Салфетка № 111

Часы в большом зале пробили 12 раз. Наступила полночь. Холодный ветер завывал под окнами старого особняка. Внутри самого дома царила тишина, которую внезапно нарушил скрип на верхней ступеньке деревянной лестницы.

— Тише, Олеся. Если матушка нас услышит, то не примерно запрет до конца зимы, и мы не сможем поехать на бал к Мирошкиным.

— Как будто я виновата, Соня, что этот дом разваливается на части, — обиженно прошептала светловолосая девушка. Она подняла повыше белую сорочку, спадавшую до самого пола, и осторожно продолжила спуск по лестнице.

Сегодня было Рождество, время для магических ритуалов и гаданий. Одна ночь в году, когда духи приходят на землю и многое могут поведать людям об их будущем.

Елизавета Семеновна — овдовевшая помещица — была категорически против каких либо магических ритуалов, считая это дело рук нечисти. Поэтому Софье и Олесе пришлось красться по собственному дому на кухню, где их уже ждала дочь кухарки Василиса.

Девушки пробрались на кухню и тихо прикрыли за собой деревянную дверь. Рыжеволосая служанка уже приготовила все для гадания. На столе стояла большая круглая чаша, зажженные церковные свечи и кувшин с молоком.

— Вася, что нам надо делать? — прошептала Софья.

— Надо налить в чашу коровье молоко, — прошептала в ответ служанка.

— Матушка будет в ярости, когда узнает, что мы испортили целый кувшин коровьего молока, — обеспокоенно сказала Олеся. Она знала, как строго за всем следит Елизавета Семеновна.

— Мы не будем тратить все, — успокоила сестру Софья, — совсем немного.

Василиса налила в чашу молока и взяла в руки свечку.

— Теперь надо сказать: «Приди ко мне, мой суженый, покажи свое лицо», — и с этими словами служанка перевернула свечу и погрузила ее в молоко.

— Ой, смотрите, смотрит! — воскликнула Василиса. — Это же наш конюх.

— Где? — в один голос сказали сестры.

— Да, вот же, смотрите, — указывала служанка на чашу.

Но девушки видели только белоснежную гладь.

— Дай теперь мне, — сказала Софья и, взяв свечу, прошептала: — «Приди ко мне, мой суженый, покажи свое лицо».

Свеча потухла. Софья начала вглядываться в чашу. Молоко стало бледнеть и превращаться в воду. В чаще появилось мужское лицо. Оно было бледное с голубым оттенком, водоросли выглядывали из светлых запутанных волос, черные губы расплылись в зловещем оскале. Мужчина смотрел на Софью обжигающим взглядом. Длинные тонкие пальцы потянулись к ней и стали появляться на поверхности воды.

Софья вскрикнула и упала на пол от страха. Ее глаза в ужасе расширились, когда мужчина в полный рост предстал перед ней. С него стекала вода, образуя большую лужу.

— Кто ты? — выдавила девушка.

— Ты ведь звала меня, и я пришел.

— Олеся! — воскликнула Софья и повернулась к сестре, но той не оказалось рядом.

— Кого ты зовешь? — с интересом посмотрел на нее незнакомец.

— Матушка! — в отчаяние закричала Софья.

— Матушка! Матушка!

Елизавета Семеновна открыла дверь своей спальни и увидела бледную Олесю.

— В чем дело?

— Там, там, — дрожащим голосом произнесла девушка, — Софья. Она упала, когда мы гадали, и больше не встает. Вася не может ее разбудить.

Елизавета Семеновна кинулась вниз по лестнице. Она вбежала в кухню и упала на колени рядом со своей дочерью. Ее когда-то светлая кожа посинела, а волосы были мокрыми и спутанными. Большие голубые глаза смотрели на рыдающую мать безжизненным стеклянным взглядом. Больше им не суждено увидеть этот белый свет, теперь они видят лишь морские глубины и людей погибших в них.