Adelbert von Chamisso, история Абдуллы, 1001 ночь

В тени у воды, где безлюдно, устроил привал Абдулла,

А восемь десятков верблюдов пасутся, сложив удила.

Он в Басру доставил товары, чему был несказанно рад —

Осталось дойти с караваном дорогой знакомой в Багдад.

Источник ища и прохладу, приходит тем часом дервиш,

Идущий пешком из Багдада — поддержанный посохом лишь.

Раскланявшись, сели за ужин и мирно беседа пошла:

Оазис так путникам нужен — за это Аллаху хвала!

Друг другу про жизнь рассказали, взаимно вникая в рассказ,

И многих вопросов детали ответ получили как раз.

Беседа слагалась не споро при свете вечерней зари,

А в самом конце разговора дервиш вот о чём говорит:

Я знаю давно эту местность и ведаю место одно,

Где разных сокровищ несметно и тайно припасено.

Вдвоём мы могли бы отсюда направиться прямо туда

И восемь десятков верблюдов навьючить битком без труда.

Захваченный этим рассказом, вспотел Абдулла и дрожал —

Блеск золота, горы алмазов он ярко воображал:

О брат мой, о брат мой, послушай! Скорей покажи мне тот клад!

Тебе ведь сокровищ не нужно, а я буду рад и богат.

Все восемь десятков верблюдов навьючим мы золотом там,

Но это на золота грудах почти не оставит следа.

Тебе же, мой брат, сразу после в награду за помощь твою

Верблюда из лучших и рослых с поклажею я подарю.

На это дервиш отвечает: О брат мой, я думал не так,

Ведь сорок верблюдов я чаял — задумка при этом проста:

Все сорок верблюдов не стоят и толики малой того,

Что ты получаешь в итоге — ты сам рассуди делово —

Конечно, конечно, о брат мой! Так будет гораздо честней!

Поделим верблюдов на равных — тебе половину и мне!

Но только одно говорил он, а думал совсем о другом:

То жадность на сердце давила — он ВСЁ захотел целиком.

Ударили тут по рукам и немедля наладились в путь:

Один управлял караваном — другой выбирал им тропу.

Пред ними гористая местность — расщелина еле видна,

Но вслед за вступлением тесным пошире немного она.

И вот в окружении скальном ущелья достигнут тупик —

Обычный прохожий едва ли сюда бы случайно проник.

Предчувствуя скоро добычу — деля караван пополам,

Погонщика делом обычным был занят пока Абдулла.

Дервиш в это время сгребает под скалами в кучу сушняк

И, яркий костёр разжигая, всё крутится возле огня.

Когда же могучее пламя, треща, устремляется ввысь,

Читает дервиш заклинанье и в пламя бросает травы.

Свет солнца собой затмевая, вздымаются дыма клубы,

Гром небо вокруг сотрясает и рвётся земля на дыбы.

Когда же под натиском света рассеялась чёрная тьма,

В скале обнаружилась дверка и настежь раскрылась сама.

За нею просторные залы — в них люди впервые вошли,

Из редких камней и металлов сложили их духи земли.

Несут золотые колонны прозрачного свода хрусталь,

Сияет карбункул гранёный, видениям чудным под стать.

А между колоннами тесно — там золота груды лежат,

От их баснословного блеска немногие не задрожат.

Сменяются груды металла камнями ценнейших пород

И россыпи разных кристаллов украсили сказочный грот.

Глядит Абдулла, обмирая — слепит его золота блеск,

А жадность его раздирает и медленно заживо ест.

Они приступают к погрузке: дервиш бриллиантов набрал,

С ним рядом, снедаем искусом, лишь золото нёс Абдулла.

Но всё-таки он спохватился и начал поспешно менять

То злато, каким загрузился, отдав предпочтенье камням.

Меж тем становился он злее, не радуясь толком тому,

Что вынес — а больше жалея, что ВСЁ не досталось ему.

Верблюды согнулись под весом — от тяжести еле стоят.

Глядит Абдулла с интересом — дервиш, ничего не тая,

Проходит в последнюю залу и в ней открывает ларец,

Находит в нём то, что искал он — и смог Абдулла подсмотреть.

То баночка, как оказалось — проста и невзрачна на вид

И мази в ней самая малость — кого эта мазь удивит?

Дервиш содержанье проверив, остался доволен вполне,

Захлопнул ларец он и к двери направил шаги в тишине.

Выходят они и снаружи дервиш повторяет обряд,

Тот самый, что был ему нужен, когда он тайник отворял...

Гром грянул — тайник словно канул среди окружающих гор —

И каждый взял часть каравана, как определял уговор.

Туда, где в пустыне источник их судьбы недавно скрестил,

Подходят они — в одиночку придётся им дальше идти.

Прощаются — расцеловались тепло и по-братски они,

Слова благодарности стали б финалом, достойным для книг.

Но стоило только расстаться, как принялась жадность вдвойне

За то и другое хвататься — совсем Абдулла помрачнел...

Зачем караван ЕМУ нужен? И всё остальное — зачем?

Тому, кто Аллаху лишь служит, не нужно сокровищ вообще!

О брат мой, о брат мой, послушай! — дервишу кричит Абдулла —

Мне вот что запало вдруг в душу… Мне мысль вот какая пришла...

Ты даже не знаешь, как трудно верблюда порой усмирить,

Ведь тут целых сорок верблюдов — а это не два и не три!

Я с детства привычен к животным — но как с ними сладить тебе?

Они так нагружены плотно — зачем испытанья судьбе?

Я ловко с восьмьюдестью справлюсь — тебе сорока не унять!

Где тридцать — ты, может быть, сладишь — но сорок… послушай меня!

На это дервиш отвечает: В сомненьях ты, видимо, прав —

И сам я подумал случайно о том, что сказал ты мне брат...

Возьми, если сердце тревожит, и десять верблюдов ещё:

Коль брата утешить поможет — верблюды, конечно, не в счёт!

Берёт Абдулла и уходит — но жадность вскипает тогда:

Когда попросил бы я сходу — глупец мне б и двадцать отдал...

Попытка — не пытка! И снова бросает он всё и — бегом!

Кричит — а дервиш слышит слово и ждёт терпеливо его.

О брат мой, о брат мой, послушай и вникни в заботу мою:

Тебе без сноровки так нужной не справиться и с тридцатью,

Животные очень упрямы — упрямей, чем кажется всем,

И лучше б ты отдал мне прямо и десять других насовсем!

На что тут дервиш отвечает: В сомненьях ты, видимо, прав —

Да я уж подумал случайно о том, что сказал ты мне, брат...

Возьми, если сердце тревожит, и десять верблюдов ещё:

Коль брата утешить поможет — верблюды, конечно, не в счёт!

Когда так легко получилось, что вдруг Абдулла захотел,

Тут жадность не в шутку включилась и ну разжигать беспредел!

Он требует, не унимаясь, и десять, и девять к тому,

При этом уже не стесняясь забрать ВСЁ себе одному.

Пока у дервиша остался последний — всего лишь один,

Но неудержимая жадность велит и его захватить —

Дервишу он бросился в ноги и слёзно колени лабзал:

Ты мне не откажешь в немногом — где в большем ты не отказал! —

Бери без сомнений на радость — пусть будет подарком судьбы,

Мне успокоение брата превыше сокровищ любых.

В богатстве стать кротким старайся — над всеми Великий Аллах:

Как Он осыпает дарами — так может дары отобрать!

Берёт Абдулла и уходит, но думает: что-то не так!

Настолько не глупый он вроде, чтоб всё, не жалея, отдать?

И тут вспоминает о мази — с чего бы на мазь так смотреть?

Спросить непростительно разве — а, может быть, в мази секрет?

Дервиша опять догоняет: О брат мой, скажи мне, скажи!

Ты баночку взял — вспоминаешь? — и в полу себе положил.

Зачем эта мелочь монаху — неужто и вправду нужна? —

Ты баночку хочешь? Так на же! Возьми её — вот и она!

Проситель совсем огорошен — от радости просто дрожит:

И баночку отдал он тоже — мне в руку её положив;

А что с нею делать мне дальше? Чем мазь эта так хороша?

Скажи мне, о щедрый скиталец! Поведай, простая душа! —

Кто смажет сей мазью глаз левый — увидит тогда без помех

Сокровища, что под землёю в глубинах сокрыты от всех.

Кто смажет сей мазью глаз правый — ослепнет на оба и вмиг:

Два свойства сей мази престранной и дивной теперь ты постиг!

На мазь, сомневаясь, смотрел он: вот чудо! была — не была!

И мазь испытать загорелся при этих словах Абдулла:

О брат мой, о брат мой, ведь с мазью ты сладишь гораздо верней —

Смажь ею, прошу, левый глаз мой, чтоб стать ясновидящим мне!

Охотно дервиш исполняет — и словно разверзлась земля!

Сокровища будто поднялись из недр — различимы на взгляд:

Ветвистые золота жилы, бриллианты, рубины… не счесть!

Мерцал-преломлялся-светился невиданный мир этот весь...

Глядит — оторваться не может, сиянием этим влеком,

Мороз пробегает по коже и жадность хватает силком:

А что, если всё-таки смазать вдобавок и правый мой глаз?

Быть может, я ВСЕМ ЭТИМ сразу тогда овладею как раз...

О брат мой, о брат мой, в последней мне просьбе ты не откажи:

Смажь правый мне глаз — как на левый ты только что мазь положил!

Исполни, пожалуйста, просьбу — последнюю, вот мой обет!

А там разойдёмся поврозь мы — Аллах да поможет тебе!

Дервиш отвечает: о брат мой, откуда желанье твоё?

Тебе рассказал я всю правду о мази и свойствах её!

Ведь после тех добрых деяний, что я для тебя совершил,

Мы б лучше расстались друзьями, чем я тебя вмиг порешил.

Безумный ни слова не слышит — его нетерпение жжёт:

Не зависть ли правит дервишем, что он его так бережёт?

Все доводы тут бесполезны — они подстегнут лишь сильней,

А словно к магниту железо, пристроится к жадности гнев.

И он заявляет с сарказмом: Послушай — довольно глупить!

Полезное левому глазу, мой прАвый должно ослепить?!

Смажь глаз мне немедленно правый, как левый ты смазал мне глаз,

И знай, что я скор на расправу с тем, кто мне перечить горазд!

Когда же к угрозам он дело прибавил немного спустя,

Дервиш подчинился всецело и выполнил всё, не шутя:

Взял в руку немного той мази и смазал просителю глаз,

И ночь беспросветная сразу навек для того началась...

Дервиш! Ах, дервиш окаянный! Неужто ты правду сказал...

Давай исправляй-ка изъян мне и зрячими сделай глаза! —

Теперь ничего не поможет — ты всё получил что хотел

И кроме Аллаха не сможет никто облегчить твой удел!

Вопя и взывая, катался напрасно бедняга в ногах —

Дервиш к его просьбам остался глухим и не стал помогать,

А поднял спокойно верблюдов и канул в пустынную мглу,

В тени у воды, где безлюдно, оставив стенать Абдуллу.

И день, и другой пролежал он, не видя ни солнца, ни звёзд,

И третий… И так продолжалось бы дальше и дальше… Но вёз

Торговец на рынок товары и словно был послан судьбой —

Несчастного тут подобрал он и взял до Багдада с собой.