Сказка о том, как бабка ушла от деда

Жили-были дед да баба. Жили они ни бедно, ни богато. Имели возле дома огород небольшой, баньку. Дети да внуки уж повырастали у них все, поразъехались по разным краям света. Разъехаться-то — разъехались, а про стариков не забывали. В отпуск, иль на рыбалку, иль по грибы-ягоды — приезжали. Радовалась бабка по приезду детей и внуков. Пироги пекла с ягодами, сыры варила да баньку топила.

Всё б жить старикам да радоваться жизни. Только вот дед то ли от старости, то ли из-за характера своего сварливого стал бабку свою всё чаще обижать. Недели не проходило, чтобы бабка без слёз прожила. Чем-то вечно стал дедок недоволен. Пойдёт бабка в огород, придерётся, что там долго околачивается. Пойдёт в магазин за хлебом, опять недоволен: взяла буханку ржаного, а не батон. Детям подарок какой отправит по почте на день рождения, опять скандал: зачем средства переводит. Ну, никак ему не угодить стало. То вспомнит старый случай, как 20 лет назад обманула его бабулька: сказала, что пойдёт по ягоды, а сама пошла по грибы. Соседям взаймы даст — неделю не разговаривает, ходит мрачнее тучи.

Терпела бабка все придирки. Иногда в сарай уходила. Наплачется там вволю, вроде бы легче становится.

Чем тому деду бабка угодить не могла, никто понять не мог. Не лентяйка, не пьяница. Всю жизнь в деревне своей прожила. Дальше магазина, огорода, да леса никуда и никогда не хаживала. В доме — чистота, посуда блестит. Всё наготовлено, корова подоена, поросята накормлены. Вечная труженица, всё время в делах: то сидит носки вяжет внукам да деду, то варенье варит, то пельмени лепит, то салаты крошит, то ещё что нибудь по дому или по двору делает. Да всё угодить своему своенравному супругу не может.

Терпела-терпела бабка, да после очередного несправедливого налёта на неё не выдержала. Собрала потихоньку на заре узелок, положила туда зеркальце любимое, гребешок, семена овощей, фотографию всей семьи, да и ушла из дома.

Идёт себе по полю да слезами горькими заливается. Обида давит, аж дыхание сводит.

Выскочил ей навстречу зайчик, скок да скок, прыг да прыг.

— Здорово, бабушка!

— Здравствуй, зайчик. Здравствуй ушастый.

— Куда это ты направляешься, да чего ревёшь?

— Как не реветь мне косоглазый? — отвечала бабка. — Как не плакать? Дедушка мой меня обижает постоянно. Всю жизнь мне недовольства свои предъявляет. Баньку вчера затопила, да заслонку забыла прикрыть. Вот весь жар и вышел. Как разгневался он, миленький зайчик, так обидел меня словами дурными, так обидел. Уж и такая я и разэтакая, и все бабки в нашей деревне хорошие, говорит, одна я — плохая. Я объясняю, что виновата. Ведь с каждым такое может случиться. А он мне все мои промахи в жизни припомнил. И как лепёшки сгорели в прошлом году, и как его ботинок пропал не знаю куда… В общем, всего и не перечислю. А сколько я ему хорошего за всю жизнь сделала, так он и не вспомнил ни разу. Поняла я одно: мешаю жить старому. Люди уж над нами смеются по деревне. Решила уйти в лес, да жить там одной.

— Да где ж ты там, бабушка, жить-то будешь?

— Чай не пропаду, милый. Построю себе шалаш какой, да и буду грибы да ягодки собирать.

— Жалко мне тебя, бабушка, дам тебе совет. За Куделевой поляной жил давно-давно отшельник один. Мне ещё о нём мой прадед рассказывал. Жил он в келье. Так отшельника того уж нет давно. Лет двадцать уж прошло, как он её покинул. А келья всё стоит. Не развалилась ещё, правда, покосилась чуть в бок. Так ты там первое время поживи. С Михайлом Михайловичем Топтыгиным познакомься. Он, если что, так поможет тебе келью-то подправить. Хороший он Михайло Михайлович.

— Спасибо, зайка, тебе за совет.

— Только вот вопрос ещё один у меня к тебе, бабушка. А что уж, если так невозможно тебе со старым жить, так ты к детям или к внукам не поехала?

— Да зачем же я им мешаться-то буду, зайчик? У них своя жизнь, а у меня — своя. Зачем обременять их стану? Я ведь не больная, не лежачая, сама ещё смогу себя обеспечить. Не знаю, уж сколько мне на роду написано прожить, но не хочу никому в тягость не быть. Да и обида меня гонит прочь от родных стен. Тяжко мне. Может быть, тишина леса, да пенье птиц, да воздух прозрачный помогут мне обиды прошлые позабыть. А пока не хочу обратно возвращаться.

— Тогда пока, добрая бабушка.

— Пока, зайчик.

До Куделевой поляны шла бабка три дня. Ночами лежала прямо на голой земле, плат под себя подстелив. Поревёт-поревёт, да дальше идёт. Обессилела совсем. Вдруг волк тут как тут.

— Куда бредёшь, старая?

— Волк, здравствуй, — заробела бабка, — бреду себе до кельи за Куделевой поляной.

— Зачем тебе келья?

— Да, жить там хочу, волк.

— Что ж так от человеческой жизни бежишь?

— Устала я, волк. Обидел меня мой дед. Обижает и обижает. Терпела я терпела до поры до времени, а тут вот лопнуло моё терпение, наконец. Хочу одна жить.

— Да, надо же так было довести человека. Жалко мне тебя, бабка. Давай подвезу тебя что ли.

Согласилась бабушка. Села волку на спину, да и поехала. Он её в два счёта до места доставил.

— Благодарю тебя, серый! — сказала бабушка и оглядела келью.

— Заходи, бабушка, в своё новое жилище. Если защитить тебя нужно будет, так зови громче. Я прибегу.

— Ладно, волк, серые уши. Обязательно к тебе обращусь если что.

Зашла бабушка в своё новое жилище. Тесновата ей показалась келья, да главное — крыша над головой. И этому бабка рада донельзя. Кругом иконы стоят, лампада старая, зипун истлевший лежит прямо на полу.

Присела она на старый табурет, вздохнула, причесалась, да принялась за уборку.

Нашла ручеёк невдалеке от кельи, в ведре ржавом водицы принесла. Пыль стёрла тряпкой фланелевой, взятой из дома. Пол подмела, да застелила веточками берёзы.

Присела отдохнуть, тут стук в дверь раздался. Вышла бабушка, глядь — медведь стоит, собственной персоной.

— Здравствуй, бабушка. Давно ль пожаловала в соседи ко мне? Я тут неделю гостил в соседнем лесу у матки своей.

— Здравствуй, медведь. Сегодня пришла к вам в лес. Вот хочу здесь в этой келье поселиться. Коль примите, конечно, в вашу лесную семью.

— Чем же люди-то тебе так опротивели, что к нам подалась на старости лет?

— Старик мой обижает меня уж очень шибко. Не стерпела обиды я, да и ушла. Устала терпеть, наверное.

— Избил что ли, сердечную?

— Что ты, медведушка, что ты, — испуганно замахала руками бабка, — николи такого и не бывало.

— Так что ж тогда?

— Да ведь иногда, медведь-богатырь, словами да действиями всякими можно такую рану нанести, что сильнее чем от физической боли, душа болеть станет.

— Ну, живи, коль так получилось. В обиду я тебя старая никому не дам. Будем вместе за мёдом, грибами да ягодами ходить. Мяском иногда побалую тебя. Да только ж вы, люди, его сырым не едите.

— Так спички я взяла из дому, да зажигалки всякие разные. А ещё есть у меня фонарик.

— Сгодится тебе и фонарик тут. Хотя светлячков на поляне — тысячи. Плохо ли хорошо ли, а лес освещают. Сейчас я дубовый пень принесу, подопрём немного твою келью, а то она вбок накреняться стала. Не ровен час — свалится.

Так и стала бабка в лесу жить по соседству с дикими зверями. Эти лесные браться её не обижали ни морально, ни физически…

Не забывала бабка и про деда. Ягод, грибов, мёда наберёт, просит волка отнести во двор. Тот отказывался поначалу, а потом согласился. Принесёт съестные припасы, да на крыльце оставит.

А бабка огород завела. Насажала семян моркови, лука, укропа, тыквы…

Зайка заскочит в гости, она его морковкой угостит. Тот ей щавеля дикого принесёт в знак благодарности.

Медведь тыквой любил побаловаться. Показал бабке место, где фрукты, овощи на зиму сохранить можно.

Еду бабушка готовила на костре. Бобры ей дров помогли заготовить. Птицы семена различные приносить стали.

А однажды в полдень, стук в дверь кельи раздался. Вышла бабка на улицу, а у входа кот сидит, здоровый такой. А рядом коза пасётся.

— Привет, бабушка. Васькой меня кличут. Умер у нас хозяин. Так мы с козой Зинкой прослышали от диких зверей про тебя и решили с тобой вместе жить, коли примешь нас, конечно.

Обрадовалась бабка, приняла животных, как родных. Вместе всё как-то веселее. Медведь с бобром сделали импровизированный загон для козы из веток липы. Бабка их за это молоком Зинкиным угостила.

Все звери довольны были новой соседкой.

А вот деду стало жить не сладко. Стал он без бабки жить плохо. В доме не прибирался, баню не топил, еду не готовил, бельё не стирал. Волосы на голове стали ниже плеч, борода отросла чуть ли не по пояс. На огороде всё хозяйство забросил. Что росло, то повяло, да погибло. Корову добрые соседи выдаивали и кормили, а то бы плохо ей пришлось. В избе все углы паутиной затянулись, посуда грязная по углам стоит. Дети приезжали пару раз, помогли порядок навести. Отмыли старика, в избе прибрались, баню истопили. Помыли, побрили отца, да отругали ещё за мать свою. Велели деду её найти и испросить прощения за своё поведение. Потом в город обратно уехали, а на душе то кошки скребут: куда мать подевалась не знают. Тошно без неё и скучно.

Бабкины дары здорово деда выручали. А так бы с голоду помер, наверное.

Вот лежит дед один раз в пустой кровати и тоскует. Стал он думать-размышлять, за что ж его бабка-то бросила. Да вдруг всё и понял старый. Дошло наконец, каким лентяем он был. Ни в чём за всю жизнь своё супруге не помогал. Понял, что благодаря своим дурным словам и глупым мыслям, остался один. Понял, как понапрасну обижал бабку, как срывал на ней своё плохое настроение. И так горько деду вдруг на душе стало, аж заплакал старый. Проплакал он всю ночку. А утро пришло, стал думать о том, как же ему отыскать свою бабку. Он был уверен на сто процентов, что она жива-здорова. Ведь кроме неё некому было боле чуть ли не каждый день присылать гостинцы.

Дед определил примерное время, когда угощения на крыльце оказываются, и спрятался под крыльцо.

Первый раз просидел зазря: никто не пришёл и ничего не принёс. На второй раз деду повезло. Только светать стало увидел он в щель между досками волка серого. Подскочил тот к крыльцу, скинул узелок и только хотел убраться восвояси, как заскрипели отодвигаемые доски и показался дед.

— Стой, волк!

— Чего тебе, старый? — прохрипел волк.

— Скажи, пожалуйста, это ведь моя бабка передаёт эти гостинцы мне?

— Не скажу я тебе ничего, — оскалился серый, — и было бы в моей воле, тяпнул бы тебя старого хрыча за ногу. Да уважение имею к человеку, посылающему меня сюда. Уйди, дед!!! — огрызнулся напоследок волк, да и в лес утёк.

Заплакал старый, разобрал гостинцы. Нехотя позавтракал. Опять посидел на крыльце, подумал, да и надумал пойти в ту сторону, куда волк убежал.

Пошёл. Идёт-идёт, на поле вышел. Заяц по полю скачет.

— Здорово, дед! Куда путь держишь?

— Бреду вот, заяц, старуху свою ищу. Третий годок пошёл, как кинула она меня сердечного, да и ушла в неизвестном направлении. Худо мне, братец, без неё. Может где видел ты мою бабку?

— А, — засмеялся заяц, — знаю я дед, почему один ты жить остался.

— Да, я уж сам всё понял, заяц, — вздохнул дед.

— Рассердил, наверное, чем-то?

— Рассердил, — вздохнул дед.

— Напраслину, наверное, на неё наговаривал?

— Наговаривал, — опять вздохнул дед.

— Так живи один, — предложил заяц, — ворчать не на кого, обижать некого…

— Не могу, заяц, я жить больше без неё. Тоска меня гложет. Прощения хочу попросить у неё за все мои закидоны. Может простит старого дурака?

— Да успокойся же, старик. В деревне же все остальные бабки лучше твоей намного.

— Нет! — закричал дед. — Нет никого лучше неё. Ни одна другая бабка с ней даже не сравнится.

Опять дед заплакал.

— А поди вернется к тебе, опять обижать начнёшь? — не удержался от такого вопроса заяц.

— Что ты! — воскликнул дед. — На стул посажу и любоваться буду. Цветами закидаю. Во всех делах помогать буду, лишь бы только вернулась родная моя и разлюбезная супруга.

Не выдержал тут заяц, заплакал вместе с дедом. Уж больно старика ему жалко стало.

— Ладно, дед, — через некоторое время сказал заяц, — не хотел тебе говорить, да скажу. Живёт твоя бабка за Куделевой поляной в келье отшельника. Живёт ладно и справно. Со всеми дружит, ни с кем не ругается. Все звери её уважают и помогают по мере возможности. Она тоже в долгу не остаётся: чем может — помогает. Заботливая она у тебя и трудолюбивая. Одно слово — золото, а не бабка. Так коль вернётся она к тебе — не смей её обижать! А то всей лесной братией к тебе в гости придём, будем тебя уму разуму учить.

— Я понял всё, понял, — осторожно произнёс дед, — ещё раз поблагодарил зайца и пошёл за своей бабкой.

Вот уж третий день путь держал дед. Один раз малинник нашёл. Стал лакомиться малинкой, а там медведь тоже эту ягоду собирает. Оторопел дед.

— Здравствуй, медведь.

— Здорово, дед. Куда путь держишь? Иль по малину пошёл?

— Нет. Я за бабкой своей иду. Прослышал я, что живёт она за Куделевой поляной, так туда и бреду. Проголодался вот, решил малинкой полакомиться.

— Ах, это ты бабку нашу довёл до того, что она в лес сбежала?

— Я, — сознался дед.

— А сейчас значит раскаялся и идёшь с добрыми намерениями?

— Да, медведь.

— Не пойдёт она с тобой обратно, наверное.

— Это почему ж?

— Здесь ей лучше, чем с тобой.

— Посмотрим, медведь.

— Посмотрим, дед.

Привел медведь деда к бабке. Та его увидела, руками всплеснула, да на шею бросилась. Медведь оторопел, а дед ухмыльнулся радостно. Сразу про детей и внуков расспрашивать начала. Дед ей всё отвечает.

— А твоё здоровье как? — спрашивает бабка.

— Опять же только благодаря тебе жив и здоров. Ты ли мне гостинцы присылала?

— Я, — созналась бабка.

— Возвращайся домой.

— А зачем я тебе там? Я здесь живу в дружбе со зверьём. Звери здесь хорошие, за меня горой стоят. Да, потом, у меня вот кот живёт, коза. Куда ж я их оставлю?

— Да козу и кота заберём домой, — ни минуты не сомневался дед, — и жить с тобой теперь в ладу будем. Понял и осознал я свои ошибки. Пойдём домой.

Долго дед бабку уговаривал. Уговорил, наконец. Стала она собираться. Все звери в округе про это узнали, на поляну пришли. Уговаривали — не возвращаться. Но бабка уже всё решила, да старика своего простила.

Обещание звери взяли со старика, что жить теперь будет с бабкой без скандалов и ругани, себе и ей в удовольствии. Потом принесли даров лесных, да помогли до дому добраться.

С тех пор живут дед с бабкой в любви и радости.