От Мурзилки

Саша, салют! Доброй ночи, приятель!

Я не фанат, не певец, не читатель...

Сам себе кодекс, палач и спасатель,

кризис, вирус, дефолт...

Англия — что? Живут и в Эритрее;

в Англии тоже болеют, стареют...

Где б не дышалось, одна панацея —

тупо задвинуть болт.

Пива не пью, угощу лучше квасом.

Ежели плакать — страшней час от часу.

Ведь без намордника даже у кассы

могут и не обслужить.

Слово "любовь" стало жутко опасным...

Всё Мойдодыры кругом, Карабасы;

Карло-отцов, мам Терез — прямо массы,

и все готовы любить.

Чувства убоги, как стоптанный тапок.

Жизнь, как качели — то "вира", то набок.

Можно прожить без любви, но без бабок

не выдохнуть, не вдохнуть.

Мир — бормотуха в красивой бутылке.

Люди пустые, как свиньи-копилки.

Я в этом мире — дебильный Мурзилка,

всё не найду себе путь.

Любовь. Добро. Вера. Больные мне темы.

Смешны аксиомы, горьки теоремы...

Не встрять на распутье, не выть от дилеммы —

будь честным, но действуй хитрО.

Традиций людской стаи скину упряжку,

пусть жилы скулят и хрустят от натяжки,

с блаженной улыбкой нырну во все тяжкие,

стыд в бороду мне, бес в ребро.

Амуру в меня скучно просто стрелою,

глумится, как хочет подлец надо мною,

нежадно втащив по башке булавою

и грудь продырявив копьём.

Вот так мы и любим друг дружку здесь, Саша —

мне сорок шестой, двадцать два моей Маше,

жаль только, что злится супруга Наташа

и любит несильно её.

Сбились все с курса, как пьяные птахи.

Жизнь, как качели — то "вира", то нахер.

Сколько слетело голов на той плахе,

да не в лошадку корм.

Лыжи не едут. Притёрся ошейник.

Где Дед Мороз, что несёт нам учебник,

целебных источников, грязей лечебных?..

И по росе босиком!

Вся эта морось поднадоела.

Жизнь, как качели — то "вира", то влево.

Я безответственно, но всецело

в страх свой от страха плюю.

Это частушка, не творчества муки.

Всё это, Саша, я выдал от скуки.

Кто-то грозит оторвать ноги-руки,

или пришить статью.

Ошейник притёрся и не скользят лыжи.

Жизнь, как качели — то "майна", то ниже.

Я белый, пушистый, но наголо стриженный,

с наглым желанием жить.

Не метил углы и не оставлял запах,

двигался тихо во всех тихих сапах,

в белом безмолвии, на мягких лапах, —

всё же успел наследить.

Пусть все назавтра честные стали,

совесть бетонная, нервы из стали,

из всех пробелов, из всех проталин

тёплый струится свет.

Рай у лжеправедников отвоёван,

похотью с нехотью ими заблёванный,

мы всё отмоем и жить будем клёво

минимум тысячу лет.

Яблонь насадим в Эдеме мы снова,

лоз виноградных, кустов фейхуёвых...

Но договор сей на бланке рублёвом

и Божьей печати нет.

Саша, прощаюсь с тобой на этом,

как зубоскал с настоящим поэтом;

я — безобидный Мурзилка с приветом,

шлю тебе свой "Привет!"

_ _ _