Начало

— До конца урока пятнадцать минут, — оторвавшись от журнала, снова проинформировала с нотками высокомерия в голосе Екатерина Игоревна, — как только прозвенит звонок, вы должны будете немедленно сложить стопкой свои тетради на край моего стола и покинуть стены класса. Напоминаю это для особо одаренных. Слышишь меня, Колесников? Не хочу, чтобы получилось с тобой как в прошлый раз.

Сережка Колесников, сидевший на «Камчатке» испуганно отозвался на свою фамилию, а потом улыбнулся, вытер нос (насморк был его визитной карточкой) и прогнусавил:

— Слышу, Екатерина Игоревна. Такого больше не повторится. Я, может быть, даже раньше звонка сдам свою тетрадку.

Полтора месяца назад Екатерина Игоревна прождала полчаса, прежде чем Сережка дописал изложение. Нет, мальчик не отличался медлительностью, и текст изложения был не таким уж и большим. Писать свою работу он начал посередине урока, а все, потому что оставил шариковую ручку дома. Пол-урока сидел молча, боясь попросить учебный инструмент у одноклассников.

— Екатерина Игоревна, — Лизка, которая училась лучше всех в классе (если уж и не в самой школе, а может и во всей вселенной), снова нетерпеливо потянула вверх свою тоненькую ручку, — каким словом можно заменить «царящий»? Просто мне кажется, оно не совсем подходит для предложения.

«Господствующий, властвующий, преобладающий, доминирующий» — мигом пронеслось в голове Миши. Вслух он бы этого не произнес. Лишнее внимание ему сейчас вовсе не к чему.

— Лиза, ты все равно можешь написать это слово, — учительница даже не подняла голову на вопрос лучшей ученицы, продолжая листать журнал, — смысл не изменится. За ошибку я это считать не стану.

— Хорошо, Екатерина Игоревна, — и одарив весь класс своей фирменной улыбкой «мое изложение все равно будет лучшим, несмотря ни на что», Лизка снова с важным видом уткнулась в свою тетрадку.

И вот в этот момент сзади Миши раздался шепот, который он боялся услышать все предыдущие двадцать пять минут:

— Пссс, Жиртрест! Дай списать!

Учебный год подходил к концу. Для получения итоговых оценок ученики 4 Б должны были выполнить некоторые итоговые работы по каждому из предметов. По арифметике, например это тест, по литературе — сочинение, по физкультуре — нормативы физподготовки. Русский язык был последним предметом в табеле, и чтобы его клетка для оценки не пустовала, нужно было написать изложение. Миша — тихий неприметный четвероклассник неплохо справился со всеми предыдущими предметами. Четверка по арифметике, пять по литературе, пять по истории, пять по изобразительному искусству, четыре по музыке. Даже по физкультуре сумел получить четверку от Валентина Евгеньевича, постоянно ворчащего физрука. Он сдал все нормативы, пробежав стометровку за полминуты и подтянувшись на перекладине четыре раза. Весьма неплохие результаты для одиннадцатилетнего мальчика, чей вес составлял сорок два килограмма.

Вообще, если говорить о весе, то стоит отметить, что он занимал в жизни Миши немаловажную роль. Каждый из учащихся 4 Б имел свои особенности. Кто-то был чересчур высоким для четвероклассника, кто-то наоборот — ростом напоминал дошкольника. Кто-то носил очки, а кто-то брекиты. Дима Скороходов был сплошь усыпан веснушками. «Рыжий, рыжий, конопатый, — постоянное обращение в сторону Димы, — «где ты закопал своих родителей, Рыжий?» Стас Кочетков был немного смугловатым. «Негр» — постоянно слышалось за его спиной, — у меня есть банан в сумке. Как насчет того чтобы почистить мои ботинки? Тогда ты сможешь съесть его вместе с кожурой». У Любы Банниковой глаза были разных цветов. «Ой, смотрите! Кто это нарисовался? Ни кто иной, как наш циклоп. Страшитесь, ребята! Не все сегодня вернуться домой». Почему «Циклоп» ни кто и не задумывался. Просто называли Любу этим прозвищем еще с детского сада. Многие из ребят становились объектом различных насмешек со стороны учеников «без изъянов». Хотя изъяны были практически у каждого. У Вити Булавина был огромный шрам на лице, у Ярика Колодкина постоянно сыпалась с головы перхоть, у второгодника Никиты Сафронова все лицо раньше времени покрылось прыщами, а у Женя Иванов вообще второй год приходил на занятия в одном и том же свитере. Разница между Димой, Стасом, Любой, Витей и Яриком, Никитой и Женей заключалась в очень простом факте — первые были «лохами», вторые — «крутыми перцами». Для вторых первые были своеобразными ничтожествами, недочеловеками. Их можно было безо всяких последствий оскорбить, а иногда и толкнуть. «Крутых перцев» никто не мог оскорбить. Даже смотреть на них было опасно, и «ничтожества» постоянно старались держаться подальше от них, а при встрече наклоняли голову вниз и ускоряли шаг, чтобы пройти как можно незаметнее. Школа была начальной, и поэтому исключала возможность того, что «крутые перцы» станут объектом издевательств со стороны пятиклассников или шестиклассников. Так что, «крутые перцы», учащиеся в четвертом классе беспечно господствовали во всей школе.

Миша Архипов относил себя к «ничтожествам». Причина этого (как он думал в течение всего обучения в начальной школе) была в сорока двух килограммах упомянутых выше. Лишь позже он поймет — не вес был его недостатком, послужившим поводом для постоянного презрения, а характер. Характер робкого, стеснительного, молчаливого, не способного постоять за себя мальчишки. Да, Миша был самым толстым учеником в школе, но если бы он правильно реагировал на насмешки, то в скором времени смеяться над ним перестали бы.

Первый класс. Миши надоело целыми днями торчать в детсаде. Он рвется «получать знания», как сказала его мама однажды папе. Немного опоздав на первую линейку, Миша с широко раскрытыми глазами робко отворяет дверь и переступает порог класса. Все внимательно разглядывают своего одноклассника. Миша видит пустующую парту и направляется к ней. Его одноклассники о чем-то перешептываются. Миша догадывается, что говорят про него, но старается не обращать внимание. Внезапно он спотыкается и падает, едва успев выставить вперед руки, чтобы не разбить нос. По классу проносится оглушительный смех. Смеются все: мальчишки, девчонки, и даже (Мишу расстроило это больше всего) смеется учительница. «Ну, здравствуй, Мамонт», — сказал тогда один из одноклассников.

Гена Урванцев принадлежал к числу «крутых перцев». Более мерзкого создания, как считали все в школе, начиная с первоклашек, заканчивая уборщицей, просто не могло быть на белом свете. «Отпетый хулиган» — говорила о нем в учительской Нина Афанасьевна. «Настоящий отморозок!» — в слезах кричала молоденькая стажерка, которую Гена довел до того, что она сбежала из школы после нескольких занятий. «И кто из него вырастит?» — задумчиво бросал дворник своему напарнику, провожая хулигана взглядом. Даже многие из «крутых» старались держаться от Гены подальше. Спасало всех не особая привязанность хулигана к школе. На занятиях он появлялся не чаще нескольких раз в неделю, да и то, только после того, как директор лично, заручившись поддержкой работников социальной службы, наведывался к нему в дом. Гена дважды оставался на второй год — один раз во втором классе и один — в третьем. Через несколько месяцев ему исполнялось четырнадцать, а самому старшему из его одноклассников было одиннадцать. Шесть лет Гена терроризировал школу, и все теперь молили бога, чтобы хулиган хоть как-нибудь закончил четвертый класс, и покинул пределы «храма науки». Будет ли он учиться дальше, и что вообще его ждет в будущем, никого не волновало. Все хотели одного — избавиться от этого порождения зла.

Миша стал объектом издевательств со стороны Гены с самого первого класса. Но если раньше ему удавалось довольно редко попадаться на глаза тирану, то теперь, после того как он попал в один с ним класс, издевательства стали просто невыносимыми. Раньше обходилось лишь словесными оскорблениями (в столовую направился жиртрест, небось, целых сорок минут ничего не ел, беги, беги, а то так и похудеть так не долго), да легкими толчками (уйди с дороги, кусок жира, не видишь большой дядька по делам спешит). Теперь Миша попал в непосредственную близость Гены, и соответственно привлек к себе еще больше ненужного внимания со стороны хулигана. «Есть мелочь, сопляк? Выворачивай карманы!» «Кто это у нас тут жвачку жует? А ну давай ее сюда!» «Мне нужно несколько тетрадных страниц, чтобы позапускать самолетики из окна. Возьму-ка я твою тетрадь, туша» — таковы были одни из немногих постоянных обращений Гены. Со временем упитанный мальчик стал «любимчиком» хулигана, и не упускал случая, чтобы унизить одноклассника всеми возможными способами. Однажды на физкультуре он сдернул шорты с Миши, показав всем, что одноклассник — будущая звезда фильмов «18+». Был случай, когда Гена толкнул Мишу, в очереди столовой на девочку, несущую поднос с едой. Девочка обожглась супом и запачкала свое «любимое платьишко». Приехала мать девочки и устроила скандал, сравнимый по масштабам разве что с кознями египетскими. Миши пришлось просить прощения и уверять всех, что это произошло случайно. Гена же остался ни при чем. Возможно, все и догадывались, чьих рук это дело, но связываться очередной раз с этим хулиганом не хотелось. «И без того хлопот хватает» — вздохнул тогда директор. Миша взял в привычку всякий раз завтракая, молиться, чтобы сегодня Гена не появлялся в школе. Иногда Господь слышал его слова, и день Миши проходил относительно неплохо, а иногда, видимо пропускал молитвы мальчика мимо ушей, и тот вынужден был страдать, до тех пор, пока не прозвенит звонок с последнего урока.

***

— Эй, Жирдяй, я к тебе обращаюсь! — снова раздалось позади Миши. На этот раз громче.

Миша крепко сжал в руке ручку, и едва удержался, чтобы не обернуться к сидящему позади Гене. Довольно сложно избавиться от привычки, приобретенной за девять учебных месяцев. Сегодня он не обернется. Все уже решено.

— Оглох что ли, Архипов? Дай списать говорю! — Гена уже не шептал, а гнусаво бубнил. В его голосе почувствовались злобные нотки.

«Сегодня он не получит того, что хочет, — Миша продолжал игнорировать обращение одноклассника, переписывая готовое изложение из черновика в чистовик, — пятнадцать минут я продержусь. Силой отбирать тетрадь на уроке он не станет».

— Эй, Кусок сала, ты что, офонарел? Не делай вид, что не слышишь! — злобный тон приобрел панически-истерический оттенок. Гена прекрасно слышал об оставшихся пятнадцати минутах, а в тетрадке его (Миша нисколько в этом не сомневался) кроме сегодняшней даты ничего не было написано. Даже если «Кусок сала» даст сейчас ему тетрадь, тот не успеет переписать все изложение. Но тетрадь он не получит. Не сегодня. Так, что сдавать, ему придется пустую тетрадку.

— Архипов, Козел! На неприятности решил нарваться? — в спину Миши уперлась шариковая ручка. Не очень больно, но если бойкот продолжится, то Гена начнет тыкать все больнее и больнее.

«Не оборачивайся, не оборачивайся, — уговаривал себя Миша, — осталось около двенадцати минут.

Он решил, что сразу после звонка выскочит из-за парты и сдаст свое изложение (оно, кстати, получилось весьма интересным) одним из первых. Уйдет из класса раньше остальных, добежит до гардероба, заберет свою куртку и умчится домой. Все это он планировал сделать очень быстро, так чтобы Гена не успел подкараулить его за углом школы.

Пару дней назад Миша узнал от знакомого Кости Хабарова, учащегося в 4 А, что дела Гены оставляют желать лучшего. Мама Кости работала учительницей арифметики. Как-то в учительской директор завел разговор о главном хулигане школы. Он сказал, что если Гена провалит сдачу хотя бы одной из итоговых работ, то будет учиться в четвертом классе еще один год. Учительница арифметики сказала об этом сыну, а тот в свою очередь поделился информацией со своим товарищем. Выполнил ли Гена работы по другим предметам, Миша не знал — хулиган не появлялся на последних уроках и сдавал все во время резервных занятий. На сдачу изложения по русскому языку он умудрился прийти, как следует. Наверняка, для того, чтобы воспользоваться возможностью списать текст у кого-то из одноклассников, а подходил лучше всего для этого, конечно же, Миша.

Ночью перед сдачей изложения Миша лежал в кровати. Он долго не мог уснуть, размышляя о том, что его ждет завтра. Если Гена соизволит прийти на последнее занятие русского языка, то, без всякого сомнения, потребует от Миши тетрадь с изложением, чтобы переписать его. Конечно, Миши проще будет дать хулигану списать, так же как он делал раньше. Однако он собирался поступить в среднюю школу. Он становился взрослее, и стоило начинать мыслить глубже. Гена, наверняка, сдал все работы по арифметике, литературе и истории. Преподаватели так устали от наглого тупицы, что пошли на серьезные уступки. Все для того, чтобы этот отброс покинул их. Пусть дальше с ним возятся преподаватели средней школы. Русский язык — последнее препятствие на пути Гены в пятый класс.

Миша представил, что его ждет в будущем. Он дает списать свое изложение, а может и пишет новое Гене. Гена сдает работу и получает диплом об окончании начальной школы. Отсидев в младших классах шесть лет вместо четырех, переросток наконец-то уходит. Все довольны и счастливы. А дальше? А дальше вот что: Гена поступает в ту же школу, что и Миша, а возможно даже в тот же класс. Никто не отменял контрольные и сочинения в средней школе. И если Миша снова окажется рядом, то кому суждено делиться своими работами с хулиганом? Старому доброму Куску сала — вот кому. Но дело не только в контрольных. Миша давно настроил себя на то, что в новой школе, он начнет жизнь с чистого листа. Никаких насмешек, хихиканий и стягиваний штанов. Впереди новая жизнь. И естественно Гене в ней нет места. Попади Гена в тот же класс что и Миша, мучения продолжатся, приобретя новую силу. И Миша может этому воспрепятствовать этому. Все что требуется — не давать однокласснику свое изложение. Всего то! Но не все так просто.

— Архипов, Боров жирный! — Гена наклонился вперед и довольно-таки сильно ткнул ручкой впереди сидящего одноклассника, — не беси меня!

Произнесены последние слова были совсем уж громко.

— Урванцев, прекрати отвлекать ребят! Если ты закончил со своим изложением, то можешь быть свободен. Положи тетрадь на стол и выйди из класса, а обсудить, кто что написал, можешь после звонка, — Екатерина Игоревна давно заметила, как Гена елозит, но сделать замечание решила только сейчас.

Хулиган на время прекратил тыкать ручкой Мишу. До тех пор пока учительница, вновь не уткнулась в журнал. Миша чуть отодвинулся со стулом вперед, чтобы увеличить расстояние между ним и задней партой. Гену видимо, это начало действительно выводить из себя. Он пододвинул свою парту вперед, снова сократив дистанцию, и уже со всей силы вонзил ручку меж лопаток непослушного одноклассника.

— Последний раз обращаюсь, Жирдяй! — голос Гены уже не предвещал ничего хорошего. Он видел, что многие из одноклассников встают с мест и, оставив тетради на учительском столе, с довольным видом выходят из класса.

— Восемь минут, — еще раз весело проинформировала Екатерина Игоревна, — торопитесь, ребята. Как только прозвенит звонок, я встану, сгребу эту кучу тетрадей и уйду домой. Кто не успел, тот сам виноват.

Конечно, это был блеф. Екатерину Игоревну можно было догнать в коридоре и отдать свое изложение. Можно было принести тетрадь в учительскую. В крайнем случае, можно было заявиться домой к учительнице, принеся ей свою работу. В любом случае, она приняла бы тетрадь. Обязана была принять. Но Гене от этого легче нисколько не становилось. Парший Жиртрест вздумал шутить с ним шутки.

— Архипов, Тварь! Повернись, когда я к тебе обращаюсь! — ручка прилетела в затылок Миши. Гене надоело безрезультатно массировать спину с толстой кожей бегемота, и он, в ярости размахнувшись, зашвырнул «Erich Krause» прямо в голову одноклассника, — дай списать, сучара!

Миша планировал не реагировать на назойливого паразита все сорок минут, но ручка ударила его так сильно, что он сам разозлился. Не отдавая себе должного отчета в действиях, находясь еще в некотором состоянии аффекта от боли, он наконец-то выполнил волю Гены. Развернулся и злобно посмотрел на хулигана.

— Списать дать? — голос прозвучал хладнокровно, но взгляд Миши переполняла злоба. От этого взгляда Гена и не сразу нашелся со словами, но быстро собрался, вспомнив, что хозяин ситуации — он.

— Да. Давай сюда свою писанину!

— А не пошел бы ты куда подальше! — Миша швырнул ручку на парту Гены и снова отвернулся.

Как отреагирует на это Гена, он не знал. Несколько минут с задней парты ни издалось, ни звука — хулиган наверняка был повергнут в шок. Конечно, он надеялся (не просто наделся, а был уверен), что без проблем спишет изложение у одноклассника. Вместо этого его отправили куда подальше. Произошло нечто сверхъестественное, и Гене потребовалось немало времени, чтобы понять, как поступить дальше.

— Пять минут, — воскликнула Екатерина Игоревна, — закругляемся, ребята.

— Архипов, мать твою! Дай списать, — голос Гены звучал теперь по-другому. Понятно было, что он уже не надеялся получить тетрадь Миши. Да и если бы он и получил, то переписать пяти минут ему вряд ли хватило бы. И все же он не придумал ничего лучше кроме как продолжать требовать столь желанную тетрадку.

Миша больше не оборачивался. Он дописывал последние предложения в чистовик, слушая какие-то невнятные бормотания хулигана-паразита сзади. Все было кончено. Он сдержался. Гена проиграл и остался с пустой тетрадью.

За две минуты до звонка, Миша собрал свои принадлежности в ранец и с тетрадью в руке направился к учительскому столу. Поднимаясь со стула ему показалось, что он услышал позади что-то вроде: «ты труп, Жиртрест!»

— Закончил, Миша? — как-то неискренне обрадовалась учительница, увидев идущего к ней ученика. Она давно уже не листала журнал и потихоньку собирала свои вещи в сумку, — я думала, ты не успеешь.

Миша никак не ответил на слова Екатерины Игоревны. Как всегда. Учительница русского языка нравилась ему меньше остальных преподавателей. Всегда казалось какой-то пустой и недалекой. Впрочем, теперь это не важно. Больше не придется слушать ее глупую циничную болтовню.

Положив свою тетрадь поверх остальных, Миша взглянул на Гену. От увиденного побежали мурашки. Таким видеть одноклассника ему еще не приходилось. Даже когда один из второклассников, играя в футбол, угодил хулигану прямо в лицо. Повезло второкласснику, что он был совсем маленьким по сравнению с этим бугаем, и поэтому отделался парой ударов ногой под зад и несколькими щелчками по голове. Сейчас же лицо буквально Гены перекосило от ярости. Наполненные кровью глаза злобно сверлили Мишу. Перед ним, лежала тетрадь с чистыми как снег листами. Подходя к двери, Миша увидел, как Гена недружелюбно прожестикулировал — провел большим пальцем по шее: «я убью тебя!»

Закрыв за собой дверь, Миша рванулся бегом к гардеробу. Странное чувство переполняло его — смесь восторга и дикого ужаса. Он все-таки не дал списать, и Гена упустил свой шанс выбраться из этой школы. Получилось! Но радоваться было рано. Главное сейчас — скрыться как можно быстрее. Забрать куртку и умчаться со всех ног домой. Может сесть на автобус? Нет, лучше старой проверенной тропой — тропой, по которой он постоянно срезал свой путь из школы. Дома можно устроить маленький праздник в честь триумфа. Зайдет в магазин, купит тортик, нальет чаю и устроится поудобнее за просмотром своих любимых «Симпсонов». Будем сидеть и радоваться жизни. Он победил. Выкуси, Гена, выкуси! Впрочем, пока это не важно. Сначала нужно добраться до гардероба, а потом можно подумать и об остальном.

Тетя Зина, гардеробщица огромных габаритов, помимо постоянно скверного расположения духа отличалась просто неестественной медлительностью. Медлительностью во всем. Принимая номерок у посетителя, она направлялась к вешалке, снимала куртку, на его место вешала взятый номерок, а после возвращалась к проему и выдавала верхнюю одежду ее хозяину. Весь процесс занимал чуть ли не полминуты. Ужасно долго, если учитывать, что гардероб не очень большой. К тому же на улице сейчас была середина мая, и в куртках приходили уже единицы. Миша и сам не хотел идти в ветровке, но мама настояла — пасмурная погода, да к тому же по телевизору обещали дождик.

Коллега тети Зины — тетя Таня, как бы в противовес, обладающая сильно бросающейся в глаза худобой, не уступала первой в плане злобного характера, но выдавала одежду она намного быстрее. Поэтому Миша был крайне раздосадован, увидев в проеме гардероба «Моржа», как называли за глаза, тетю Зину. К тому же здесь столпилась куча первоклашек. Они ее дотягивались своими маленькими ручонками, отдавали номерки и забирали куртки. Миша едва поборол в себе желание растолкать этих малышей и протиснуться к тете Зине первым с криком: «Пошли вон! Дайте мне пройти первым! Иначе придется вам скидываться мне на венок!»

В очереди остался последний первоклассник, когда прозвенел звонок, и сердце у Миши упало. К счастью, тетя Зина на редкость быстро выдала куртку малышу, и вот уже исчезла в проеме с взятым номерком Миши. Миша уже натягивал куртку, когда в фойе гардероба появились его одноклассники, отпущенные училкой русского языка.

— Миша, тебя к себе Екатерина Игоревна требует, — важно заявила Лизка, — говорит, чтобы ОБЯЗАТЕЛЬНО зашел.

«Какого лешего ей понадобилось?» — раздосадовался Миша. Он почти вышел из школы, и тут учительнице зачем-то вздумалось его задержать. В голове промелькнула забавная мысль — Екатерина Игоревна и Гена в сговоре. Оба хотят проучить Мишу, вот и сотрудничают. Немного поколебавшись, Миша все-таки направился в сторону класса.

Учеников в классе было еще довольно много. Несмотря на слова Екатерины Игоревны, многие сидели и дописывали последние строки своих изложений, а сама учительница терпеливо ждала, пока они закончат за своим столом.

— А, Миша, гений литературы! Подойди ко мне мой мальчик! — воскликнула училка, увидев вернувшегося ученика.

Гена, который сидел и что-то строчил в тетради (Мише оставалось лишь догадываться что именно), не замечая того, кого пообещал убить, услышав восклицание Екатерины Игоревны, поднял голову, и на его физиономии вновь появилась яростная гримаса.

— Ты ничего не забыл, Миша? — учительница подняла его тетрадь и помахала им как веером, — попробуй вспомнить».

«Ну, что она томит! — разозлился Миша, — мне сейчас вовсе не до игр-угадалок».

— Нет, Екатерина Игоревна, ничего я не забыл, а если забыл, то скажите сразу. Я очень спешу.

Произнесено это было слишком уж серьезно для четвероклассника, и учительница на мгновение увидела, кем будет этот мальчик через много лет. Что-то ее в этом немного испугало, и она тут же решила сказать все напрямик.

— Подпиши свою тетрадь, Миша. У тебя конечно в изложениях просматривается свой стиль, свой узнаваемый почерк автора. Поэтому я сразу понимаю чье творение передо мной, но, понимаешь, некоторые формальности требуют, чтобы ученики подписывали свои тетради. Так что будь добр, если тебя не затруднит, — и она бросила его тетрадь на стол.

«Как же я мог забыть? — разозлился теперь уже на себя Миша, — обидно попасться на такой мелочи».

Он не спрашивая, схватил со стола ручку учительницы и быстро начал заполнять титульный лист тетради. Этого можно было бы и избежать, если бы писал изложение он в своей постоянной тетради, но вот незадачка — за пару недель до итоговой сдачи тетрадь пропала (Миша не сомневался, что руку к этому приложил его старый знакомый — Гена), и теперь пришлось заводить новую.

Заполняя последнюю строку титульника, Миша заметил краем глаза, что Гена уже собрался и начал подниматься из-за парты. На лице его читалось нескрываемая радость. То ли причина в том, что он все таки что-то умудрился начиркать в своей тетради, то ли в том, что этот «Жирдяй» не сумел от него удрать. Закончив, Миша швырнул ручку и тетрадь перед Екатериной Игоревной и сорвался с места.

— До свидания! — бросил он, уносясь быстрыми шагами из класса.

У него еще есть шансы. Гена пришел в школу в куртке (это Миша точно помнил). Пока хулиган будет заходить в гардероб, Миша благополучно умчится отсюда, ведь на нем-то уже одета куртка. Небольшое преимущество, но все же.

Планируй, но никогда, НИКОГДА не полагайся на этот план на все сто процентов. Всю следующую жизнь Миша будет следовать этому принципу.

Он уже выходил из школы, ликуя, что вернется домой целым и невредимым, когда в дверях наткнулся на Сергея Григорьевича, своего преподавателя истории. Сверх общительный историк всегда рад был остановить одного из лучших своих учеников и расспросить как у того дела. Этот день не стал исключением. Но сейчас не только желание поговорить заставило Сергея Григорьевича остановить мальчика, спешащего домой. Пару недель назад Миша принял участие в конкурсе между школами города в номинации на историческую тему. Он написал небольшое эссе про куликовскую битву. Эссе оказалось лучшим, и Миша соответственно победил. И теперь Сергей Григорьевич, получивший повод для гордости, хотел уговорить мальчика принять участие в конкурсе на новом уровне — между несколькими городами, чьи школы довольно плодотворно сотрудничали. Миша давно думал об этом и собирался в ближайшем времени связаться с историком, чтобы тот дал ему некоторые советы, что да как. Но Господи, только не сейчас! Не сейчас, когда единственное что ему нужно — умчаться от школы как можно дальше.

Минуты две Миша пытался прекратить беседу с историком, всячески намекая на то, что ему надо спешить. Сергею Григорьевичу давно перевалило за семьдесят, а, как известно людей в этом возрасте хлебом не корми — предоставь только пару ушей, готовых покорно слушать. В другой раз Миша бы уделил старику должное внимание. Сейчас же обходился лишь молчаливыми кивками: «да, да, пожалуй, вы правы» «нисколько не сомневаюсь». Лишняя фраза сразу бы придала силу речи Сергея Григорьевича.

Наконец Миша понял, что намеками он от старика не отделается:

— Сергей Григорьевич, я бы и рад с вами поболтать, но очень спешу, так что позвольте я вас покину.

— Конечно, конечно, Михаил. Задерживать я тебя не вправе. Иди и порадуй родителей еще одной успешной сдачей итоговой работы. А она ведь, успешная неправда? — подмигнул старик, — сам я терпеть не мог писать эти изложения…

«Все, хватит! Пора уже сваливать. Он от тебя все равно не отстанет. Руки в ноги, и беги, не оглядываясь!»

Не успел Миша сказать учителю «до свидания!», как он увидел выходящего из школы Гену. «Ну, все конец! — сердце его упало, — приехали! Надо было вообще не останавливаться». Гена шел, ковыряясь в своей сумке и не глядя вперед. Миша на какое-то время понадеялся, что хулиган так и пройдет мимо них, не поднимая головы. Гена возможно так бы сделал, но когда он поравнялся с ними, Сергей Григорьевич как будто назло бросил:

— Ладно, Миша, — историк дружески похлопал мальчика по плечу, — иди домой, раз спешишь. Мне тоже уже пора. И дома, когда отдохнешь, хорошенько подумай над моим предложением. В городской комиссии сидят не самые умные люди, но судят они справедливо. Ты знаешь, где меня искать, на случай если у тебя возникнут какие-то вопросы.

Услышав знакомое имя Гена, поднял голову. Глаза его сначала показались немного удивленными — о непокорном однокласснике он видимо на какое-то время позабыл, а потом на лице появилась хитрая ухмылка. Однако, задерживаться он не стал — не сбавляя скорости вышел во двор.

Сергей Григорьевич наконец-то оставил своего ученика, но теперь от этого Мише легче не стало. Постояв какое-то время у двери, он вышел на крыльцо.

Погода действительно была отвратной (как и настроение Миши), но обещанного до сих пор не было. Просторный двор школы не пустовал: пара учителей, шагающих домой; группа девчонок, собравшихся кружочком и о чем-то сплетничающих; один первоклашка стоял виновато, уставившись на землю перед матерью, за что-то его отчитывающей. Были и другие лица, но особого интереса у Миши они не вызывали. Гены нигде не было видно, но, вне всякого сомнения, было понятно — хулиган где-то неподалеку, притаившись, наблюдает за ним. Пока Миша в таком людном месте как двор — он относительной безопасности. Вопрос — как быстро двор опустеет.

Миша решил не терять зря времени. Гена пока мог просто не додуматься подловить свою жертву. Хотя и верил в это Миша с трудом — хулиган наверняка обрисовал в голове сцену расправы над одноклассником во всех подробностях еще в классе, когда понял, что изложение ему не получить.

«Тихоня» и «Отморозок» жили в разных окраинах города, и Миша всегда считал этот факт величайшим везением в жизни. Их пути помимо школы почти не пересекались. Миша приходил из дома с одной стороны, Гена с другой. Даже в саму школу они входили с двух разных выходов. Сегодня же выход, по которому уходил Миша, был закрыт.

Уличный туалет школы выполнял не столько свою первоначальную роль — эту функцию давно взял на себя теплый туалет с унитазами внутри здания, сколько роль своеобразного притона. Здесь собирались все «отбросы» школы, чтобы покурить сигареты или чего покрепче, рассказать анекдоты, посмеяться над девочками, преподавателями или «лохами». Одному богу известно, что здесь делали и помимо этого (сам Миша в этом году заходил в заплеванный и забросанный окурками гадюшник всего пару раз, когда теплый туалет был закрыт). Ни один визит Гены в школу не мог обойтись без посещения уличного туалета. И Миша не сомневался, что во дворе хулигана не видно, потому что он там — в этой провонявшей деревянной постройке, нервно докуривает «Aliance» и думает, как же ему убить толстяка.

Миша двинулся в обход туалету, вдоль стены мимо внутреннего двора. Он не отрывал глаз от деревянного сооружения, ожидая в любой момент появления из него одноклассника. Одноклассник с угрожающей физиономией бросится в сторону Миши, и тогда придется полагаться только на свои пухлые ножки. Но Гены все не было видно, и Миша посеял хрупкую надежду — хулиган ушел домой, решив не трогать мальца, а вместо этого хорошенько приготовить свой зад для приличной порции порки ремнем. О том, что Гену дома колотят за милую душу постоянно ходили слухи, но никто, естественно, не решался говорить, об этом открыто.

Миша уже потерял туалет из виду и хотел облегченно вздохнуть, когда неподалёку раздался знакомый голос, и внутри мальчика все похолодело:

— Домой собрался, Архипов? Подожди минутку. Хочу поздравить тебя с успешной сдачей изложения. Стой на месте, Мудак! — и Гена ухмыльнувшись и сжав кулаки, двинулся на растерявшегося одноклассника.

«Ну что же ты по сторонам-то не смотришь! Ждал, что он из толчка выйдет, а, оказалось, за углом подкараулил. Поймать тебя — раз плюнуть! На что ты надеялся? Что посеешь, то и пожнешь. Вот и получай свой урожай!» — Миша продолжал стоять с раскрытым ртом, и возможно еще долго стоял, если бы не сильный толчок в грудь. От крепких рук Гены его отбросило на пару метров, но на ногах он все же устоял. Вот тут-то он понял, что нужно что-то предпринимать. Либо бежать, либо сражаться. Конечно, бежать.

Гена в мгновение ока снова подскочил к однокласснику, схватил за куртку и начал трясти:

— Ты знаешь, какие проблемы из-за тебя теперь у меня возникнут? Знаешь, Мудак? Сейчас я тебе все объясню!

— Отпусти меня! — Миша схватил руку хулигана и принялся отрывать ее от куртки. Голос его прорезался, и он уже громче закричал, — ты сам виноват в своих проблемах.

— Ах, ты Гад, — злобно бросил Гена и отпустил куртку Миши, чтобы повторить толчок в грудь. На этот раз получилось не так удачно — Миша успел немного увернуться. Раздосадованный хулиган подскочил к однокласснику и схватил его за шею.

— Не сопротивляйся, — проговорил он в ухо Миши, наклонившись над ним, — чем сильнее будешь сопротивляться, тем ярче будут твои синяки.

Миша хотел закричать. Они были еще на территории школы, и крик о помощи наверняка многие услышали бы. «Сейчас, — пронеслось в голове, — кричи сейчас, иначе он скрутит твою глотку так, что ты пикнуть потом не сможешь».

— Эй, вы! — этот голос Миша узнал бы из тысячи. Виктор Васильевич — их школьный кочегар, — отпусти его, негодяй!

Гена не реагировал на эти слова, продолжая сжимать шею Миши, пока кочегар, подойдя ближе, не дал ему мощного пинка под зад. Гена от боли вскрикнул и выпустил Мишу.

— Сука! — выпалил он в гневе на Виктора Васильевича. Миша увидел по лицу хулигана, что тот не прочь накинуться на кочегара, посмевшего влезть не в свои дела. Однако Гене было всего тринадцать, а кочегару — чуть больше пятидесяти, и для своего возраста он был в прекрасной форме. Видимо, осознав этот факт и предположив, кто одержит победу, если дело дойдет до открытой схватки, хулиган отошел в сторону, потирая пострадавший зад.

— Я тебе покажу суку! — хладнокровно ответил Виктор Васильевич, — живо отучу младших обижать, паршивец. Не сильно пострадал? — обратился он уже к Мише.

Миша покачал головой. В горле кололо, поэтому разговаривать было трудно — Гена не пожалел сил для хватки.

— Да мы ведь просто играли, Виктор Васильевич, — хулиган попытался быть дружелюбнее, — верно, Миша? Мы просто решили побороться. Ничего серьезного просто игра.

— Щас я тебе такую игру устрою! — кочегар подскочил к Гене и замахнулся. Гена мигом отскочил.

— Не твое это дело, старый пердун, — огрызнулся Гена, теперь еще более злобным тоном, — мы здесь и без тебя бы разобрались. Вали в свою кочегарку. Тебя там бутылка уже заждалась, неудачник спившийся!

Глаза Виктора Васильевича округлились, а потом на его лице появилось выражение, которое Миша никогда раньше не видел. Видимо Гена попал в самое яблочко.

— Проваливай, тунеядец! — взревел кочегар и бросился на Гену. Тот отбежал на метров двадцать и снова начал сыпать оскорбления:

— Неудачник, неудачник, алкоголик, ничтожество, ИМПОТЕНТ!!! — последнее слово Гена постарался произнести как можно четче, как будто оно было самым весомым. О том, что оно значило, Миша даже не догадывался.

Виктор Васильевич, на несколько секунд остановившийся, снова бросился на хулигана, но тот в мгновения ока завернул за угол школы и больше не появлялся. Кочегар, переводя дыхание вернулся к Мише:

— Все в порядке, малец, — обратился он к Мише, — этот сучий потрох смылся. В следующий раз советую тебе иметь при себе что-нибудь для самообороны, если своими силами не можешь справиться.

Миша кивнул. Он подобрал с земли свой ранец и, не поблагодарив кочегара (говорить до сих пор было трудно) направился к калитке. Дойдя до забора, он обернулся, чтобы помахать своему спасителю, но тот уже покинул двор. Миша боялся, что как только кочегар исчезнет, Гена выскочит из-за угла школы и бросится доделать, то, что ему помешали сделать. Поэтому, как только нога Миша вышел со двора, он помчался как угорелый. Путь был один — старая проверенная тропа по нелюдимым закоулкам.

Он мчался минут десять не жалея сил. Наконец выдохся и обернулся. Гены не было видно. Конечно, не было. Гена возможно и никогда не знал, по какой дороге «Жирдяй» предпочитал возвращаться домой. Собственно говоря, последние минуты бежал Миша не, потому что опасался преследования, а от избытка эмоций. Немного неприятное ощущение в горле — самый благоприятный исход. Руки и ноги на месте. Ни порезов, ни синяков, ни ссадин. Он спасся. Спасибо Виктору Васильевичу. «Быть может, когда-нибудь я поставлю ему памятник», — радовался Миша.

Он уже перенесся мыслями в будущее: сидит в кресле, жует торт и смеется над очередной выходкой Гомера Симпсона, когда в голову ему прилетело что-то невообразимо твердое.

Миша вскрикнул и упал на колени. Мальчику, показалось как хрустнул его череп. Мир затуманился, перед глазами начали кружиться звезды. Создалось ощущение, что мозг сейчас отделиться от черепной коробки, и чтобы воспрепятствовать этому Миша схватился за голову. Какое-то мгновение он так и сидел, закрыв глаза и держась руками за череп. Осознание того, что произошло, пришло не сразу. Он схлопотал камень, это точно. Здоровенный плоский булыжник прилетел из ниоткуда и приземлился чуть выше височной доли. Сантиметром ниже, и возможно «Симпсонов» Миша никогда бы больше не увидел.

— В яблочко! — донесся из тумана восторженный крик, — с первого раза и прямо в голову! Гожусь я в снайперы, как думаешь, Жиртрест?

Миша поднял голову и увидел ухмыляющуюся физиономию того, кого он уже не планировал сегодня увидеть. Гена шагал к нему гордой походкой с горстью камней. Миша потряс головой, вытряхнув остатки тумана и начал быстро подниматься. Гене видимо, стоящий на коленях он нравился гораздо больше, потому что вслед за первым брошенным камнем в мальчика полетели остальные. Миша быстро среагировал и прикрыл голову ранцем. Два камня попали в ранец, три в туловище и еще один в бедро. Не самое приятное ощущение. Пара булыжников пролетела мимо цели.

Гена швырял камни, стремительными шагами сокращая расстояние между собой и подбитой жертвой. После каждого удачного броска, он ликовал:

— Опа, еще раз в живот! Кушать подано, господа! Блюдо дня — отбивная из сочного поросёнка, который вздумал выставить меня дураком. Думаешь, твой рюкзак спасет твое рыльце, Жирдяй? Ну, погоди у меня!

Когда до Миши дошло, что лучше всего было сейчас попытаться убежать, Гена уже подошел совсем близко. Опустив ранец, пострадавший увидел зловещую ухмылку хулигана в паре метров от себя. Не до конца отдавая себе отчета в действиях, Миша схватил камень, лежащий у ног, и швырнул обратно — в сторону обладателя. Он не целился, но цель была совсем близко, и этого оказалось достаточно. Камень пришелся Гене прямо в солнечное сплетение. Хулиган аж взвизгнул, согнулся пополам и плюхнулся на пятую точку. Что последовало за этим, Миша смотреть не стал — забросил спасительный рюкзак за плечи и рванулся в прежнем направлении.

Он бежал минуты полторы, не оборачиваясь по пустынному закоулку. Остановиться и повернуть голову казалось равносильно самоубийству. Поначалу за спиной слышались отдаляющиеся крики Гены — о чем тот кричал, Миша мог только догадываться.

Когда же Миша подумал, что уже можно обернуться, чтобы посмотреть, как далеко остался Гена, он услышал звуки, совсем ему не понравившиеся — топот ботинок по гравию позади себя. Через несколько секунд — ускоренное дыхание.

— Я размажу тебя, тварь! — с искренней угрозой бросил, догоняющий Гена, — ох, как же я тебя размажу! Мокрого места от тебя не оставлю!

Миша пожалел, что побежал в сторону дома, а не обратно в школу. Вероятность того что там им встретятся хоть кто-то из людей была выше, чем здесь — в закоулках, где максимум, проходят пару человек за весь день. Но разворачиваться было поздно, и оставалось молиться, что эта пара человек захочет прогуляться здесь прямо сейчас. Глупая надежда, но другой у Миши не было. Гена его, конечно, догонит, в этом нет никаких сомнений. Миша для своих габаритов бегал быстро, но не быстрее худощавого Гены.

— Стой, мудак! Стой, говорю или будет только хуже! — Гена был уже на расстоянии вытянутой руки, а прибавить сил, чтобы оторваться, Миша уже не мог. Он чувствовал, что тело его вымоталось.

Где-то он прочитал о каком-то «втором дыхании». Якобы, когда ты бежишь уже достаточно долго, и силы тебя покидают, открывается это «второе дыхание» и энергия возвращается удвоенной дозой. Но видимо не все обладают этим «вторым дыханием», потому что сил бежать у Миши не осталось, а новые так и не приходили. Когда Гена чуть ли уже дышал Мише в затылок, второму пришла безумная мысль — развернуться и принять бой. А вдруг получится победить? Весовые категории у них одинаковые. Но Миша тут же выбросил это из головы. Сама идея драться с Геной казалась чем-то невозможно-противоестественным.

Миша уже не мог бежать. Мышцы ног не справлялись с такой физической нагрузкой и становились какими-то деревянными. Казалось, что легкие внутри отваливаются от бронхов, а сердце в очередном импульсе готово выпрыгнуть из грудной клетки и продолжить бежать уже без хозяина.

«Эх, рано я обрадовался! — подумал Миша, повалившись в обочину, когда Гена догнав его, выставил вперед ногу и с силой толкнул в спину, — смотрел бы лучше по сторонам, все может быть, было бы и по-другому».

Миша повалился в русло неглубокого водостока, между дорогой и старым деревянным забором. Не успел выставить, как следует вперед руки и ушиб локти. Гена, предусмотревший это падение, просто перепрыгнул через расстелившуюся перед ним жертву. Пробежав по инерции еще пару метров, он развернулся и направился обратно. Миша уже начинал подниматься. «Вставай! Вставай! Лежащего тебя легче будет избить». Он оглядел канаву — ни одного камешка, лишь свежая майская зелень. Гена не сбавляя скорости, ударил его ногой. Удар получился не очень удачным (нападавший рассчитывал угодить ботинком в лицо, но Миша уже почти поднялся на ноги и Гена дотянулся лишь до плеча). Нога хулигана так и осталась на плече Миши. Секунды три они озадаченно смотрели друг на друга, как два акробата, разогревающихся перед тренировкой, не зная, что предпринять дальше. Наконец до Миши дошло, что Гена уязвим сейчас как никогда — стоящий на одной ноге. Понял это и сам Гена. Он попытался спустить ногу на землю, но вместо этого лишь закачался и отшатнулся в сторону. Миша попробовал схватить ногу противника рукой и подставить подножку, но лишь навалился на Гену, немного наклонившись. Нога спустилась на землю, и Гена отскочил на пару шагов, чтобы сохранить равновесие. Миша все-таки удержал от падения свое сорока двухкилограммовое тело.

— Думал, я не знаю про твою тайную тропу, Жирдяй? Думал, можешь со спокойной душой возвращаться домой? Нет, приятель. Остался последний урок. Последний в твоей жизни, — Гена подскочил к Мише, с размаху ударив того в скулу. Миша вскрикнул и закрыл лицо руками. Гена со всей силы лягнул его в живот. «Жирдяй» согнулся пополам, издавая приглушенные стоны. Хулигана так и подмывало отправить носок ботинка ему в голову, так удобно наклонившуюся. Но он сдержался — слишком быстро бы все закончилось, а ведь так хотелось растянуть удовольствие.

— Тебе вообще не стоило покидать школу, сосунок. Сначала я хотел просто избить тебя, но этот кочегар меня серьезно взбесил. С ним я как-нибудь позже поквитаюсь, а пока расплачиваться придется тебе, — самодовольно высказывался Гена, обходя достигнутую жертву кругами, — ты еще и посмел кинуть в меня камнем. За это тебе светит лишь одно, гаденыш. КИНУТЬ В МЕНЯ КАМНЕМ! — уже проорал он.

С последними словами, он снова бросился на Мишу, схватил его за каштановую шевелюру, попытался слегка поднять голову и ударил коленом. Миша успел прикрыть лицо руками, отчего удар получился не таким блестящим, как планировал Гена. Попытки защититься буквально выводила хулигана из себя. Он повторил удар, но Миша выставил руку вперед и остановил поднимающуюся ногу. Еще больше раздосадованный, Гена начал колошматить кулаками по затылку непокорной жертвы.

— Я УБЬЮ ТЕБЯ! УБЬЮ! — ревел он, размахиваясь и нанося очередной удар огромными (для тринадцати лет) кулаками.

Миша, не выпрямляясь, прикрыл руками голову и со всей силы боднул Гену в туловище. Хулигана мощным толчком отнесло на пару метров. Миша использовал момент и расправился в полный рост, приняв боевую позу. Хотел разъяренного быка, тореро? Получай.

Два мальчика стояли на расстоянии четырех, сжав кулаки, и сверля друг друга глазами. С каждым выдохом из их легких выходил воздух, отравленный яростью. Дыхни на цветок — сразу пожухнет дочерна. Самой злобной яростью, на которую способны два школьника, только вступившиеся в период проблем переходного возраста.

Миша вдруг осознал одну простую вещь: дать сдачи — вот все что ему осталось. Никаких больше надежд на то, что Гена сжалиться над ним и отпустит домой целым-невредимым. Никаких надежд на то, что из угла чудесным образом выйдет Виктор Васильевич и снова спугнёт хулигана. Никаких надежд на то, что Человек-Паук захочет прогуляться в это день по самой пустынной и нелюдимой улице во всем городе. Только от него самого — Миши зависит то, что сейчас произойдет.

Видимо осознание этого положения как-то отразилось на лице мальчика, потому что в глазах Гены при взгляде на противника тоже что-то изменилось. Теперь кроме лютой ненависти в нем читалось (Миша не мог точно сказать) нечто похожее на растерянность. Хулиган давно уже не имел дело с противниками в настоящей драке. Никому в последнее время даже не приходило голову дать сдачи отморозку. Поэтому Гена и привык избивать несопротивляющуюся мелюзгу, молящую жалкими глазками бить не очень больно и по возможности без синяков, чтобы дома было меньше шума. И вот впервые за долгое время в глазах своей жертвы кроме страха, он увидел другое чувство — уверенность. Уверенность в том, что даже самого грозного парня можно если уж не победить, то, по крайней мере, ударить пару раз. В конце концов, Гена — такой же кусок мяса, как и другие, может только чуть покрупнее. Да вот только Миша (Гена только сейчас начал это замечать) почти не уступал ему в габаритах. Они были одного роста, и вполне возможно одного веса. Разница была лишь в коэффициенте жира и мышц. Гене было почти четырнадцать, и телосложение его приобретала все больше признаки будущего мужчины. Одиннадцатилетний Миша же для своего возраста был довольно крупным. Он напоминал пузырь жира, но мышцы были и под этим жиром. Мышцы, которые при желании их обладателя способны были на многое. «Например, сломать мне шею», — пришла вдруг в голову мысль Гене.

Хулиган понял, что промедление расправы ничем хорошим ему не сулит и наконец-то бросился на Мишу. Миша, приняв оборонительную позу, попытался предугадать, куда ударит Гена, но не вышло. Тяжелый кулак хулигана пришелся прямо в глаз. Миша отшатнулся, и Гена набросился на него с комбинацией новых ударов. Бил в лоб, в уши, в щеки, в шею — куда только мог. Позже подключил для ударов и ноги. Миша защищался, как мог, но удары сыпались на него подобно граду. Он выигрывал пару моментов, чтобы контратаковать, оттолкнув иной раз нападавшего, но получалось как-то неловко — всякий раз Гена удачно отбивался, и наносил серию новых ударов.

Взглянув со стороны на это зрелище, кто-то из старшеклассников, наверняка бы улыбнулся — два мальчика, знакомые с дракой разве что по фильму «Матрица», да по видеоигре «Мортал Комбат» пытались ударить друг друга как можно красивее, а получалась лишь какая-то возня.

Гене надоело молотить стоящего на ногах. К тому же «Жирдяя» трудно было пробить — закрылся руками и хоть бы хны. Гена использовал давно проверенный прием — схватил Мишу за плечи, выставил позади его свою ногу и навалился всем весом. Миша не устоял.

Они барахтались на покрытой свежей зеленью траве минут пять, прежде чем Гена оказался сверху — его тело больше привыкло к приемам борьбы, и он, заломив руку Миши, повалил его на спину. Миша громко закричал от боли и попытался высвободиться из тисков хулигана, но тщетно.

Гена сел верхом на противника, прижал его руки к земле ногами, чтобы лицо было открытым.

«А может все-таки стоило дать ему списать?» — пронеслось в голове Миши. Мысль пришла к нему, когда он наблюдал летящий ему в физиономию кулак. Кулак приземлился прямо на нос и превратил его в лепешку. Затем последовал второй удар, и тоже в нос. Третий пришелся чуть выше глаза и рассек бровь. Четвертый угодил в челюсть, и во рту у Миши раздался неприятный хруст.

Гена молотил кулаками лицо Миши, покуда хватило сил. «Он убьет меня! Неужели он и правда собирается это сделать?» Миша вертел головой, как мог, чтобы хоть как-то уменьшить силу ударов. На заборе примерно в пятнадцати метрах от них сидел рыжий кот. Кот лениво смотрел на устроенное зрелище. «Привет, котик, — подумал Миша, — хочешь быть свидетелем убийства?» Наконец удалось высвободить одну руку, и он прикрыл ей лицо от нескончаемого потока ударов.

Гена выдохся. Он поднялся на ноги, ударил пару раз носком ботинка побитого в живот и отошел в сторону, чтобы отдышаться. Он был бы и рад дальше продолжить свою праведную расправу, но слишком много сил ушло на погоню, да на возню в канаве. Он заметил рюкзак Миши, валяющийся в паре метров, и направился к нему. На самого «Жирдяя» сил не осталось, так что достаться должно его вещам. Он подобрал рюкзак, расстегнул и вытряхнул на землю все его содержимое: несколько тетрадей, дневник, пенал и учебник по Русскому языку. Опустошенный рюкзак Гена схватил обеими руками и начал рвать. Миша услышал неприятный звук и поднял голову. Крепкие руки разделили рюкзак надвое. Отбросив оба куска, Гена наклонился над выпавшей макулатурой.

— Ты должен был знать, на что идешь, парень, когда решил не давать мне свою гребанную писанину, — он поднял тетрадь и одним мощным рывком порвал ее в клочья, то же самое он сделал и с другими, — нравится, ублюдок жирный?

Миша одной рукой держался за лицо, второй за живот. Из носа хлестала кровь. Голова раскалывалась от боли. В боку кололо. Он громко всхлипывал, ворочаясь по земле. На Гену он смотрел залитыми слезами, непонимающими происходящего глазами. При виде этого зрелища у Гены на лице появилась улыбка искренней радости. Он повыдергивал все страницы из учебника, скреб в кучу вместе с ошметками тетрадей и достал свою любимую зажигалку.

— Ну, что смельчак, иди и останови меня, — злобный оскал не сходил с его лица. Он медленно поднес зажжённую зажигалку к бумажной кучке, и через мгновение появился дымок, а еще через пару секунд кучка вспыхнула ярким пламенем. Тем, что раньше было носом, Миша почувствовал едкий запах — запах сгоревшей бумаги, пропитанной чернилами.

Закончив с учебными принадлежностями, Гена вытащил что-то из кармана и направился к своей жертве. Миша не сразу узнал именитый складной нож хулигана. Год назад он принадлежал Ваське Коршунову. Васька не отличался умом, и, принеся подарок своего старшего брата начал хвастаться им перед половиной школы. Нож приглядел Гена, и естественно, сразу же получил его без особых усилий.

Хулиган подошел к лежащему Мише, наклонился, схватил его куртку и поднес лезвие ножа к шее.

— Вот и настал час расплаты, милюзга, — прошипел он, — скажи мне, Архипов Миша, ты хочешь жить?

Миша промолчал. Один глаз заплыл под синяком. Другой был залит кровью.

— Твоя жалкая жизнь в моих руках, сопляк. Скажи, оставить тебя в живых или отправить к праотцам?

Миша посмотрел на него одним глазом. Гену он видел как смутный силуэт. Чувствовал, как теряет сознание. К горлу подкатывала тошнота.

Посмотрев еще какое-то время результат своих трудов, Гена спрятал нож обратно в куртку, выпустил Мишу из тисков и плюнул на него. Затем подобрал свою сумку, обтряс ее от пыли, закинул на плечо и отправился прочь с улицы. Дело было сделано.

Миша минут десять продолжал лежать, издавая лишь тихие стоны. Как ушел хулиган он не заметил — от происходящего вокруг отвлекала жуткая боль. Болел живот, болели ноги, руки, голова, болело все, что могло только болеть. Наконец он нашел в себе силы, чтобы сесть, а затем, хоть и с трудом все же поднялся на ноги.

Он мало-помалу начал осознавать происходящее, когда прошел вдоль улицы порядка километра. На пути ему до сих пор никто не попадался. Он оглядел себя: одежда в грязи и в травяных, местами изорвана. И куртка, и брюки, и даже ботинки были покрыты запекшейся кровью. Кровь запеклась и на лице. Миша никогда бы не подумал, что из одного человека столько может вытечь. Правая бровь была рассечена. Левый глаз вообще не видел — полностью скрылся под синяком. Мальчик даже испугался — вдруг глаза вообще не было, вдруг он вытек. Но раздвинув руками опухшую кожу, он убедился — глаз на месте. Разбита была верхняя губа. Миша прошелся языком по ряду зубов, и с горечью отметил — половинки одного из передних не было. Куда она делась? Осталась лежать на месте боя, или путешествует сейчас по желудку мальчика? Но больше всего досталось носу — Миша даже боялся дотрагиваться до него. Вдруг он там не то чтобы лепешку — вдруг он вообще ничего не нащупает. Дышать им он не мог, и приходилось идти с открытым ртом. «Забавно, наверное, я выгляжу» — попытался улыбнуться он.

Он почти не замечал окружающего его мира. Наполовину слепой он брел к себе домой. Радовался, что оба родителя сейчас на работе, и он успеет хоть немного привести себя в порядок, прежде чем они вернуться. Наверное, придется пожертвовать просмотром «Симпсонов» и потратить время на прием душа.

Вдруг из небольшого отверстия металлического забора на него кинулась собака. От неожиданности Миша аж вскрикнул, отскочил и упал на пятую точку. Цепь помешала псу достать мальчика, и ее отбросило назад в прыжке. «А я то уж думал, что исчерпал сегодня всю способность к испугу», — подумал он, глядя на черную тявкающую псину с глупыми глазами. В породах Миша не разбирался, но сомнений не было — породистая. Обычно она на него не лаяла — привыкла. Теперь же собака захлёбываясь слюной лаяла на странного прохожего. В глазах помимо ярости читалось что-то похожее на недоумение. Как будто собака была удивлена. И вот тут Мише пришла одна мысль: настолько он нелепо он выглядит, что пес даже его не узнал. Смотря на черные выпученные на него глазки, вдруг стало смешно. Миша, хихикая поднялся на ноги. Вдруг за забором раздался чей-то грозный голос. Миша рванулся бежать дальше — не хотелось пугать хозяина. Остановился метров через двести, оглянулся на недоумевающего мужчину и разразился уже настоящим смехом.

Так он и шел — окровавленный побитый до неузнаваемости. Шел и смеялся до самого дома.

***

— Примет вас через пять минут, — приятным голосом сообщила высокая стройная секретарша, выглянув из-за двери. Он кивнул. Она улыбнулась на его жест:

— Успеете выпить еще чашечку кофе. Принести?

— Ой, нет, спасибо, не стоит, — отказался он. «Не хватало еще, чтобы мне в туалет приспичило», — хотя кофе у вас отличный. Быть может позже.

— Хорошо. Дайте знать, если что-то понадобится, — и она направилась к своему рабочему столу, цокая своими тоненькими каблуками.

«Интересно, какой у нее размер? — вдруг против его воли возникла в голове мысль, — для третьего явно маловата». Он потряс головой — ни к чему заглядываться на секретаршу, пусть даже и такую милую, если на вечер у тебя ужин в ресторане с красавицей-женой. Праздничный ужин

Он сидел на диване в вестибюле — красивый стройный мужчина лет сорока со стильной прической и в дорогом костюме. Сидел, положив свой кейс с бумагами на колени. Сидел и репетировал речь.

Это было собеседование. Он долго шел к этому. Очень долго. Самому не верилось, что этот день настал. Жена с дочкой (спасибо им родным) взбодрили его как могли. Поддержали коллеги и друзья: удачи, приятель! У тебя все получится. Главное — не волнуйся.

Но он волновался. Черт побери, сложно не волноваться, когда готовишься к этому собеседованию годы.

Показать себя во всей красе? Что ж это он сможет. Всегда умел. У него есть множество идей, он откроет половину из них своему будущему боссу, и если тот заинтересуется, то откроет и вторую половину. И когда контракт будет подписан, он позвонит Свете, своей милой жене, чтобы та одела свое лучшее платье. Они ужинают сегодня в лучшем ресторане города, и выглядеть следует соответственно. Жена начнет выпытывать у него подробности собеседования по телефону, а он отмолчится — подождет до ужина, а оптом все и расскажет. После ужина они поедут домой, и сообщат дочери важную новость — папу приняли, папа осуществил свою мечту. Можно будет собирать чемоданы — Карибы их уже ждут. Солнце, море, круиз на огромном лайнере.

Он закрыл глаза и мысленно уже перенесся на неделю вперед, когда секретарша обратилась к нему в третий раз:

— Он ожидает вас. Можете входить.

Соскочив с дивана, мужчина начал поправлять пиджак, подтянул брюки, сдвинул галстук немного вправо, взял кейс в руки, осмотрел себя снова, галстук немного сдвинул влево. «Зачем я надел зеленый? Говорила же мне Света, что к этому костюму лучше подходит тот, васильковый. Подумал немного: расстегнуть пиджак или оставить застегнутым? Поколебавшись, расстегнул, потом застегнул снова, и снова расстегнул — их психолог рекомендовал расстегивать пиджак при важных встречах. Таким образам как бы демонстрируешь «распахнутую душу».

— Чего вы так разволновались, — улыбнулась секретарша, — он в конце такой же человек, как и мы с вами. Тоже мясо, те же кости.

«Ну да, — подумал он, раскрывая полупрозрачную дверь, — вот только от этого мяса зависит все мое будущее».

Он вошел в просторный кабинет. Огромные окна позволяли любоваться всем городом. Все здесь уставлено было по высшему разряду. В интерьере присутствовало много антиквариата. В воздухе стоял легкий аромат чего-то экзотического. «Сакура, — сразу же понял он, — так пахнет сакура, в разгар своего цветения».

Из кресла поднялся и направился к нему на встречу улыбающийся мужчина. Мужчина был примерно одного с ним возраста. Тело говорило о том, что он посещает как минимум несколько раз в неделю тренажерный зал. Костюм на нем сидел превосходно. Широкая улыбка свидетельствовала о прекрасном расположении духа, и вошедший мужчина и сам невольно улыбнулся. Хозяин кабинета настроился на рукопожатие, еще сидя в кресле, и теперь шел к вошедшему с вытянутой рукой. Когда он приблизился на два метра, улыбка с его лица быстро исчезла. Перестал улыбаться и вошедший.

— Гена? — глаза хозяина кабинета широко раскрылись, — Гена Урванцев?

— Миша? — только и сумел выдавить из себя Гена. Фамилию он не мог вспомнить.

Так они и стояли какое-то время, раскрыв рты, и таращась друг на друга удивленными глазами. Потом Михаил Александрович, президент компании улыбнулся Геннадию Викторовичу, а затем жестом предложил присесть и нажал на кнопку вызова своей секретарши:

— Анджела, будь добра, две чашечки твоего лучшего кофе.