Энни все нипочем

За спиной грохотала пароферма. Клубы дыма затмевали блеклое солнце на пожелтевшем небе, привычно щипало в глазах и першило в горле. Вокруг пустыня — песчаная, вечно холодная, но Энни все было нипочем. До города оставалось всего пять миль, и наконец-то она сможет избавиться от беспокойного наследства. Пам-па-рам! Энни дернулась в нелепом желании пуститься в пляс, закусила губу, зажмурилась от предвкушения — денег теперь будет! Ферма выглядит отлично — серьезно и продуктивно, трубы пыхтят равномерно, шестеренки крутятся без перебоев. Прелесть, а не ферма. Старовата, конечно, ржавая в некоторых местах, но зато надежно, с любовью выстроена и налажена, не то что эти современные — через год уже барахлят. А тут проверено временем! Три поколения все-таки душу в "Зеленую пташку" вкладывали, даже жаль продавать. Но Энни одной дальше никак не справиться. Да и от жизни большего хотелось, чем до глубокой старости ухаживать за железками, а потом коротать последние деньки в санатории.

Вьючные зубры недовольно замычали — сначала один, вечный привереда Ларри, а потом и все стадо. Энни вздохнула, достала из наплечной сумки брюкву и подкормила заводилу — не хватало еще, чтобы животные остановились и нарушили график. Она тщательно все рассчитала: когда покинуть родное побережье и с какой скоростью идти, чтобы поспеть в город аккурат к началу ежегодной сельскохозяйственной выставки-ярмарки. А потом, главное не прогадать с ценой — не зря же папа последние часы перед смертью наставлениями делился.

Александр Шейн брезгливо рассматривал дымящиеся трубы ферм вокруг Гриттауна с комфортной высоты полёта пароплана. Маленькие мощные пропеллеры шустро порхали, разгоняя черные пары, и это мельтешение вызывало у мужчины раздражение. Но на ярмарках можно так быстро и просто подправить финансовое положение, что небольшие неудобства стоило потерпеть — благо организаторы делали все, чтобы пребывание посетителей было комфортным.

Полукольцом шириной в целую милю, город окружили десятки паровых ферм — от маленьких, не больше особняка, до настоящих передвижных поселков с собственной системой жизнеобеспечения, сотни пугающих формами и звуками машин и странных приспособлений. Практически все — вековое старье, что выгодней переплавить, чем использовать по назначению. Фермеров с каждым годом становилось все меньше — вымирали как лошади от тяжелого труда и паршивой экологии. Старшее поколение заканчивало жизнь не дотянув и до сорока, молодежь поголовно оказывалась бесплодной, и самые сообразительные решили не продолжать бесполезное дело предков, а продать накопленное добро и повеселиться напоследок.

Взор Александра остановился на особенно впечатляющей масштабами и формами конструкции. Судя по всему, хозяева только что прибыли и разложиться не успели — беспорядочно толкались облинявшие зубры, загруженные тюками сверх меры, распрямляясь, тяжело скрипел зловещий кран с зубчатым колесом, истерично моргали огни в окнах хозяйственных построек. Но внимание мужчины привлекла девчушка, укутанная в дешевые меха, в презабавной квадратной шапке. Подкрутив рычажок в очках, Александр настроил бинокль и с удовлетворением убедился, что юная фермерша весьма недурна собой.

Через десять минут Александр Шейн предстал перед очаровательной дикаркой во всей красе — моднявом полосатом сюртуке с обогревом, бледно-лиловом парике с темным цилиндром-трансформатором и в современных многофункциональных очках в крупной оправе.

— Александр Шейн, предприниматель и филантроп, к вашим услугам, прекрасная мисс. Позвольте выразить свое искрение восхищение вашей чудесной парофермой и еще более чудесными глазами!

Александр любил вставлять в свою речь красивое слово, желательно с незнакомым для собеседника значением.

— Эээ, ну а я Энни! Вам правда моя ферма нравится? Так покупайте! Клянусь — не пожалеете. Каждый знает, что у Энни — лучшая капуста!

— Капуста? — бестолково переспросил Александр, смутившись от такого напора, вместо ответного восторга.

— Она самая, — фермерша закивала. — Зеленая, хрустящая. Не, я, конечно, и кроме капусты много чего выращиваю. Парники у меня семиуровневые, площадью в добрых пять акров. Система налажена, все автоматическое — двигатель работает как часы, давление всегда стабильное. Контейнеры сами подготавливаются, почва удобряется, радиационный фон, температура и освещение регулируются. Система полива — идеальная. Отец годами экспериментировал и определил… эти… оптимальные промежутки! Только бегай периодически винтили подкручивай да за рычаги дергай по проверенной схеме, а так все само!

Чтобы донести достоинства парофермы Энни кричала, перебивая шум работающих механизмов, активно жестикулировала и мило морщила курносый носик. Александр заинтересовано покосился на ее детище, и попытался представить как в недрах этого механического чудовища выращиваются свежие овощи. Несмотря на большой опыт в выгодных покупках, сам процесс производства его никогда особенно не интересовал, скорее отпугивал. На старинных картинах Александр любовался невероятными пейзажами зеленых лугов и кукурузных полей, в книгах читал об огородах прямо под открытым небом — тогда еще прекрасного голубого цвета, и предпочитал романтизировать процесс создания продуктов для его стола. Все чтобы отречься от грязи современного мира.

— Ваша любовь и профессионализм восхищают, дорогая. Удивительно, что вы решили продать дело, которому посвятили всю жизнь ваши...

— Деньги нужны, папаша, — перебила Энни, пожав плечами, а Александр возмущено передернулся — какой он ей папаша?!

— Сколько же вам лет, моя милая? — мужчина самым очаровательным образом улыбнулся.

— Да уже под тридцать будет — а раз детишек не предвидется, то пора и своей жизнью жить, а не только дела предков продолжать. Я же права?

— Конечно, — осипшим голосом согласился. Сколько-сколько лет? Ему самому всего двадцать пять, и, как ни горько это осознавать, половина жизни пройдена. А девчонка выглядит в лучшем случае на семнадцать! На всякий случай Александр вгляделся в юное личико — ни морщинки. Чумазая, и пара прыщиков на лбу, но определённо молодая.

— Папа всегда говорил — с нашей капустой не пропадёшь! Возьмёшься ферму продавать — всем ее расхваливай. Ну, это он уже перед самой смертью говорил, когда понятно было, что род продолжить мне не суждено. Говорил — ты сразу всем скажи, что отец твой в семьдесят годков помер, потому что вместе с капустой жил.

— Жил? — Александр тщетно силится увидеть в невинных голубых глазах хоть каплю издевки. Тридцать Энни или семнадцать, но типаж сельских невинных дурех был ему хорошо знаком. — Энни, дорогая, вы разожгли мое любопытство, но обстановка, признаться, к беседе не располагает. Позвольте лучше пригласить вас на чашечку кофе.

— Ого! Ага, на кофе хочу! — девушка предложению бурно обрадовалась. — Хочу в настоящее кафе. Я-то из фермы ни ногой, только по радио да газетам с городской жизнью и знакома. А ничего, если я ферму тут оставлю? Да и зубров покормить нужно, они, бедняжки, измучились. За ними точно-точно присмотрят? Я вроде бумажки все заполнила, а открытие почему-то вечером...

Александр только снисходительно улыбнулся.

Энни, как и десятки других девиц, впервые попавших в Гриттаун, безудержно болтала и крутила головой, поражено ахала, восторгаясь величественными паровыми цитаделями — источниками энергии для целого города, сверхбыстрыми паробилями и пароциклами, заполонившими небо огромными дирижаблями и компактными паропланами. Но впервые женская наивность вызывала не раздражение, а умиление.

Энни, сняла глупую шапку и распустила непослушные рыжеватые кудри, постоянно прикусывала нижнюю губу, обнажая чуть выпиравшие вперед клычки. Близоруко щурилась, провожая завистливым взглядом дам с элегантными круглыми очками. Забавно оттопыривала мизинец, осторожно, как величайшую драгоценность, поднося ко рту ажурную фарфоровую чашечку с чаем и молоком. Энни много смеялась и беззастенчиво щупала ткань костюма Александра. Вспоминала любимые радиоспектакли из детства — и мужчина радовался как ребенок общности предпочтений.

Энни была очаровательна. У Энни получилось то, что не удавалось известнейшим красавицам.

Это ведь дело Александра — влюблять в себя! Это его талант, его способ получать удовольствие. Вдова с хорошим состоянием или дикарка из провинций — все падали к ногам, стоило лишь пару раз блеснуть белоснежной улыбкой, но Энни — все нипочем.

А еще у Энни на ферме хранится секрет долгой жизни. Девушка охотно делилась деталями — как однажды ее пожилой дядюшка уснул прямо в парниковой капсуле и вместо того, чтобы отравиться химическими парами и перегреться, проснулся поздоровевшим и помолодевшим — по крайней мере, духом. А потом и каждый в семье периодически отдыхал таким образом. Девушка рассказывала, как много они экспериментировали, сыпала терминами и при этом не подозревала, насколько важное открытие совершила ее семья. Лучшие изобретения всегда случайны — Александр прекрасно помнил многочисленные истории о сапожниках и поварах, которые чтобы облегчить себе жизнь, выдумывали приспособления двигающие прогресс на десяток лет вперед. А благоприятное влияние парилен и радиации общеизвестно.

— Жду не дождусь открытия выставки. — Энни расплылась в мечтательной улыбке. В кофейне она уже освоилась и теперь старательно держала осанку как у благородной леди, но живая мимика и несуразный наряд никого бы не смог обмануть. — Думаешь, они мою ферму высоко оценят?

Александр в этом не сомневался. Стоит Энни заикнуться про свой возраст и цены взлетят до небес. Он только подтвердил репутацию везунчика, раз из десятков других выбрал эту девушку. Но...

— Эй! — Энни положила локти на столик. — Ну так как думаешь, много мне дадут?

— Энни, послушайте, мне… мне больно разбивать ваши надежды, но в этом мире мало справедливости. Вы прибыли на ярмарку, чтобы получить достойные деньги за труд всей жизни. Промышленники же, желают одного — скупить как можно больше и как можно дешевле.

— Ой, ну не считайте меня совсем глупой. Я все прекрасно понимаю, но ведь будет аукцион...

— Аукцион — это одна большая фикция, Энни. Вы все, фермеры с захудалых провинций, понятия не имеете об истинной стоимости своих машин! Хотя о чем я говорю… Как думаешь, что потом сделают с твоей фермой? Богатенький дяденька наймет рабочих, закупит нового оборудования и продолжит выращивать капусту? Нет! Время индивидуальных хозяйств прошло — настала эпоха огромных коопераций, сельскохозяйственных комплексов на сотни и сотни акров. "Зеленую пташку" разберут на запчасти, переплавят, слепят в единый механизм с сотнями других...

— А...

— А изобретение твоих родственников присвоят себе.

Как Александр и подозревал — о патентах Энни ничего не слышала.

— И что же мне делать? — глаза девушки наполнились слезами, весь запал потух и она растерянно затеребила в руках салфетку.

Он всегда подозревал, что рано или поздно это случится. Да, его речь, проверенная на дюжине других молодых провинциалок, лилась как всегда уверено и убедительно, но сердце молило: молчи! Самый большой обманщик здесь ты! Это ты покупаешь фермы за бесценок у наивных девиц и продаешь в несколько раз дороже. И сейчас думаешь лишь об одном — это шанс, который выпадает раз в жизни. Просто перепродать — нет, так достанутся только крохи, а вот оставить себе, нанять людей, присвоить авторство, наладить технологию… создать собственную финансовую империю! Продлить жизнь на пару десятков лет — да за это некоторые готовы отдать состояние!

Никогда прежде Александр Шейн так не хотел лгать. Никогда прежде он не встречал такой девушки. Что не краснеет в нарочитой стеснительности, не мычит как глупая корова, пытаясь быть интересной. Живая, не смотря на тяжелую работу… наивна, как девица, и мудра, как взрослая женщина. Она достойна справедливости, и хотя бы один раз в жизни Александр Шейн проявит ее. Заплатит достойную цену за достойный товар.

Энни была счастлива! Город из грез оказался еще дружелюбней, чем мечталось — жалко так скоро его покидать. Но ничего, на столице свет клином не сошелся, в славном порту Ньютауне жить можно не хуже — денег теперь хватает. Главное, успеть купить билет на дирижабль, а то вдруг милый Александр решит все же проверить эффективность оздоровительного парника. Энни все ему подробно объяснила, как включать рассказала и описала, слезами выбила обещание заботиться и использовать по назначению. Мужчина, видимо в приступе благородства, или из опасения, что она передумает, про чудодейственный способ долгой жизни помалкивал и экспериментировать на себе сразу не полез. И даже ограничился парочкой прощальных сладких поцелуев, а не затребовал большего. Хороший все-таки дядечка! Хотелось верить, что он быстро сообразит, что выглядела Энни соответственно своему настоящему возрасту и сумеет избавиться от развалюхи-фермы. Такая гора пыхтящего металлолома чего-то да стоит. А ведь еще и целое стадо зубров прилагается!