Мех 9/1. II Часть. Протокол о намерениях

Одновременно со списанием морально и технически устаревшего Военно-морского флота наша страна начала строить новый флот – Океанский. В результате принятого в верхах Протокола о намерениях были разработаны проекты кораблей, конечно же, не имевших аналогов в мировой практике, в том числе и самого большого в мире Десантного корабля небывалой доселе конструкции. По заданию Партии эскизный проект этакого вот корабля был готов к октябрю 1965 года. Ещё через двадцать пять лет со стапелей Балтики сошёл уже третий, доработанный корпус оригинального проекта, который мог загрузить на борт 50 тяжёлых танков, 500 человек десанта и пару вертолётов. Кроме того, в специально отведённой камере корабль мог перевозить десантные катера на воздушной подушке или другие малотоннажные плавсредства.

С этим ограниченным контингентом он мог выйти, например, из Кольского залива, проследовать без пополнения запасов в Средиземное море, обогнув Европу, и недельки через три встать на рейде Марселя. Или ткнуться носом в Лазурный берег и высадить гусеничную технику и пассажиров прямо на пляж, например, в Каннах, для участия в кинофестивале.

Морские пехотинцы в чёрных беретах, хромовых сапожках и с аксельбантами при этом могли бы украсить привычно красную для них ковровую дорожку, замерев в почётном карауле и провожая платоническим взглядом Софи Лорен и Катрин Денёв. А, снятый и представленный каким-нибудь нашим режиссером фильм по роману Василия Павловича Аксёнова «Остров Крым» уж наверняка бы получил Золотую пальмовую ветвь Каннского международного кинофестиваля. Вечером с корабля произведут салют из всех башенных орудий и скорострельных пулемётов. Катера на воздушных подушках, вертолёты, разноцветные шарики – ликованию не будет предела. В благодарность за участие в организации торжества дирекция и участники Каннского МФК снабдят Советский БДК топливом и провиантом на обратную дорогу. А восторженные зрители в соплях и слезах будут махать носовыми платочками от Кардена, провожая с пляжа в открытое море аниматоров.

И вот через четыре года, в 1993 году этого десантного красавца поставили к причалу, и я, выживший в Тюва-Губе, в ноябре перешёл на него служить.

Поднявшись на борт, я проследовал по вертолётной площадке в надстройку корабля, в каюту Командира, расположенную в её верхнем ярусе. В каюту вела широкая ярко освещённая лестница, покрытая красной ковровой дорожкой. Поручни были надраены и блестели медью саксофона, перед каютой в почётном карауле замер вестовой, а по корабельной трансляции передавали джаз – на корабле проводилась Большая приборка.

– Товарищ Капитан первого ранга, Старший лейтенант Буровцев, прибыл в ваше распоряжение для дальнейшего прохождения службы: назначен на должность командира электротехнической группы Боевой части пять.

Командир, по всему было видно, расстроился – он ожидал Шона Коннери или, по крайней мере, Никиту Сергеевича Михалкова. В зале трёхкомнатной каюты был сервирован праздничный стол на 24 персоны. Фарфор и стекло с логотипами корабля парадно блестели в лучах палубного фонаря, наполнявших каюту через большие прямоугольные иллюминаторы.

– Вы, Старший лейтенант, что умеете делать? – с неожиданным интересом, и с показавшимся мне подозрительным для данного времени суток блеском в глазах, обратился ко мне Командир.

– В каком смысле, простите?

– Ладно, иди, служи, Группман. Ещё вернёмся к этому вопросу. Механику обязательно представься.

Своего нового начальника, командира БЧ-5, я нашёл в кают-компании. Он сидел за фортепьяно и исполнял под транслируемый джазовый аккомпанемент второй концерт Сергея Рахманинова.

– Команде руки мыть, бочковым накрыть столы, – прервал новаторскую музыкальную композицию голос Дежурного по кораблю.

Механик закрыл инструмент и встал мне навстречу. Представившись друг другу, мы познакомились; впрочем, мы и раньше были знакомы, как механики одного соединения. И он пригласил меня в свою каюту помыть руки.

Каюта располагалась возле кают-компании, и следовавшие на обед офицеры по одному или группами заглядывали к “Меху”. Из молочного аллюминиевого бидона Мех зачерпывал эмалированной кружкой и наливал из неё по 50 грамм аперитива каждому жаждущему в приготовленную посуду. Данный узаконенный обряд проходил по неофициальному Протоколу посещения корабля как – “Зайти к меху на Военно-морской переЪздон”.

Офицеры собрались в кают-компании и, в ожидании Командира, продолжили начатый в каюте Командира БЧ-5 разговор. Я в очередной раз отметил для себя, что объём бидона строго соответствует количеству офицеров и мичманов.

– Товарищи офицеры! – скомандовал Старпом, и все приняли положение «Смирно», взглядом провожая к столу вошедшего в кают-компанию Командира.

– Товарищи офицеры, прошу к столу!

– Товарищи офицеры! – вторил Командиру Старпом, и обед начался.

Голос Старпома был до боли знакомым, и я разглядел в присевшем за дальним столом Старшем помощнике своего бывшего Командира МДК-76 – Кузьмина Виктора Ивановича, чему я искренне обрадовался. Он ответил мне улыбкой и развёл руками.

За моим столом разговор зашёл о предстоящем событии: на корабль должны были прибыть портные из флотского ателье, что бы снять с офицеров и мичманов мерки для пошива парадного обмундирования. Поэтому-то в субботу и был собран весь экипаж

Главный вопрос для обсуждения за обеденным столом был пока один – зачем была нужна каждому ещё одна парадная форма, к тому же, как выяснилось полностью белая, включая ботинки, и это на Севере.

Механик в разговор не вступал, а был сосредоточен на компоте. В голове он пытался сформулировать второй вопрос и складывал картинку из пазлов последних приказов и приказаний, сообщений в прессе, давних и недавних исторических событий, тактико-технических возможностей корабля и белых ботинок.

Всё складывалось, не хватало только двух цифр – числа и объёма – когда и сколько. Он дождался, когда Командир закончит обедать, поблагодарил вестового, пожелал присутствующим приятного аппетита и вышел из-за стола.

– Максим, Володя, Игорь, зайдите после обеда ко мне, – обратился он к нам, своим группманам, и направился в свою каюту.

Мы застали командира нашей Боевой части за столом, производившим манипуляции с логарифмической линейкой.

Корабельный инженер-механик, оставивший в своё время ради морских просторов третий курс физико-математического факультета Казанского Университета, он навсегда полюбил математические формулы, уравнения и расчёты. Посовещавшись, мы вынесли вердикт: корабль готовится к походу во Францию. Дата – 6 июня. Цель похода – участие в праздновании 50-летия высадки союзническими войсками десанта в Нормандии. Механик взял циркуль, который принёс по его просьбе штурман, и мы склонились над картой – всё сошлось: означенная в Формуляре корабля характеристика автономности плавания как раз позволяла ему дойти до Ламанша и вернуться без пополнения запасов обратно.

Игорь, Командир дивизиона живучести, напомнил присутствующим объём полной заправки топлива, и Володин вопрос: Кто нам даст столько? – ещё не родившись, стал угрозой выкидыша планируемому в Верхах мероприятию.

– Штурман, пошли доложим Командиру. А вы идите и контролируйте приборку, – распорядился командир БЧ-5.

Но дежурный по кораблю объявил по трансляции окончание приборки, потому что на борт поднялись портных дел мастера. Уже к вечеру они сняли полторы сотни мерок. К этому времени, после трёхчасового доклада Механика и Штурмана, Командир уже абсолютно воспарял духом и заказал для себя у портных вдобавок к парадной форме – смокинг, бабочку и камербанд.

В понедельник ателье было под завязку загружено внеплановой работой. Эксклюзивный заказ пока придержали.

Меня в этот день Механик отправил в Мурманск на топливные склады разведать обстановку. На складах обстановка была напряжённая и, как говаривал мой прежний начштаба Пашутин – до конца не ясна. Я увидел, как возле административного корпуса над козырьком наспех, но качественно сколоченного бунгало, два бритоголовых детины со стремянок устанавливали вывеску – название компании, которое сегодня уже стало брендовым. Тружениками руководил одетый в малиновое кашемировое пальто водитель редкого по тем временам Гранд Чероки.

Я зашёл в приёмную и сказал писарю ПДП (простого делопроизводства), что мне к начальнику по очень важному вопросу. Писарь доложил и пригласил меня войти.

Начальник подписывал какие-то бумаги и попросил меня присесть подождать, пока он закончит “одно дельце”. В кабинет зашёл водитель джипа и поставил возле стола начальника два увесистых кожаных баула, опечатанных сургучом. На мешках и сургучных печатях красовался знакомый мне уже логотип.

Начальник скрепил бумаги печатью и один экземпляр передал водителю. Второй экземпляр он небрежно положил на кожаные мешки. Я прочитал заголовок: «Протокол о намерениях двух сторон».

Проводив посетителя, начальник смерил меня взглядом, выслушал и, закурив, произнёс:

– Старлей, вопрос не может быть важным или не важным – он всего лишь Вопрос, важным может быть только дело, которое поможет его разрешить. Подожди, – одёрнул он меня, открывшего было рот. – Вопрос я понял, повторять не надо, но ты мне ответь на встречный вопрос: вот Ты – по какому ко мне делу и от кого?

– Да я, собственно, с корабля на … Вообщем, командир корабля меня послал узнать: есть ли на складе вот столько вот топлива? – и я протянул ему заявку.

– Во Францию нам надо, на Парад.

Начальник прочитал заявку, потом кинул взгляд на фирменные мешки и, затушив сигарету, сказал:

– Мне вот тоже во Францию надо. – Он поперхнулся и поправил себя – Мечтаю в Канны на кинофестиваль съездить, кино прОсто обожаю, второй видик уже заездил, – и он указал на столик в углу позади меня, на котором стоял жужжащий ВМ-21 и старенький телевизор с застывшим на паузе черно-белым изображением кадра из второй части «Крёстного отца».

– В 90-м наши приз получили, – продолжил начальник, – Лунгин за «Такси Блюз», смотрел? А в этом году на фестиваль Михалков поедет, покажет какое-то «Утомлённое солнце», что ли. Но мне больше «Криминальное чтиво» понравилось, я бы ему,… Ъ, все призы отдал, будь моя воля.

– Да уж, о… Ъ фильм. Товарищ подполковник, так что всё-таки по нашей заявке? Предварительно хотя бы? – утомлённый его блюзовым настроением я решил перейти к делу.

– Топливо пока есть, но что завтра будет – не знаю, у нас реорганизация, поставщики и … ну, вообщем, будет команда из Москвы, так мы и НЗ вскроем! – и он, воодушевлённый неожиданной перспективой, пробарабанил ладонями по столу. – Правда, у них там, в Москве, тоже сейчас – свои дела.

– Тяжело стало. Я тут подстричься зашёл, так парикмахер меня всю дорогу спрашивал, где я работаю. Я ему – на топливных складах, а он через минуту опять спрашивает. Я расплачиваюсь и спрашиваю у него – со слухом, что ли плохо, а он мне в ответ: когда, мол, вы говорите о топливном складе у вас волосы дыбом встают – мне и подстригать легче.

– А мы Вас с собой возьмём во Францию, в Довиль, а там и до Канн недалеко – часов семь на поезде, через Париж, кто его знает, как всё сложится. Мы Вас подождём, – улыбнулся я, встал, отдал честь и попрощался.

– Да нет, я уж как-нибудь сам, – рассмеялся начальник.

Сказал – сделал. Весной 2001-го года он промелькнул на телевизионных экранах – в Каннах, в составе американской делегации в компании с братьями Коэнами, представлявшими фильм «Человек которого там не было». Герой фильма работал парикмахером и ему, по большому счёту, было наплевать на то, чем он занимается, по его словам “он просто стриг волосы”, но увидев возможность повернуть ход событий, он это сделал.

Бывший начальник топливных складов был одет в смокинг, на белоснежной манишке красовалась бабочка, объёмная талия была подтянута кушаком. На цветном шнурке был закреплён бэйджик: «Willis Peter, Promoter». Идея представить на кинофестивале фильм в чёрно-белом изображении принадлежала ему. Фильм получил главный приз за режесуру.

К концу зимы нам пошили парадную белую форму и выдали под роспись, а ещё через месяц – забрали обратно и вычеркнули в вещевом аттестате последнюю строку. С топливом что-то у них там, в штабах не срослось, и Корабль, впрочем, как и весь флот, остался стоять у пирса, и вскоре был “намертво приварен” к причалу и превратился в многозвёздочный отель.

На его борту теперь постоянно останавливались московские генералы и разные медийные знаменитости, а то и целая труппа какого-нибудь приехавшего на гастроли театра, или размещался коллектив Ансамбля песни и пляски совместно с мужской сборной нашего Флота по зимним видам спорта. В каюте Командира расширенный штат вестовых не успевал производить перемену блюд и мыть-менять посуду. А в танковом трюме к палубе были привинчены клубные стулья, натянуты многофункциональный экран и занавес, и организован зрительный зал, где в благодарность за гостеприимство артисты по выходным дням развлекали представлениями экипаж, а по средам Командир показывал новинки мирового кинематографа.

Всё остальное, свободное от представлений время, экипаж занимался тренировками и учениями. Офицеры и мичманы заполняли журналы боевой подготовки, ухаживали за матчастью, пополняли запасы провианта, денно и нощно блюли дисциплину матросов и поддерживали военно-морской блеск и лоск – марку Корабля-отеля. Командир однажды, после очередного доклада Механика и Штурмана, даже обратился к Командующему флотом с Рапортом – с просьбой вернуть экипажу белую форму. Рапорт Командир передал Старпому, и Виктор Иванович показал его мне:

– Помнишь, мех, свой рапорт Командующему? Как думаешь – что мне с этим делать?

– А вы, Виктор Иванович, Устав откройте – там всё написано, – и мы дружно расхохотались.

Командир оставил себе белые лакированные ботинки и одевал их с чёрной парадной формой при встрече гостей. Отвороты тужурки он перешил на манер смокинга, а золотые звёзды на погонах и офицерский кортик придавали ему статус победителя Международного конкурса метрдотелей. Для полноты антуража не хватало только бабочки.

Ранней весной меня вызвал к себе мой непосредственный начальник электромеханической службы Соединения и предложил перевестись на корабль, который проходил сейчас ремонт в Польше, и механик совсем некстати написал рапорт на увольнение.

За это он, без обиняков, попросил презентовать ему радиоприёмник «Океан». В начале нового столетия писали, что он попросил ещё кого-то о чём-то и получил срок, а его партнёр сел в кресло законодательного собрания одного из центральных городов России и до сих пор мельтешит на экранах телевизоров.

А тогда, в марте месяце 94 года я пригласил своего начальника к себе на День рождения, и мы обменялись подарками. И я стал готовиться к поездке: посещать типовые корабли данного Польского проекта на нашем Соединении, знакомиться с технической документацией и общаться с механиками, которые уже прошли польский ремонт, а некоторые – и не один.

В связи с новыми обстоятельствами, открывшимися в моей военной карьере, Командир и Механик корабля, на котором я продолжал числиться группманом, наложили на меня, на время подготовки моих заграндокументов, функциональные обязанности эдакого Администратора по внешним связям – встреть-отвези-привези, купи-передай, отведи-приведи, иногда – достань. Так я достал Командиру бабочку, вожделенный им камербанд и большой белый зонт, чему он несказанно был рад и отметил меня в благодарственном приказе. Теперь, когда закапали весенние дожди, Дежурный по кораблю раскрывал белоснежный зонт над головой Командира, выходившего к трапу для встречи гостей, а после убирал его в оружейку арсенала, и оружейку ставил под охрану и на звонковую сигнализацию. Жизнь на корабле просто кипела, и я был захвачен этим круговоротом, который всё чаще и чаще сопровождался звоном арсенального колокола.