Жили-были валенки – Сказка на антресолях

Жили-были Валенки. Они долгое время не то, чтобы не пользовались сезонной популярностью, а просто мешали. Да, прочные, добротные, практичные — ну и что? Старомодные, неудобные, неуклюжие… Десяток лет назад запихнули их «с глаз долой» на Антресоли, выкинуть пожалели. Потом и забыли за текущими делами. Валенкам-то, может быть, уж пора было истлеть или сгнить до неузнаваемости, но, как ни странно, сохранились они хорошо — оказались выносливыми.

А на этих самых Антресолях не только Валенки свой век «доживали», но именно они оказались последними в списке ненужных вещей, от которых следовало избавиться хозяевам. Поэтому любой, заинтересовавшийся содержанием Антресолей, обнаружил бы там сначала Валенки, а потом — всё остальное.

Только кому захочется обнаруживать такое добро?

Дом был принципиально старым, гораздо старше Валенок. Никто в нём не проживал, правда, хозяева появлялись наездами, да только затем, чтобы удостовериться, цел ли домишко или сгнил до основания да рассыпался в прах. На Антресоли и не заглядывали. Незачем. Сами Антресоли были немного моложе Дома, но уже несколько лет подряд в скоростном порядке необратимо теряли свои стойкие качества, да что поделаешь?

Однажды по какому-то случаю Антресоли встревожились, вздрогнули, возможно, от какого-то толчка воспоминаний или… Дверки Антресолей вроде сами собой без натуги распахнулись, и Валенки, неожиданно почуяв волю, «спрыгнули» вниз.

Антресоли, допустившие досадную оплошность, тут же с грохотом захлопнули провинившиеся Дверки:

— Ни на кого положиться нельзя, никому доверия нет! Собственные Двери — и те подводят, а гарантировали верность и преданность без запоров и замков. Эх, зря Замок не поставили, надёжнее бы дело вышло…

Однако, ругаться было поздно: Валенки стояли как вкопанные на деревянном Полу, выполненном из лучших пород древесины производства прошлого, чуть ли не позапрошлого века.

— Нельзя ли потише? Чего вы меня так дубасите? — раздражённо проскрипел Пол, едва оправившись от весьма ощутимого удара и брезгливо стряхивая со своих рассохшихся досок бесцветную шелуху мусора, бывшую некогда первосортной половой краской. — Стар я стал… Ещё, чего доброго, проломлюсь и упаду в подвал, и вы — туда же.

Валенки смутились от неожиданности, потоптались неловко и, переглянувшись друг с дружкой, молвили слово. Вернее, слово молвил Правый валенок, который был с рождения проворнее Левого, потому что был старшим:

— Простите, извините, но мы не нарочно. Мы много лет не видели света белого, жили в темноте и тесноте рядом с полуистлевшими вещами — мешками, пакетами, коробками. Говорить было не то, чтобы не с кем, а и друг с дружкой — просто не о чем. А тут нечаянное дело…

— Да, братишка прав, — осмелел Левый валенок. — Мы неожиданно выпали, вырвались из нашего заточения, и…

— И что же? — грозно вздрогнул Пол.

— Да мы же упали и сильно ушиблись, — скривился нарочно Левый валенок, пытаясь, на всякий случай, вызвать сочувствие у окружающих. А окружающие возникали по очереди, осторожно наступая на неустойчивый Пол и приближаясь к Валенкам с трёх сторон: старая огромная Бочка, ржавая хромая Лопата и видавший виды, а также многие камни и заборы, двухколёсный Велосипед устарелого образца. Каждый из них имел оригинальный вид и не менее оригинальную предысторию, к тому же испытывал некоторое стеснение в передвижениях.

Не каждый день такие новости «падают с неба» на Пол.

— Ополоумели вы, что ли?! — возопил Пол, прогибаясь и потрескивая подгнившими половицами, на которые всё активнее наседали потревоженные падением Валенок солидные обитатели Дома. — Что напираете как танки, ведь предупреждал, сейчас провалюсь в подвал, а вы — вслед за мной! Угомонитесь, господа и граждане, остановитесь, не двигайтесь с места, а то…

Сознательная Бочка неловко покачнулась и резко остановилась, притормозив и Велосипед, который успел прислониться к ней одним колесом. А любопытная Лопата всё подпрыгивала, продолжала выделывать немыслимые кренделя, царапая Пол и подбираясь поближе к Валенкам. Валенки даже попятились назад, отодвигаясь в сторонку от Лопаты и стараясь не наступать на всё больше расползающиеся щели в Полу.

— Постойте все, — вмешалась безучастная до сих пор деревянная Лестница, высунувшись неуклюже из своего угла. — Давно у нас такого возмущения не наблюдалось. Годами ничего не происходило, пусть бы так и шло дальше. Так нет же…

— Так нет! — подхватил Велосипед, водивший близкую дружбу с Лестницей, кичащийся её покровительством и охотно пользующийся её же привилегированным положением в Доме. — Нужно уважать друг друга, а то худо будет нам всем.

— Худо? — удивилась Бочка, отворачиваясь от Велосипеда и угрожающе приближаясь к Валенкам. — Нам и так хуже некуда. Годами ничего с нами не происходило лишь потому, что мы тихо-смирно жили-были без казусов и кризисов, хотя и катились вниз по наклонной плоскости… Понимаете?

— Ну, не совсем, чтобы вниз, да ещё и по наклонной, — усмехнулась Лестница. — Вниз по ступенькам — это я ещё понимаю. Вот только Валенки…

Валенки уже догадались, насколько некстати они «свалились на голову» другим жителям неблагополучного Дома. А ведь там, на Антресолях, у них было совсем другое представление о Доме и его полноценных обитателях!

— Мы же не нарочно, — жалостливо вымолвил Правый валенок. — Понимаете, Антресоли состарились, Петли проржавели, Дверки прогнили…

— Да будет вам хныкать, — прохрипела ржавая Лопата. — Никто вас и не обвиняет. Просто ситуация у нас возникла пикантная, непривычная.

Пол, не прекращая скрипеть и шататься всеми половицами, примирительно произнёс:

— Ситуация некрасивая. Но дело в другом. Ставим вопрос шире: мы оказались в некоей ловушке, в этом самом Доме. Ждать хозяев иди дожидаться каких-то иных изменений в судьбе — смешно, а главное — хозяева в нас не нуждаются.

— Вот то-то! — всхлипнула из дальней ниши хрупкая Этажерка, которая когда-то была центром внимания целого Дома. — Мы пропадём именно потому, что никому до нас дела нет. Никому мы не нужны. Только если ты кому-то нужен, если кто-то в тебе заинтересован, тогда…

— Ну, знаете ли, ваши или наши упаднические настроения нам всем жизни не продлят! — остановил её Пол. — Надо настраиваться на другую мысль.

— На какую же? — робко спросила Этажерка.

— На такую: если мы не нужны никому — хозяевам этого самого Дома, разбойникам, богатым инвесторам, какие без труда снесут на корню этот Дом-развалину, а на его месте построят новый, или ещё кому-то за пределами Дома, то… — Пол собрался с мыслями и закончил: — То мы не пропадём только в том случае, если будем нужны друг другу. И… сами себе.

Лестница и Велосипед, которые и так были нужны друг другу в какой-то мере, скептически усмехались, поглядывая по сторонам: нужны-то нужны, да толку с того мало. Другие слушатели долго соображали, переваривая сказанное.

— А как это? В чём это должно выражаться? — нарушила молчание Лопата. — Кому я тут нужна? Себе-то… И попала-то я сюда нечаянно, потому что девать меня было некуда, потому что сарай сгорел, а выкинуть было жалко…

— Кто и как сюда попал, уже не имеет значения, — отвечал Пол, громко поскрипывая половицами в сторону Валенок, которые так и не поняли, имеют ли они право голоса или нет при таком обороте событий. — Нам важно принять жизненное решение. Способны ли мы сделать это? Располагаем ли мы нужными ресурсами? Например, мои ресурсы ещё не исчерпаны!

— Ресурсы? Решение? — удивилась Этажерка. — Даже если ресурсы позволяют… И что от этого решения зависит, если мы находимся в полной изоляции от внешнего мира?

— Я понял, понял! — завертел передним колесом Велосипед, предварительно опершись на заднее. — Мы отрезаны от внешнего мира. Мало того. Мы не так молоды и не так складно устроены, как… современные аналоги. Но у нас есть наш Дом и… наш внутренний мир. Мои ресурсы — мой внутренний мир, который, например…, хранит достижение мысли изобретателя, создавшего меня. Пусть даже изобретены более совершенные модели велосипедов, но от этого я… ничего не потерял.

— Ой, а мой внутренний мир — это книги, которые я бережно храню по сей день, — сообразила Этажерка. — Я их прочла, многие из них люблю, дружу с ними. Буду хранить, пока не…

Книги, сложенные стопкой на Этажерке, только вздохнули:

— Да, нас никто уже не читает, но хуже от этого мы не стали. Главное в нас — содержание. Какие теперь книги в ходу? И кто их читает? Или теперь вообще не читают книг?

Неуклюжая Бочка никак не могла понять, кому и какая польза от неё может быть в этом наглухо запертом Доме. Раньше без неё в хозяйстве обойтись было просто невозможно: то в ней огурцы солили, то капуту квасили, потом хранили ненужные вещи, потом сухие дрова, потом мусор… Но тогда она в доме не жила — а только в подвале или в саду. И неплохо жила!

— Вот и говорю: нужно принять решение и действовать последовательно, — повторил Пол. — Внутренний мир есть у каждого, поэтому сдаваться рано.

Валенкам стало совсем неуютно и неловко. Они были настолько и так давно никому не нужны, что уже свыклись с этаким порядком вещей. А тут, оказывается, важно, чтобы был внутренний мир. А какой у Валенок внутренний мир? Внутри каждого Валенка — пустота. Может, раньше, когда-то, давно...

…Валенки окинули взглядом весь Дом, с тоской взглянули в давно не мытое, запылённое маленькое Окошечко — окно в большой мир, от которого были отрезаны навсегда. Серый дождь стучал в Окошко острыми каплями. Серая осень скоро сменится такой же серой зимой, сырой и безликой. Сказывают, настоящей-то зимы давно не было. Серые мысли одолевали.

А Валенкам бы в самую пору вырваться на волю, пробежаться по снежку, потоптаться по сугробам, прокатится по ледяным накатанным дорожкам, ведь они ещё крепкие!

Другого внутреннего мира у Валенок не было.

А внешнего — оставалось всё меньше и меньше…

Валенкам со всей жгучей силой неисполнимого желания захотелось обратно, хотя бы на Антресоли, в прошедшее недавно время, когда у них теплилась пусть самая маленькая, но всё-таки, надежда на какое-нибудь будущее…

Но назад было нельзя.

Никто не знает, что нас ждёт впереди…

Октябрь 2014 г.