Об опьянении

Родители у меня атеисты.

Но когда бабушка решила нас с братом окрестить — не возражали. Нас только спросили: согласны мы или нет? «Ещё бы мы не были согласны! Когда бабушка купила нам новенькие блестящие крестики и обещала пирогов c изюмом напечь в честь праздника».

Церкви тогда в нашей деревне не было. Батюшка приезжал время от времени, проводил обряды и уезжал. Бывал он редко, поэтому поселковый клуб на время превращался в храм, а потом продолжал работать дальше.

Нас с братом это не смущало, нам всё было интересно — и тоненькие коричневые свечки, и яркие картинки, косо развешанные на стенах, и блестящая посуда…

Появления батюшки мы ждали больше всего. Как же, мужик в платье — диковина, да ещё волосы длинные. Батюшка оказался ростом чуть выше нашей бабушки, худенький, сильно сутулился. Самое странное — он был пьяный!

Пьяных я в ту пору на дух не выносила, осуждала всячески и за версту могла определить, трезвый человек или нет. Родственники моей способностью очень гордились и даже хвастались перед сельчанами. Поэтому меня довольно часто проверяли, но ни разу я не ошиблась. Я даже могла определить, выпивал человек накануне или нет.

Поэтому, когда после обряда я объявила родне, что батюшка был пьяный — они только переглянулись, но спорить не стали, перевели разговор на другое.

Но ни компот, ни бабулины пироги, ни даже подарки не смогли отвлечь меня от недоумения, что свербело внутри и требовало выхода.

Ведь на ту пору я уже знала, что священник — это святой человек, а значит, пить ему нельзя. Его поступок вызвал у меня такое сильное возмущение, что даже родственники, мирно распивающие чаи, когда происходит такое безобразие, сделались мне отвратительны.

Я отпросилась гулять.

На улице стояла весна. Сугробы сменились лужами — в другой день я принялась бы измерять их глубину. Но только не в этот.

Солнечные лучи пряжей медового цвета окутывали дома, заборы, столбы, облака любовались отражением в лужах, ветер ластился как котёнок, а я бродила по улицам, и окружающая красота возмущала меня. Никак мне не удавалось понять, почему человек лжёт самому великому и всемогущему Богу, и ничего не происходит.

А потом я снова оказалась возле клуба — батюшка стоял на улице, опираясь на забор, и выглядело это так, как будто он стоит на попавшем в шторм корабле, тогда как вокруг царил полный покой.

— Пьяница! — закричала я, не выдержав вскипевшего во мне гнева.

Батюшка оторвал взгляд от земли и посмотрел на меня — глаза у него были совершенно белые, пустые и страшные.

— Не пил я, девочка, — проговорил он еле слышно, с силой выталкивая из себя каждый слог.

— Врёте! — я подошла совсем близко, чтобы лучше слышать его.

— Матушка у меня умерла, не пил я, — сказал он так, что я сразу поверила, и пошёл в другую от меня сторону, придерживаясь за стенку клуба.

До самого заката я топталась возле клуба, в надежде снова увидеть батюшку и извиниться, но он больше так и не показался.

Вот так я узнала, что и от горя бывают пьяными.

Об одном жалею, что так и не решилась рассказать родственникам, где гуляла и что узнала.