Глава 1

Неожиданный наплыв новых адептов прошел мимо меня. Знаний по некромантии катастрофически не хватало, а отсылок на иные источники в статьях о слиянии энергий смерти и жизни не меньше двух десятков. Обложившись пособиями разной толщины по самое нехочу, я не сразу заметила, что впервые за шесть лет я не одна в библиотеке.

– Интересная тема… – хмыкнул неслышно подкравшийся Вольсхий, перебиравший страницы одной из книг. – Уровень?

– Седьмой, – с как можно большим уважением в голосе ответила я, глядя в темно-карие, практически черные глаза нового ректора.

Ясно ведь, как Заповеди Истинных, что недолго он здесь продержится. Только бы блондинками не интересовался! А то как пристанет! Так и не отлипнет, пока не получит желаемое. И как его такого ненаглядного отваживать? Зельем любовного успокоения? Так оно действует в течение считанных дней и после теряет силу. С третьего-то раза точно поймет, что его травят.

– Хоть кто-то учится в этом бедламе, – грубо заявил Вольсхий. – Имя?

И это он так познакомиться пытается? Дожили… Шел бы ты лесом дремучим, монрес ректор, пока не сел в лужу. По глазам видно, что ни один учебник никогда в руках не держал!

– Адепт Тонверк, монрес ректор, – представившись, я приветственно кивнула. Все как полагается. Все как по этикету.

– Тонверк? – переспросил Вольсхий задумчиво, но ничего больше не произнес насчет моего имени.

Пауза затягивалась, вынуждая нервничать. Домогаться Вольсхий, кажется, не планировал. Тогда какого Семирского пристал?

Так близко мне еще не приходилось его видеть. Вольсхий стоял ровно, твердо и тупо пялился на рукописный текст книги. Иногда он перелистывал страницу и снова не отрывал взгляда от букв. Я поаплодирую ему стоя, если он в состоянии складывать фразы в предложения!

– Хм… Заявление на утверждение темы дипломной работы жду до конца следующей недели, адепт Тонверк. Руководителя я сам назначу.

Предложение Вольсхого мне совсем не понравилось… Он что, из этих? Из идеалистов? Не, парень, подбери свои косточки, мясцо и вали отсюда. Не нужны мне деятельные ректора, способные вывести мои истинные способности на чистую воду. Я только-только привыкла к тиши и спокойствию!

– Что молчите, Тонверк? – гаркнул Вольсхий, что я аж подскочила. – Обед пятницы вам последний срок.

Книга с грохотом, казалось, не меньшим, чем преподавательские чемоданы пару дней назад, рухнула на стол.

Я одурела от его поведения. Не хочу терять такой спокойный, теплый и сытый схрон! Если он на самом деле из этих, то одному из нас придется покинуть академию. И это точно буду не я!

Вольсхий шел вон из библиотеки аристократической поступью. Весь такой разряженный в плотном костюме из черной полушерсти, с туалевым подкладом у атласной накидки-плаща с капюшоном и золотой застежкой.

Увидела бы такого ночью – в обморок точно бы упала.

Но это было только воскресение. Учебный год начинался с понедельника.

***

С вечеринки в честь нового учебного года я возвращалась в полшестого утра. Знатная была вечеринка – собрались все! Ну как все? После очередного выпуска бывшие адепты с первого по шестой уровней в суммарном количестве сорока трех штук неожиданно оказались заперты в девяти комнатах общежития по четверо-пятеро в каждой.

Вот тут-то я и почувствовала на собственной шкуре, что в академии теперь не около ста человек, а около тысячи. Нового ректора я, мучаясь от боли в пьяной голове, возненавидела. Еще и обматерила после того, как наступила на пушистый хвост рыжего жирного засранца Его Светлости Семирского – кота одной из наших девочек. Изодрал лосины, засранец!

Только я в изнеможении упала на кровать, не замечая, что другие три из пяти уже заняты моими новыми соседками, незнакомыми мне, как начался ад.

Бешеный сигнал тревоги, как при пожаре, ударил по слуху. В ужасе я навернулась с узкой одноместной кровати и на карачках целенаправленно поползла к маленькому чемодану с документами, деньгами и самыми необходимыми вещами.

Знаем уже, как хорошо горят напичканные энергией смерти трупы! Проходили! С тех пор на такой случай у меня всегда готов экстренный чемоданчик в шкафу.

Адреналин вмиг выветрил похмелье, правда откат не заставит себя ждать, но позже. Я пульсаром вылетела на лестницу, по которой поспешно спускались десятки незнакомых лиц. И ни на одном я не увидела ни намека на панику.

Все собирались на плацу, как то записано в правилах поведения при пожаре. Но – о ужас! – адепты не столпились, а выстроились в парадные коробки. Притом ни у одного не было с собой вещей.

Буквально через минуту из цитадели выбрались знакомые синюшные лица с всклокоченными волосами и наспех надетой одеждой. В общем, примерно в том же виде, что и я, только без экстренных чемоданчиков. Ничему жизнь некромантов не учит!

Перед строем новых адептов на небольшом отдалении выстроилась шеренга мужчин и женщин от тридцати до шестидесяти лет, во главе которой уже знакомый ректор Рейсланд Вольсхий и в шаге за его спиной мальчишка около двадцати лет.

Мы, сбившиеся в кучку, исконные адепты провинциальной академии некромантии, стали белыми воронами, по ошибке залетевшими в курятник. Притом вышли на улицу из наших не все.

– Мы… горим? – неуверенно предположила адептка Каро, хозяйка полосатого засранца Семирского.

Мы всей кучей наблюдали за хмуро оглядевшим наши нестройные ряды ректором, обратили внимание на шеренгу выстроившихся за ним мужчин и женщин в тех же походных черных костюмах, что и сам ректор, только без золотой застежки плаща на плече.

– Утреннее построение, адепты, – рявкнул Вольсхий. – Встать в строй!

Стоит ли объяснять, что строй мы все видели сегодня впервые и уж точно никогда не строились сами. Терпение Вольсхого подходило к концу. Он поморщился, очевидно учуяв запах прошедшей попойки, встряхнул коротко стриженной головой и как рыкнул!

– В изолятор! Всех!

Мальчишка двадцати лет, стоявший за спиной Вольсхого, приблизился к нам, вскинул руку и сжал в кулак. Мы последовали за ним обратно в цитадель не по собственной воле. Ноги сами вели в нужном направлении, руки вытянулись по бокам, спины – по струнке, рты – на замке. Хоть какую-то свободу имели только глаза.

Кукловод!

***

Марион Разэл – кукловод – в шоке уставился на нас, без единой реплики несогласия устраивавшихся в тюремных камерах подземелья: кто на железной койке в обнимку с покрытыми копотью костями скелетов, кто на полу. Это он еще пластиковые черепа не видел, оставшиеся с вечеринки в честь Дня Упокоения. Выглядят они совсем как настоящие!

Но мы после вчерашнего (точнее уже после сегодняшнего) страшно хотели спать и всякие кукловоды нас не интересовали. Не бьют, не оскорбляют – и ладно. Я улеглась на койку, подложив под голову экстренный чемоданчик.

– До~жили, – с усмешкой протянул Эрж, долакавший остатки крипса в одном из пластиковых черепов, которые не стали убирать после вечеринки. – Не делаются так дела. Не годится.

Я крипс пробовала однажды и зареклась когда-либо принимать внутрь вновь. А вот в качестве анестетика – лучшее средство!

– Нашу академию отобрали! – взвизгнула Риска, топнув ногой в стену. – И чего им в своей не жилось?

– Заткнулись и спать! – рыкнула я на манер Вольсхого. – Утром разберемся, что к чему.

– Утихни, Псийя!

Уснуть в ближайшие полчаса не удалось, пока все недовольные не уснули. Ненавижу спать с кем-либо в одном помещении, но сейчас мне никто выбора не давал. На Псийю я уже года четыре как не реагировала.

В подвале холодно. Камень не сохранял тепло, наоборот, отбирал его, вытягивал из тела. Легкий пар дыхания вырывался изо рта с каждым словом.

И тут я поняла: легкая, спокойная жизнь кончилась. Если срочно что-нибудь не предпринять, то академия некромантии больше не станет безопасным местом для жизни и изучения целительства. В ветхой библиотеке академии на пыльных полках брошено немало забытых книг, притом не разобранных в тематическом порядке.

Тихий звон капель, которые стучали по бездушному камню пола, резал слух. Звон тоже не позволял спать, голова разболелась еще сильнее.

Тяжелые, уверенные шаги я услышала сразу. Скрежет открывшегося замка вынудил поморщиться. Я закрыла глаза и глубоко вдохнула, выдохнула, снова вдохнула.

– Адепт Тонверк, на выход, – приказал кукловод; его приближения я не заметила, настолько его шаг легок.

За его спиной встала крупная дама, которая не спряталась бы и за тремя тоненькими Разэлами. Светловолосая, как я, но со строгой прической на голове маниса-преподаватель угрюмо оглядывала каждого, из моих друзей по несчастью, пока взгляд не остановился на медленно поднимавшейся мне.

– И это обещанная умница? – возопила маниса. – Пьяница! На такую времени тратить не буду!

Я стояла ровно, шла по прямой линии и даже не дышала на нее. Уж лучше бы эти пришлые были более честны хотя бы между собой: они просто хотят выставить нас за порог. В противном случае зачем надо было запирать нас в подземелье?

И зачем мне сдалась эта жуткая маниса? Будто кто-то просил ее потратить на меня свое драгоценное время! Конечно же, я ей ничего не сказала, хотя про себя немного прошлась, констатируя возможный уровень ее здоровья.

– Отведи дуреху к Вольсхому. Пусть пишет объяснительную, как самая трезвая из этого огорода, – отмахнулась от меня женщина.

Она без сопровождения направилась вон из подземелья, и ее шаги отдавались глухим эхом в длинном коридоре.

А с какой радости мне объяснительную писать? Вы же явились со своим уставом в чужую академию! Верните нашего старика! С ним спокойно и без напряга! Верните наших преподавателей! Они никогда даже посещения своих занятий не требовали и без проблем переводили с уровня на уровень! Верните!

Вслух возникать не стала. Как известно, инициатива наказуема. Я, прежде чем выйти из камеры, напоследок обернулась. Действительно, из нашей академической компании бодрствовала только я.

Горестно вздохнув, я-таки поплелась следом за кукловодом, причем по собственной воле. Хорошо хоть в этот раз не принуждал идти за ним по приказу редкого дара управления смертными.

Цитадель преобразилась до неузнаваемости: коридоры отмыты, во всех факелах на стенах горит зеленое пламя, на каждой двери висит табличка с номером аудитории и названием для чего это помещение используется.

Кажется, не стоило мне закрываться от внешнего мира. Ой как не стоило! Нужно что-то делать и срочно…

– Простите, а почему вдруг? Вдруг все это?

Правильные слова крутились на кончике языка, но ничего путного в голову не приходило. Не возмущаться же, что в академию пришли непонятные люди и устроили в ней свои порядки? Обвинить в захвате территории новое начальство? В лучшем случае пошлют далеко и навсегда. Хуже, если начнут копаться в прошлом.

Разэл вопрос проигнорировал. Он все также бодро шел по длинным коридорам, вел меня в центральную башню. Насколько мне известно, именно там располагался кабинет старика-ректора. Отчего же Вольсхому, занявшему его пост, не отобрать и стол с постелью?

Да и таскаться с экстренным чемоданчиком уже надоело. Лежал себе да и лежал бы дальше в шкафу. Нет, нужно было в шесть утра сработать пожарной тревоге! Кто же учения в первый день проводит? Или ждут комиссию какую?

Брр… Только этого ко всему прочему не хватало!

В центральной башне я оказалась впервые, а потому в личный кабинет ректора входила с опаской. Чую, отдуваться придется не только за себя, но и за всех тех, кто сейчас чудесно дрыхнет в подземелье. Зачем встала? Претворилась бы спящей и делов-то!

В сон клонило немилосердно. Пролетевшая бурная, пьяная ночь не прошла бесследно. По ходу оправила скомканную одежу и заплела косу, засунув кончик под воротник, чтобы не растрепалась. Предстоял серьезный разговор.

«Гора мышц» зарылся с головой в документы, но мое прибытие все равно не проворонил. Бумаги, с которыми он работал до этого в тот же момент отодвинуты на край итак заваленного стола, а в свободный центр положена одна папочка. Внутри – один листок-заявление и краткое перечисление всех повышений уровня.

– Присаживайтесь, адепт Тонверк, – любезно предложил Вольсхий, но из амплуа эдакого чудовища не вышел. – Предстоит серьезный разговор.

Сесть я была только рада, хотя старый стул с надломленной ножкой грозился вот-вот развалиться. Сел бы на него кто потяжелее, вроде Вольсхого или той манисы, то точно бы рухнул на пол.

– Я предлагаю вам стать лидером и представлять интересы прошлогодних адептов академии. Как видите, проводится серьезная реорганизация и помощь каждого…

– Отказываюсь! – решительно, категорично, чтобы ни одна крыса не засомневалась в принятом решении.

– Что? – удивился Вольсхий.

Я впервые увидела на его лице выражение искреннего недоумения, но он быстро взял себя в руки. Кисти сложил в замок на столе, несколько рассеянный карий взгляд с некоторой досадой и злостью вперился в меня, из-за которого тело покрылось гусиной кожей.

– Я отказываюсь, – уверенно повторила и сложила руки на колени, чтобы н начать теребить браслет или поправлять складки туники. – Не позволю сделать из себя крайней. Я не буду отвечать за то, в чем вы меня обвините.

– Обвиню? И в чем же, адепт Тонверк? – поинтересовался Вольсхий с явно недоброжелательной ухмылкой. – В мирное время наказание лидеров групп разрешено только за административное правонарушение или подрыв учебной деятельности.

– Произойти может все что угодно, монрес ректор. Даже не пытайтесь меня убедить, что возьмете всю ответственность на себя. Вы не первый, кто брался за реорганизацию академии…

Вольсхий зло усмехнулся и споро сделал пометку в единственном листке моего личного дела. Что было записано – я не видела и гадать, вопреки вспыхнувшему любопытству, не стала.

А еще я заметила, Вольсхий очень любил молчать. Даже после обвинений он не стал с пеной у рта доказывать обратное. Но злобу затаил – это точно.

Аплодировать стоя, как собиралась, не стала, когда он вложил мне в руки рукописную тоненькую книжонку. На первой же странице шла речь о преобразовании энергии смерти в энергию жизни.

Он реально кое-что смыслит в теме! – про себя воскликнула я и сглотнула. С тупой горой мышц бороться проще, чем с той же горой, но с мозгами.

– Я не стану лидером тех, кто все равно будет отчислен, – с меньшей дерзостью, но с прежней уверенность. –Не врите. Вы просто вышвырнете нас на улицу.

– Нет, – Вольсхий расслабился и облокотился о спинку ректорского кресла, – без проверки никто не будет отчислен. При несоответствия знаний уровню будет произведено его понижение, а не возврат документов.

Как же хотелось вывести его на чистую воду! Только возможности нет никакой. Тем более сейчас, когда у меня в руках то, что я искала столько лет! Если смогу поднять хоть одного мертвеца, хоть кости оживить, тогда смогу обмануть преследователей! Всем известно, что целители на мертвых воздействовать не могут.

Только мне нужно научиться преобразовывать энергию жизни в энергию смерти, а в книжонке написано все наоборот. Но я же умница! Разберусь как-нибудь, имея на руках пособие с примерами.

Нужно срочно перевести разговор на менее опасную тему.

– Почему утром сработала пожарная тревога?

Какие-либо эмоции на лице нового ректора исчезли, оставив после себя мутное воспоминание.

– Разве вы не знаете, насколько страшен пожар в местах скопления энергии смерти? – я перешла на жалобный тон, попыталась показать соответствующее скорбное выражение лица.

– Вчера всех адептов оповестили о временной замене сигнала подъема.

– Всех ваших адептов, – настояла я, выделив интонацией «ваших». – Ваших, – повторила на всякий случай, вдруг с первого раза не дошло. – Вы нас не просто подставили и убрали с глаз, насильно отправив в подземелье просто потому, что вам так захотелось. Какое вы имели право? Право тирана, обобравшего старика? Легко было вынудить нашего ректора подписать дарственную, правда?

Если передо мной идеалист, то сейчас он будет выкручиваться, «подчищать» свое «доброе» имя. Но такой расклад мне не нравится. Если же засранец, то будет немножко легче. Его просто нужно будет морально выжать и вложить в голову мысль о побеге. Тоже заграницу.

Вольсхий скупо улыбнулся.

– Дед сам кого хочешь оберет, – фыркнул он. – Я соболезную тому, кто попытается его обмануть.

Дед? Не знаю, насколько сильно удивление отразилось на моем лице, но Вольсхий добил.

– Дарственная подтверждена кровью. Эта цитадель еще со времен замысла строительства принадлежит роду моей матери.

Вольсхий неизвестным мне образом вызвал Розэла, который явился совершенно неожиданно для меня и абсолютно незаметно. Он – как тень.

– Что я приказал насчет местных адептов? – с превосходством в голосе спросил Вольсхий у помощника.

Марион Розэл отдал ему бордовую папку в палец толщиной.

– Приказ на отчисление уже готов. Не хватает только вашей подписи. Также кафедра иллюзий требует произвести ремонт помещений… Что-то не так? Я закладывал в бюджете строку расходов на ремонтные работ.

А Вольсхий тем временем сдулся. Его самомнение на несколько минут упало ниже уровня моря, что весьма порадовало мою рассерженную душу.

– Я приказал? – зло рыкнул Вольсхий.

– А зачем нам в академии эти отбросы? Они даже свежего мертвеца поднять не в силах!

Я перевела на нового ректора многозначительный взгляд и решилась его подначить.

– И это ваше честное мужское?!

От конфуза он даже не заметил, что никакого обещания с клятвой «я же мужчина» он не давал.

– Вот как вы держите свое слово, князь!

Пока он не очухался, хотела найти его слабое место, но Марион Разэл пристально следил за мной.

– Без проверки никто не будет отчислен, – с нажимом повторил Вольсхий. – При несоответствии знаний уровню будет произведено понижение.

Голубые глаза гневно пронзили меня, как нож. Если бы Марион Разэл не умел контролировать дар кукловода, то я была бы уже мертва. Либо разоблачена, если бы мой дар вспыхнул встречно. Но ничего непоправимого, вечная жизнь Истинным, не произошло.

– Прекратите переглядываться, как две кикиморы! – рыкнул Вольсхий, недовольный полным игнором его персоны.

Пахнет жареным…

– Это вы меня сейчас кикиморой назвали?!!

Полное искреннего возмущения восклицание получилось намного лучше, чем жалостливый голосок. Да я сама себе поверила! Может, дурочкой прикинуться? Сойду ли?

– Тонверк, свободная!

От неожиданно холодного тона приказа я вся подсобралась, встала с качающегося стула, попрощалась уважительным кивком и поспешила покинуть ректорский кабинет.

Как только за мной закрылась дверь, в кабинете разгорелся жаркий спор. Я же в полной прострации несколько раз хлопнула в ладоши. Аплодисменты вышли жалкими.

– Как только язык повернулся назвать нас отбросами?

Возмущение потонуло в мертвой тишине башни.

По возвращении в комнату, которую с недавних пор приходится делить с еще тремя девушками, я замерла в большем недоумении, чем когда выходила из кабинета ректора. Экстренный чемоданчик выпал из ослабевшей руки.

Кровать, с которой я навернулась во время утренней пожарной тревоги, идеально застелена, подушки лежали ровно и шкаф плотно закрыт. Внутри – тоже все аккуратно сложено. Не в таком виде я оставляла вещи, уходя.

– Здесь что, уборщицы завелись? – спросила я у новых соседок.

Две из трех, одетых в одинаковые черные костюмы, обернулись, но ничего толкового не сказали. Третья презрительно хмыкнула без отрыва от сбора сумки.

– Через двадцать мнут начало занятий, – мерзко плюнула она. – Желаю опоздать!

Хамка забрала сумку и вышла из комнаты.

– Не обращай на нее внимание, – дружелюбно посоветовала девушка с коротким каре. – К седьмому уровню все становятся немножко того. Я Валла, это моя сестра Дэра, а та стерва – Инрит.

– Линайя. Седьмой уровень. Тараканы в голове исключительно вежливые.

Старая шутка разрядила возникшее между нами напряжение.

Помня о совершенной ошибке, я села на кровать и воспользовалась возможностью рассмотреть соседок.

Обе весьма похожи внешне: темноволосы, как и три четверти некромантов; худощавы, как большинство девушек до шестнадцати лет; зеленоглазы; с мягкими чертами лиц, заостренных к подбородку.

– Но Инрит права, – в разговор вступила Дэра, – лучше поспешить на занятия. Магистры только и ищут возможность поймать на малейшем проколе. Они все, как один, обожают давать взыскания. Это Вольсхий чуть что сразу в изолятор посылает.

– Характерец-то с гнильцой, – согласилась Валла. – Ты не смотри, что хорош внешне. Загрызет, если дорогу ему перейдешь.

Неужели я первая, кто заставил его сесть в лужу? Тогда хватит недели-двух, чтобы показать и убедить его в собственной несостоятельности. Вот только прецедентов должно случиться не меньше десятка, а то и полутора.

– А давно Вольсхий ректор? То есть, откуда вы вообще взялись на ниши головы? Кто-то вашу академию разрушил до основания?

– Ага, – согласилась Валла. – Три недели назад сгорела дотла. Наш бывший ректор слег с сердцем, а два главных претендента на его место с самого детства на ножах. Император поставил условие: кто первым отыщет новое место для академии, тот и станет ректором. Попросить подписать любимого деда дарственную явно быстрее, чем купить подходящий замок. Удивлена?

– Не очень. Вольсхий – основательный мужик.

К тому же, про деда я уже знала от самого Вольсхого. Про роль императора в назначении и конкурента – нет.

– А какой он? Как преподаватель? Ну там… с какого бока к нему подходить?

– Лучше с левого, – полушутя ответила Валла и взглянула на часы, прибитые к стене. – Угр! На обеде поговорим. Я все расскажу!

Сестры вылетели из комнаты, а я завалилась спать, не вняв их совету не опаздывать. Да разве я могу опоздать, если прогуляю?