Обер-Бирюляйтер Резак

Шум за окном мешал сосредоточиться. Нехотя поднявшись и закрыв окно, Потушкин устроился на низкой кровати и принялся уверенно набирать текст погромной агитки. Шум усиливался. Резак, помянув недобрым словом "чёртовых китайцев", вышел в коридор в поисках заветной шпаргалки. Наконец он её нашел в кармане куртки и с удовлетворением возобновил свой тяжкий труд. Когда текст был готов почти наполовину, Резак "Шлакфюрер" Потушкин примостил своё тучное тело на подушки и решил сделать небольшой перерыв. Насыпал в блендер протеиновой смеси из банки с изображением бычьей головы, оторвал от связки банан и принялся ожесточенно искать в холодильнике пакет молока. Его поиски прервало появление прямо посреди номера скромно одетого китайца. Вошедший вежливо поздоровался на хорошем русском языке.

— Ты… ета… чё за оно? — силясь прожевать внушительный кусок банана, удивлённо спросил Потушкин.

— Прожуйте, дорогуша, силы вам понадобятся. — визитёр явно не спешил. Резак всё же последовал его совету.

— Служба отеля?

— Нет, вовсе не отеля. Неважно. Называйте Чонгом, если угодно. Тут важно кто вы! — китайский гость снова кротко и приветливо улыбнулся. Резак озадаченно молчал.

— На улице собралось около пяти тысяч человек. Вчера был убит коренной китаец, убийца — венгр. Собирайтесь. — мистер Чонг присел на край кровати. — Десяти минут вам хватит?

— Чё… Куда… С ума сошли?! Я-то тут причём?! Оставьте меня в покое!

— Все вы на одно лицо и из одного теста, — Чонг задумчиво изучал взглядом шпаргалку Потушкина. — Кому это надо — разбираться в ваших сортах?

— Вы не имеете права! Это беспредел!

Китаец небрежно перевернул лист шпаргалки. Луч солнца, проникший через жалюзи, осветил слова "доколе", "проснись", и выложенную готическим шрифтом фразу "бей первым".

— Мы имеем право, мы у себя дома. А кроме того, нас много и мы вооружены — а значит правы. Собирайтесь, не заставляйте толпу ждать. И не трудитесь кричать им об их неправоте — они даже не услышат.

Голос Резака уже срывался на хрип:

— Я никого не убивал! Поймите — не убивал! Да и убийца пойман!

— Завтра убьёте. Зачем же ждать? Вчера пьяный американец изнасиловал молодую китаянку. Позавчера утром русский ограбил банковский филиал. Вечером того же грузин угнал автомобиль. Теперь все вы, бледные носороги, ответите за всё. Вы иначе не понимаете.

Резак окинул мутным взором протеиновый коктейль, который уже начал цементировать внутренности блендера. Насмешливый взгляд незваного гостя, казалось, прожигал дыру в бритой голове Потушкина. Китаец откашлялся.

— Не волнуйтесь так, мы люди цивилизованные и предлагаем вам заказать последний обед. Чего изволите? Изобретенных у нас пельменей? Мы вообще за всю историю столько всего изобрели… Тот же порох, к примеру. Как гордо смотрели переселенцы на американских индейцев! Считали себя из-за мушкета и бумаги сверхлюдьми. А вот дай им, — Чонг презрительно фыркнул. — их длинный лук вместо мушкета и шкуру вместо бумаги, тогда бы перестали считать индейцев дикими. Изобрели… Только мы не тычем этим никому в нос, и не считаем себя вправе устраивать войны, погромы и убийства, прикрываясь величием предков.

Резак рефлекторно возмутился:

— Это ложь! Последние исследования подтвердили...

— Приберегите ваш агитпроп. Пусть им забивают голову вашим инфантильным подросткам. Всякое движение ультраправого толка всегда сочиняет эти байки, а официальную научную точку зрения, где есть научный метод и доказательства вы отметаете, потому как "переписали". И правильно делаете, ведь опровергнуть шквал неопровержимых доказательств официальной науки у вас все равно бы не вышло. Это ваше счастье, что у вашей целевой аудитории явные проблемы с воображением и логикой. Любой человек в здравом уме только посмеялся бы, услышав что можно даже просто переписать, не подделывая исторические документы и свидетельства, тонны одних только документов, рукописей и манускриптов — да так, чтобы они все подтверждали и дополняли друг друга.

Наступило напряжённое молчание. Чонг встал и подошёл к окну, что-то пристально рассматривая в толпе. Резак решился задать вопрос.

— Хотите сказать, мой народ ничего не изобрёл?

Чонг резко повернулся на каблуках.

— Не шейте мне всяких фобий, я здоровый человек. Ваш народ много чего создал и много чего изобрёл — во многих сферах. Но вот как-то так вышло, что великие люди вашего народа занимались делом, а не тиражировали заплесневелые кухонные мифы и досужие наукообразные домыслы, не кидались сворой на прохожих и не торчали посреди рабочего дня в "спортивных" пивных. Одни изобретали, другие строили, третьи ставили рекорды — а кучка тунеядцев посчитала себя вправе на этом основании пудрить мозги детям настоящих работяг. Ты вот, — Резак не успел удивиться переходу на "ты", — что изобрёл? Какую картину написал? Книгу? Вы любите орать о культуре и искусстве, хотя сами не пойдете даже в бесплатную картинную галерею за углом. — Чонг говорил спокойно, но каждая фраза буквально ножом впивалась в Резака. — Где ты работал, что отожрал такую морду? Какой твой вклад? Быть может и тебя в топку, раз ты ничего не изобрёл? А возможностей-то у тебя много было, сколько человек работает на твоего папашу, в том числе и иностранного происхождения? Не брезгуешь жить плодами их труда? Ты даже не ноль, ты отрицательная величина.

Послышался странный звук, вроде искаженного дверного звонка. Потушкин бросил несколько штампованных фраз из своих излюбленных брошюр.

— Величие нации или расы? — китаец бросил на Потушкина пренебрежительный взгляд. — Давай и об этом поговорим. Когда ты дрессируешь молодых и способных людей, как академик Павлов собак — это способствует величию чего? Когда они меняют учёбу, работу, карьеру, семью и благосостояние на пьянство, вопли и драки — это, разумеется делается "во имя" подставь-что-нужно-сам. "Во имя" — и делай что хочешь, ты всегда прав. А вот как сделать что-то "для пользы"… Вот в чём между нами разница. Пока у вас умники при посредстве олухов разваливали сверхдержаву, мы её выстроили — потому что не играли в БИРЮЛЬКИ. А национальностей одних только коренных столько, что и не сосчитаешь. За окном ты увидишь не кучку имбецильного вида погромщиков, а трудящихся, приветствующих прокладывание новой трассы. И они друг другу не подсовывают вместо предков каких-нибудь викингов, не жужжат про превосходство с рождения — они становятся великими при жизни. Как и ваши люди до девяностых. Они не ныли о рождаемости, а рожали. Не причитали о занимаемых рабочих местах, а занимали их. Писали не топорно-пафосные воззвания, а рассказы, стихи и повести. Пока такие как ты меряются черепами и занимаются нордическим аутотренингом, другие за пять лет прокладывают шестьсот сорок тысяч километров дорог. Вот оно, величие — если в начале века американцы использовали китайцев почти как рабов и презирали, теперь мы сразу после них по количеству научных публикаций. Про производство вообще помолчим. Нравится толстовка? — Чонг игриво подмигнул Резаку.

— Ах ты заморыш, я раздавлю тебя! — воспрянувший духом Резак кинулся к китайцу, но тот вынул из кармана пиджака пистолетик. Потушкин поспешно укрылся за креслом.

— Сразу видать сверхчеловека. Так вы себя величаете? — Чонг опять перешёл на "вы" и его плоское лицо озарила хитровато-испытующая восточная улыбка. Гость вынул сигарету и прикурил от зажигалки в форме пистолета. Того самого. — Не возражаете? Я уже устал объяснять дураку что он дурак. Вылезайте из вашего бункера. Мне ужасно интересно узнать — читали ли вы Ницше, который и вывел понятия "недочеловек" и "сверхчеловек"? Нет, не в нацистской нетрадиционной версии, а в первоисточнике — у самого автора? Вот теперь скажите — кто вы из этих двух по Ницше? Перед сильным и агрессивным трепещете и заискиваете, дай вам палец — отхватите руку по локоть? Ничего не создаёте, страсть к разрушению и тунеядству? Нет, не надо опять про предков и нацию в целом, я лично про вас. Вот забрось пяток каких-нибудь нордических берцинкевичей и столько же ненавидимых ими таджиков-работяг на необитаемый остров — кто бы созидал и совершенствовал?

Шум звонка доносился всё ближе. Шлакфюрер-Потушкин схватился за живот — будто сотня иголок колола его изнутри. Из-за двери послышался голос сотрудника отеля.

"Вот ведь вырубился я, привидится же такое", думал согнувшийся в три погибели Резак, ковыляя к двери. "Не иначе как просроченный протеин.".

На залитой молоком шпаргалке буквы и слова слились в неведомую белиберду. Уцелело только слово "чурбан".