просек? — Варх кивнул на соседа, рослого мужика с сединой на висках, смех которого звучал, словно раскат грома. Поставил перед мальчишкой большую деревянную кружку, пена с нее лилась через края на стол. Марн замотал головой и обхватил края лавки пальцами.

— Видел я, каким отец становится. Не буду такого.

Варх рассмеялся, похлопал младшего братца по плечу.

— Хорош, малец! А то я бы сам тебе всыпал, если б ты согласился.

Марн бегло осмотрел гостей и угощения на столе, стянул печеную картошку, горячую, что аж пальцы обжигала.

— Варх, а скажи, точно русалки существуют? — спросил Марн, перекатывая по краю стола картошку, стараясь поскорей остудить.

— Сам я не видел, — отвечал Варх, обмакнув усы в пену, — но слухи ходят. Редко кому везло! — усмехнулся он стараниям младшего, щелкнул по носу и принялся чистить братцу картошину. Ладони его крепкие, обученные с малолетства вилами и веслами, потому и не боялся обжечься. И Варх чистил и продолжал: — Но те, кто своими глазами видел, удачливы были неделю. Говорят, если удастся заполучить чешую русалочью и оберег сделать — любая болячка стороной обходить будет. А уж если доведется поцелуй словить — богатства несусветные, как ком на голову, свалятся.

— А коль мяса хвостатой тварюги опробуешь — деликатес такой отхватишь, что вовек вкуса не забудешь! — вставил свое слово раскрасневшийся отец, выпил до дна кружку, утер пену с усов и рассмеялся пуще прежнего. — А мясо русалки не простое — заговоренное! Бессмертие и силу великую обретешь, какие на вершину мира позволят взобраться!

— Только сказки все это, правда, отец?

Марн внимательно слушал и запоминал. Он не ел ядовитых ягод и грибов, не носился целый день под палящим солнцем, чтобы привиделись ему забавы русалочьи в бухте. Но рассказать ни матушке, ни отцу, ни брату не решился: пока не достанет доказательства — будет молчать.

***

Хоть Марн весь день был занят — то матушке помочь по кухне, то брату с отцом с пристройкой у дома или в поле, мысли его все возвращались к сказочным существам. Он не мог дождаться вечера, когда жаркий солнечный диск коснется туманной полосы далекого горизонта и когда сможет, наконец, освободиться от суетливых каждодневных дел и снова прокрасться под кусты и затаиться, обдумывая, как бы доказать и Варху, и отцу с матушкой, и сестрице, как появится на свет, и деревне всей, что посчастливилось ему увидеть русалку, да и не одну. А еще и сказочные дары от них получить, чтобы в доме на видном месте поставить и чтобы гордость отца брала за младшего сына всякий раз, как его взгляд упадет на морское чудо.

Пока Марн дожидался вечера, извелся весь, мозоли натер на пятках. Так что чуть стемнело — умчался в лес босиком, спрятался в тумане и птичьем щебете.

Стареющая луна попрощалась с сонным всеотцом дня, переняла владения. Ветер гасил волны, словно поскорее спать хотел уложить, а те — озорники, никак не унимались. Марн сидел на самом дальнем краю пирса, болтал ногами в прохладной воде и протирал слезившиеся глаза.

Не пришли сегодня русалки, испугались, видимо, вчерашнего шороха и уплыли от опасности прочь.

Марн зачерпнул рукой воду, ополоснул лицо и громко чихнул. И словно упало что в воду, бултыхнулось совсем рядом. Марн осмотрелся по сторонам — стемнело, мало чего разглядишь, но круги на воде, правее и дальше от пирса, еще не утихли.

Тогда Марн набрал полную грудь воздуха и прокричал:

— Эй! Выходи!

Не было ему ответа на зов. Но Марн улыбнулся, вскочил на ноги и вновь прокричал:

— Я завтра снова приду на закате! Я ждать буду!

И побежал обратно по тропе в лес, матушку не хотел лишний раз волновать. Но остановился на берегу, обернулся, еще раз бухту взглядам обвел и напоследок тише прежнего сказал:

— Спасибо!

Марн радостный прибежал домой, повстречал у калитки матушку, кинулся сразу к ней, обнял крепко-крепко. Не стала тогда журить его матушка, только отправила спать. А Марн был рад лечь поскорей в свою постель: не хотелось ему на глаза старшему своему с отцом попасться, да и тело стягивала усталость и предвещала мальчишке крепкие сны.

Новый день начался рано, Марн везде, где мог, помогал, не жаловался — ведь немного совсем работы дают, а помогать все равно душа просит. С друзьями своими он почти не виделся: в свободное время спрячется где-нибудь под березой или яблонькой и задумается о предстоящем вечере, зафантазируется, что не дозваться.

Перед обедом отправила матушка младшего сына за ягодами, на варенье набрать. Марн собирал старательно, заглядывал за каждый лист, общипывал догола каждый куст. А вечером тайком в маленькую плетенку отсыпал и с собой взял к пирсу, в дар принести, раз понравилась морским созданиям земляника.

***

Марн с осторожностью выглядывал из-за кустов, осматривал бухту, но никого, кроме устрашающих туч комаров, патрулирующих берег, не видел. Обошел стороной кровопийц, ступил в мягкую глину босыми ногами. Закатал штаны выше колена и пошел вброд, одной рукой держа корзинку, а другой придерживаясь за пирс, чтобы вовремя ноги переставлять и чтобы трясина не затянула.

Глубоко Марн не заходил, вода едва касалась колен. Прошел немного с одной стороны по берегу от пирса, затем с другой, вновь оглядывая бухту. Покусанный диск луны отражался в зеркальной глади, чертил к горизонту лунную дорожку, а гостей все не было.

Марн прошел на нос пирса, поставил корзинку за спиной у самого края. Прижал к груди колени, обнял и с тоской глядел на свое покачивающееся отражение.

И снова послышался ему звук, будто упало что в воду. Обернулся тут же, не мигая глядел на опрокинутую корзинку и рассыпанные ягоды земляники. Подбежал к краю, наклонился — вдруг есть кто под пирсом. Запустил руку в воду, думая, что вдруг наткнется его рука на русалочий хвост. Но ускользнула ундина, скрылась раньше, чем спохватился Марн.

Мальчишка сложил ладони у рта и крикнул в воду:

— Я завтра еще принесу!

В следующий раз Марн не стал идти привычной тропой к берегу. Отошел левее, так, чтобы видеть пирс со стороны. Расчистил под собой место от колючих веток и муравьев, лег на живот, чтобы его совсем из-за пышного куста не было видно, и принялся ждать.

Марн чертил спирали на земле маленькой палочкой, когда из воды показалась мокрая рыжая макушка. Марну пришлось хорошо постараться, чтобы тут же не подскочить и не окликнуть робкое существо.

Макушка снова скрылась, а спустя несколько секунд показалась у пирса. Тонкие руки схватились за доски, подтянули морское создание. Оно вытянулось на руках, огляделось вокруг, а затем сложило руки полочкой на досках, положила на них подбородок и, замерев, стало глядеть в те кусты, откуда ранее выходил Марн.

Бесшумно раздвигая листья своего убежища, Марн во все глаза разглядывал русалку и пытался решить свалившуюся на него дилемму: то ли так и пролежать, затаившись и любуясь, в страхе спугнуть, то ли рискнуть, ведь не зря же караулил, не зря принес гостинец. Марн прикрыл глаза, хмурился, мучительно выбирая верное решение.

Снова послышался всплеск воды. Распахнул Марн глаза в испуге — исчезла русалка с пирса, только круги на воде оставила, и не видно ее в темной воде. Был бы полдень!

Не медля, Марн выскочил на берег, махнул неосторожно корзинкой, рассыпал с половину гостинца и не заметил, не смотрел под ноги, давил мелкую ягоду и оглядывал бухту во все глаза. Не было ни следа, ни звука: не дождалась его русалка. Ругался на себя Марн за то, что проворонил свой шанс, перебрался на пирс и со злости швырнул корзинку в воду.

Туман собирался над водной гладью, синел старый лес, затихал, словно готовился к чему. Марн продрог, собирался уходить и оставить затею, угодил бы своему невезению, да и жутко было позже через ночной лес пробираться, много страшных легенд из уст в уста передавалось о лесных хранителях и стражах. И потому сразу заметил, как корзинка к нему возвращается, плывет, словно скользит по шелку, и будто подталкивает ее кто.

Наклонился Марн к воде, протянул руки и медленно отнял корзинку от воды. Не мог он не заметить прекрасных пальчиков, что на мгновение показались над водой и подтолкнули плетенку в руки мальчишки.

— Подожди! — крикнул Марн вдогонку. — Не уплывай! Я так долго тебя жду, покажись!

Русалка пряталась под пирсом, слушала внимательно мальчишку, но показаться ему на глаза настолько близко не решалась. Вместо этого хлопнула хвостом по воде рядом с краем пирса и тут же в другое место переплыла. Остановилась сразу перед головной частью, с любопытством наблюдала, как человеческий мальчишка ищет ее с противоположной стороны. Но не ожидала, что тот снова заглянет под пирс. И взгляд его точно на русалку попадет.

Обрадовался Марн и кинулся к русалке. А та смутилась и вновь спряталась под воду.

— А я видел! И ты за мной наблюдаешь! — рассмеялся Марн, подскочил на ноги, встал на самом краю, чтобы русалку удобней было выглядывать, и поскользнулся.

Темные воды бухты сомкнулись над его головой, словно капкан для громадного хищного зверя. Марн запаниковал, зажмурил глаза. Он барахтался в прохладной воде, чувствуя, как его стремительно покидают силы, немеют руки и ноги. Боль сковала его грудь, но сжаться в комок и продолжить опускаться на дно Марну не позволили руки, осторожно подхватившие его подмышки и вытянувшие на поверхность. Марн закашлялся, в панике отталкивал свою спасительницу, но русалка не отпускала его и тащила на мелководье.

Почувствовав под руками податливый песок, Марн разлепил глаза и, наконец, вырвавшись из рук русалки, пополз на сушу. Добравшись, свалился без сил всем телом, судорожно хватал воздух, невзирая на обжигающую боль в легких. Когда же он пришел в себя, то вспомнил, что не отблагодарил свою спасительницу, и, поднявшись на ноги и хотел было крикнуть благодарности, но русалка тут же кинулась в воду и скрылась в темноте. Марн опустил руки, расстроился, будучи уверенным, что на сегодня их встреча закончилась, но русалка вновь появилась перед ним совсем близко и протянула мокрую корзинку.

Марн не без страха зашел в воду по пояс, все время посматривая под ноги, и забрал плетенку.

— Спа-а… щи-и-бо… — неуверенно и едва слышно протянула смущенная ундина.

Марн добродушно рассмеялся.

Русалка смотрела на него исподлобья, поджимала губы. На ее белых щеках проступал бледный румянец, и так украшал рыжую русалку, что Марн невольно залюбовался ею, чем еще больше вогнал в краску.

— Тебе спасибо! Меня Марном звать, а тебя как? — улыбаясь широко, протянул он свободную ладонь.

Русалка сощурилась, склонила на бок голову.

— Сло-ощ… но… — протянула русалка журчащим голосом, затем нырнула и скрылась в водах бухты.

Марн в мгновение залился алой краской, даже забыл, как дышать. Пусть по всему телу у русалки была чешуя, словно серебристый костюм, к хвосту местами синевший, но Марн успел, когда та ныряла, разглядеть маленькую девичью грудь.

***

Марн домашним о своем каждодневном отсутствии ничего не рассказывал, хранил в тайне секрет и о том, что взглядом встретился с русалкой — иное занимало его мысли. Он полночи мучился, все думал, что же имела в виду ундина, но так ничего и не решил, да и смущался, вспоминая ее образ. А потому и в следующий поздний вечер отправился дожидаться морское создание на берегу бухты, удачно прихватив с собой очередное лукошко гостинцев и куртку.

Русалку он заметил еще издали, по макушке признал — видать, выныривала поглядеть, пришел ли человеческий мальчишка на встречу. Марн оставил свою куртку на пирсе рядом с корзинкой, а сам в воду зашел, встречая девчушку. Русалка подплыла к нему близко, руками могла достать до дна, держа голову над водой. И, не теряя времени, протянула мальчишке чешуйчатую ракушку, загнутую спиралью и надетую на толстый стебель водорослей. Марн оглядел невиданную им прежде раковину — точно чудо с морского дна, о котором говорил брат Варх. Русалка приложила ладонь к своей груди, подсказывая, что надеть морской медальон следует. Марн и повесил его на шею, сморщив нос от запаха водорослей.

— Не води носом от подарка, — надулась русалка.

— Да я не вожу...

Не сразу понял Марн, что без запинки понимает речь русалки, не то, что вчера. Вновь повертел он в руках медальон.

— Будь с ним осторожен, Марн, — советовала русалка, коснувшись скользкими перепончатыми пальчиками ладони Марна на раковине. — Этот медальон из моей чешуи сделан. Он тебя оберегать будет, пока ты его носишь, и понимание моих слов дарует. Но если в чужие руки попадет — проклят будет тот, захлебнется на суше в один миг.

— Зачем так?.. — опешил Марн.

— Потому что охота на мой род открыта твоими собратьями. Но я прочитала твое сердце, от тебя никому из нас беды не будет.

Марн оставил висеть медальон: опасная вещь, но отказаться он от подарка не мог.

— Ты вчера спросил, как звать меня… Цетээ.

Не удержался от вопроса мальчишка:

— А вас много, русалок?

— В моей семье мало осталось… Нам совсем не повезло столкнуться с охотниками. А в этой бухте мы думали переждать и окрепнуть.

— А я вас спугнул!

— Совсем нет, мы, наоборот, задержались и забылись. И через два восхода думаем продолжить путь. Но подарок останется при тебе, не теряй его. На обратном пути ты услышишь мой зов.

— А куда вы плывете?

— В столицу, к императору. Охоту должны отменить.

Русалка хлопнула ладонями по воде, отвлекая себя и мальчишку от мрачных мыслей. Затем проплыла кружок вокруг него и, остановившись перед Марном, вынырнув и взяв его за руки, сказала, глядя в глаза:

— Я так мало знаю о людях! Расскажи мне о себе!

Засмущался Марн и призадумался, что бы такого рассказать о людях интересного.

Он побрел к пирсу, ведя русалку за руку за собой, залез на старые доски и ундине помог взобраться. А как только они уселись, заботливо накрыл ее курткой, чтобы не замерзла вдруг, да и самому не смущаться.

Вот только Марн молчал, не спешил рассказывать морской девочке о людях не потому, что сильно стесняется, а потому, что не знает, с чего бы начать. Ведь не рассказывать же морскому чуду о своем обычном дне, или о соседях, и тем более зачем говорить о слухах, гуляющих из одной деревни в другую. Вот и мялся. А русалка заметила и сама взялась рассказывать.

— Видишь ту звезду? Самую яркую? — указала русалка в небо.

— Вижу!

— Это Глаз Олуина. Ночь — владения его сестры, Кадейрн, но Он чрез глаз свой присматривает за всеми нами.

— Откуда ты знаешь?

— На наших чешуйках, — Цетээ провела ладонью по чешуйкам на хвосте, — пером богов выведена вся история мироздания. Иногда мы видимся с чтецами, и они ведают нам немного из того, что узнают. Сами же мы читать не в праве, да и не знаем такого мастерства.

— А медальон?

— И медальон — часть истории. А прошлое, настоящее или будущее не знаю.

— Ценный подарок… Хранить его буду, точно обещаю!

— Не своди с него глаз и береги его, как себя. А теперь посмотри, — Цетээ вновь указала в небесную даль. — Возле Глаза Олуина, ниже, у самого горизонта, есть линия из звезд. Видишь? Это проблески водопада, соединяющего все три Эхеса.

— Сказка та, где до богов и демонов можно добраться по воде, не выдумка?

— Ага! — улыбнулась русалка, обнажив острые зубы. Но Марн не только не испугался — его интерес к ундине и ее истории еще больше возрос.

— И вы плавали туда? Вы видели Призрачные Водопады? — блестели глаза Марна.

— Еще нет, но в скором времени… Только ты никому! — зашептала русалка, прикладывая палец к губам мальчишки. — Мы думаем предложить императору знания о безопасном пути до Водопадов в обмен на отмену охоты. Ведь никому еще не удавалось побывать на Краю Мира и вернуться живым.

Марн вдруг вспомнил о гостинцах и, передавая ундине корзинку, чуть ли не во весь голос произнес:

— Я с вами хочу! Поглядеть на неизведанное… Это же мне все черной завистью завидовать будут!

— Не жди моего обещания, но попробую уговорить братьев и сестер взять и тебя с собой, — ответила Цетээ, заглатывая землянику целыми горстями.

Марн рассмеялся от такого зрелища, повалился спиной на пирс. Русалка легла рядом с ним, не выпуская из рук корзинку.

— Интересно придумали наши боги. Столько всего… А ты тут теперь гадай да ищи!

Рассмеялась теперь русалка словам человеческого мальчишки.

— Так на то они и боги!

Марн прикрыл глаза и глубоко вздохнул. Думал про себя, улыбался широко и счастливо от того, какое же любопытное создание рядом с ним сидит: красавица, серебрится вся, и ровесницей Марну выглядит, да только знает, казалось, больше не только самого Марна, но и много больше всех деревенских мудрецов.

Марн подскочил от всплеска воды. Русалка, скинув куртку, вернулась в воду и выглядывала, чуть улыбаясь и легко махая рукой.

— Мне пора возвращаться, Марн.

— Тогда до завтра? — нарастало внутри мальчишки беспокойство. — У нас в деревне фестиваль завтра, у самого леса, как раз в сумерках. Музыку будет слышно даже здесь! Я покажу, как танцуют люди!

— С радостью.

И уплыла ундина, пару раз хлопнув по водной глади хвостом. Марн еще долго смотрел ей вслед. А потом спохватился, выжал мокрую одежку, обулся, не забыл корзинку с курткой и помчался домой, весь уже в завтрашнем дне.

Варх поймал замечтавшегося младшего братца на пороге в их общую комнату. Хотел он было, по наставлению матушки, ушедшей к соседке погостить в свободную минуту, выпросить у Марна, где тот пропадал в последние несколько вечеров. Да только зоркий глаз его немедля заметил переливающуюся безделушку на его шее, и матушкино наказание отошло на задний план.

— А это у тебя что такое?

Марн от неожиданности, резко вынырнув из своих дум, попятился назад. Поняв же вопрос, зажал ракушку в руке, не найдясь, что ответить. Правду он сказать не мог, обещал русалке, а старшему брату он и не думал лгать.

— Чего, даже брату родному не покажешь?

— Показать покажу, только не трогай.

Наклонился Варх, и Марн раскрыл ладонь. От удивления вытянулось лицо старшего: не видел он никогда ничего столь прекрасного. Медальон переливался серебром и манил, и Варх неосознанно потянулся к раковине, но Марн тут же спрятал ракушку под рубаху.

Потеряв чудо из виду, Варх встряхнул головой, очнулся и сердито посмотрел на брата.

— Где взял, говори!

— Подарили, — от испуга совсем честно ответил Марн.

— Кто?

— Не могу сказать, — замялся Марн и отвел стыдливо глаза в сторону.

Варх с несколько минут стоял над младшем братцем, смотрел на него, словно думал, что взглядом выжмет из того признание. Потом же похлопал Марна по плечу и, не сказав ничего, рухнул на свою постель и отвернулся к стенке.

Утром, когда Марн проснулся, кровать Варха уже была заправлена, а с кухни слышался запах сытной каши. Мальчишка проверил медальон — на месте. И решил, что удача это от пойманного русалочьего взгляда: не стал Варх дальше расспрашивать и освободил Марна от гадкого вранья.

***

Марну пришлось уйти на этот раз немного дальше в сторону от деревни и площади, на которой растянулся шумный фестиваль, чтобы никто не видел, как он уходит в глубину леса. Эта дорога была ему неизвестна, так что он шел точно по тропинке, чтобы не плутать, лишь иногда останавливаясь, чтобы сорвать какой-нибудь показавшийся ему прекрасным ночной цветок. Подойдя к берегу, он обнаружил, что собрал букет настолько хороший, что у самого глаз радовался, а держать его он мог только двумя руками.

Марн просидел на пирсе не больше пяти минут, как за ноги его ухватила русалка и, не отдышавшись, стала второпях рассказывать свою важную весть:

— Я попросила!.. Чтобы мы!..

Марн отложил букет, помог русалке взобраться на пирс и только потом молчаливо, со скромной улыбкой подарил, желая не мешать ей продолжать свой рассказ.

— Спасибо, — вспыхнул румянец на щеках ундины. Она прижала к груди цветы и уставилась на Марна счастливыми горящими глазами. — Я выпросила у братьев и сестер побыть с тобой до самого рассвета! Но это не все, — добавила она загадочно.

Цетээ отложила цветы на пирс, подняла хвост над темной водой и, надув щеки и зажмурившись, задержала дыхание. Вокруг нее стал сгущаться туман, и Марн забеспокоился, что за странность происходит с морской девочкой. Но затем вдруг бухту залило молчаливым белым сиянием. А когда Марн смог открыть глаза, то увидел перед собой уже не русалку — девочку, хрупкую, в волшебном лунном свечении, и длинные волосы, спутанные с водорослями, скрывали ее колени.

Марн тут же снял рубаху и протянул девочке. Русалка со смехом приняла от краснощекого мальчишки одежку и прикрыла свою наготу. Пока же Марн, потеряв дар речи, не мог отвести от нее взгляда, Цетээ ловко сплела обоим по венку с большими ночными цветами. Надела мальчишке — точно по размеру оказался венок. И себе, сплетая его с волосами, чтобы не мешали двигаться.

Марн помог девочке встать на ноги, и та, поднявшись, стала покачиваться с носок на пятки, для равновесия держа руки, выставленные в стороны. Марн взял ее под руку, сделал вместе с ней первые неуверенные шаги. Дивившись своему успеху, Цетээ залилась радостным смехом и обняла крепко мальчишку. А Марн еще больше прежнего засмущался.

— Так здорово! Ходить так здорово! — повторяла она, и Марн, подхватив ее, закружил на руках. — Покажи, как вы танцуете! Я хочу научиться. А затем, когда заклятие спадет, научу тебя ходить по воде.

— Тогда на берег!

И только Марн хотел взять девочку за руку, как та побежала вперед него и рухнула уже на берегу, увязнув в песке.

— Как же здорово… — повторяла русалка и игралась ногами в теплой морской пене.

— Ты так быстра оказалась!

— Все русалки когда-то умели ходить, — начала рассказывать Цетээ, приглашая Марна присесть рядом с ней. — Только мы недолго были людьми: нас всех в свое время венчали с морскими духами, и становились мы тогда ни человеком, ни рыбой, а хранителями и хранительницами древней истории.

Цетээ умолкла, слушая шепот прибрежных маленьких волн и ковыряя пальцами на ногах мокрый податливый песок. Волны игриво ласкали ступни Марна, и невозможно было сдерживать смех.

Музыка с фестиваля на самом деле была слышна в бухте, пусть и совсем тихая и урывками. Но Марн знал ее наизусть и подпевал, выстраивая ровную мелодию. Он поднялся, отряхнулся и протянул девочке руку, приглашая на танец.

Ноги их путались, а звонкие голоса совсем глушили музыку, да и танец больше походил на салки. Только веселились они от всей души и не считали времени. Когда же силы их покинули и, держась за руки, они рухнули на песок изнеможенные, но счастливые, Цетээ вновь вскочила и направилась к пирсу бегом, не выпуская руки Марна из своей.

У самого края они остановились и русалка, ласково погладив щеку мальчишки, кротко поцеловала в губы и шепотом попросила:

— Задержи дыхание.

Сердце Марна на мгновение остановилось, а затем, словно желая наверстать упущенное, бешено заколотилось. Вода заглушила все звуки, голова закружилась от ударившей в нос воды и несмываемого жара с губ.

Марн крепко держал руку ундины, не открывал глаз, полностью ей доверившись. Расслабившись и переживая поцелуй, он не чувствовал, что русалка второпях тянула его под пирс. И очнулся только в тот момент, когда кожу его резко полоснула жесткая материя, а затем, окутав по рукам и ногам, резко дернула вверх.

Невыносимый шум из голосов и лязга и яркий свет оглушили и ослепили Марна, прохладный вечерний воздух вновь наполнил грудь, но он и не думал осматриваться вокруг. Из его ладони выскользнула рука Цетээ, и он не смог бы простить себе, случись с ней что. А сердце подсказывало, ныло! Марн рвался из рук и мягкой ткани, укутавшей его, в воду, через столпившихся деревенских мужиков у края, к русалке, но запнулся на стесняющую движения ткань, ударился головой и потерял сознание.

Соленый запах разбудил мальчишку в кровати, в родном доме, посреди солнечного дня. Воспоминания мгновенно захватили его разум, и он подскочил с постели, ни на секунду не усомнившись, что вечер с русалкой мог ему присниться. Марн нащупал на груди медальон: тот, как и раньше, переливался серебром, и, успокоившись, будто бы раковина сообщила, что дарительница его в безопасности и полном здравии, как был, в ночной рубахе, спустился к собравшейся за обедом семье.

Матушка его хлопотала у печи, голос отца, встречающего во дворе гостей, весело сообщал о богатстве и счастье. Когда дверь в сени открылась, Марна первым встретил сильный запах водорослей. Тут же появился возбужденный Варх и, потрепав младшего братца по голове, усадил за стол.

— Эх ты, герой! — он крепко обнял младшего братца. — Никто и не ожидал!

— Чего не ожидал? — не понимал Марн, что же происходит вокруг и с чего вдруг переполох.

Матушка, заметив младшего сына, поцеловала в щеку и тоже обняла, словно благодарила за что, а затем поставила перед ним большую тарелку, как и у отца, и сказала гордо:

— Заслужил!

— Что заслужил-то я? — пугался Марн оттого, что никак не приходило к нему понимание.

И только когда все гости уселись за стол, и в общей суматохе Марн выскользнул из-за стола и выбежал на улицу, он понял, отчего же люд в его доме весел и словоохотлив посреди белого дня.

На балке недостроенной пристройки к дому, где от самого утра до вечера во всю силу грело солнце, и где любили нежиться сытые коты, висела, словно мокросоленая шкура, серебрящаяся рыбья чешуя.