01

Часть I

Несколько необходимых примечаний автора:

01. Болезни под название Форма Е с соответствующей симптоматикой не существует.

02. Спецподразделение «Кошачий коготь», охранное агентство «Кондор», фирма «Блистающий мир» и так называемые Взводы смерти являются плодом больного воображения автора.

03. Некоторые герои имеют реальных прототипов, но ВСЕ имена по этическим соображениям были изменены.

04. Действие разворачивается в вымышленном мире «За стеной», который имеет некоторые принципиальные отличия от нашей вселенной. Сэй — общепринятая форма вежливого обращения За Стеной.

05. Все совпадения с реальными организациями, людьми и ситуациями случайны.

Посвящается Crazy — за то, что ты есть.

Порой моя жизнь не имеет цены

Друзья и работа — все это фигня

Порою мне снятся кошмарные сны

И призраки снов убивают меня

Я утром убитая ими встаю

И плащ надеваю последней грозы

И времени вечность на руку свою

На лоб — третий глаз голубой бирюзы

А выйдя из дома забуду ключи

Забуду что здесь меня любят и ждут

Забуду что свечи запалят в ночи

Чтоб я отыскала домашний приют

Еще не мертва но уже не жива

Душа потеряла и страх и покой

Цветы под ногами и сверху листва

И черные крылья летят за спиной

И так я скитаюсь по миру одна

Забывши себя и во власти того

Что помнится мне из последнего сна

Я — память его и я — жертва его

Как странно… И что происходит со мной?

Не помню… Я кажется где-то была

Я вечером снова вернулась домой

А мне рассказали что я умерла

Место: за Стеной

Время: когда-то

01

Как темен мрак и неизвестность впереди

Как жаль родившись с жизнью расставаться

И не судьба найти свои пути

Но я пойду когда хочу остаться

— Сэй Охотская, пройдите. Доктор Туманов готов вас принять.

Она ожидала вызова в приемной почти пятнадцать минут, наблюдая, как за окном идет дождь. Обостренный слух позволял ей легко различать удары отдельных капель по стеклу, но она заставила себя вернуться к нормальному восприятию, и одиночные звуки слились в один, восхитительно-длинный. Она так увлеклась созерцанием ливня, — а скорее, возможностью расслабиться, — что просто не восприняла слова медсестры как адресованные ей. Очнулась, только когда девушка робко дотронулась до рукава ее куртки и повторила:

— Сэй Охотская?

Она медленно повернула голову, и какую-то долю секунды в ее глазах сохранялась пустота, но потом они вернулись к своему обычному выражению безмятежной отрешенности. Словно зеркала. Темные зеркала.

— Доктор Туманов ждет вас.

Она подобралась мгновенно и, входя в кабинет, уже была полностью сосредоточена на цели своего визита. Медсестра посмотрела ей вслед и покачала головой. Иногда среди посетителей доктора Туманова, частного медика с безупречной многолетней практикой, попадались очень странные люди.

Кабинет, где принимал собственно Туманов, был больше приемной в два раза, светлый и теплый. Шумопоглотительные стеклопакеты в рамах полностью заглушали дождь, но легкое жужжание кондиционера и тихая песня из приемника не позволяли поселиться здесь абсолютной тишине. Часть кабинета, предназначенная для осмотра, была отгорожена белоснежной ширмой, а интерьер выдержан в черно-бело-зеленых тонах. В итоге клиент чувствовал себя более спокойным.

— Аглая, проходи, милая.

Она пересекла кабинет и опустилась в удобное кожаное кресло перед письменным столом Туманова. Доктор являл собой просто академический профессорский вид: седой мужчина средних лет, с подтянутой фигурой, в хорошо сшитом костюме — классической тройке — и с обязательной доброй улыбкой.

— Здравствуйте, сэй Туманов.

Она говорила низким хорошо поставленным голосом с небольшой хрипотцой, предполагавшим хорошие вокальные данные, и доктор в очередной раз отметил, как ее голос не соответствует ее внешности. Женщина, сидевшая сейчас перед ним, была молода. Двадцать три, если верить медицинской карте, но на самом деле выглядела она моложе. У нее были темные волосы, явно недавно отросшие с короткой стрижки, и необыкновенные глаза — темно-зеленые, но способные принять сотню оттенков. Резко очерченные плотно сжатые губы выдавали сильную волю, но в целом тонкие черты лица придавали ей сходство с эльфийской принцессой.

Темной, если судить по подавляющей внутренней силе, исходившей от нее.

Сейчас она сидела вполне расслабленно, но по ее взгляду в упор Туманов видел, что она собрана и готова к любому действию. Другой бы этого, может, и не заметил, но Туманов видел, потому что наблюдал за людьми уже тридцать лет.

— Скажи, Аглая, как ты себя чувствуешь?

— Со мной все в порядке. Я пришла узнать результаты обследования.

Она смотрела на старого доктора, но видела дождь за его спиной в слегка приоткрытые гардины. И все же она уловила, как Туманов напрягся от ее слов: изменилось положение тела, наклон головы, движения стали чуть более нервными. Все изменилось на микроскопические доли, но она отметила их все, потому что ее учили замечать такие вещи тоже.

И она заметила.

И сердце глухо стукнулось о ребра.

И замерло.

— Твои результаты готовы, но есть смысл проделать все еще раз...

— Зачем?

—… за счет клиники, разумеется.

— ЗАЧЕМ?

— В лаборатории не исключают ошибку и поэтому...

… и поэтому она не собиралась проходить эту экзекуцию заново — анализы, томографию, электроэнцефалограмму и еще много всего другого. Все это было лишь стандартной процедурой в том случае, когда на все вопросы стоял ответ «Да». В том числе и в графе «Летальный исход». Она сумела совладать с собой, и на ее лице не дрогнул ни один мускул. Этому ведь ее тоже учили.

Глядя на нее, Туманов прервал свой монолог. Где-то в глубине души он прекрасно понимал, что его слова были всего лишь утешением, слабой надеждой уже обреченным. Возможность ошибки была ничтожно мала и в лично его практике не встречалась еще ни разу. Девочка была обречена, но вся его суть, местами почти неживая от медицинской практики, восставала против ее приговора. Который она, кажется, заранее готова была принять.

— Давайте смотреть правде в глаза, доктор. У меня Форма Е, и с этим ничего уже не сделать. Сейчас я хочу знать только одно: сколько я еще проживу?

В данный момент у нее было больше мужества, чем у него. Глаза так и остались безмятежно-отрешенными, словно речь шла не о ее жизни, а о чем-то далеком и нереальном. Туманов открыл рот и закрыл. Он сам лично просмотрел все этапы исследований, — в ее случае сомнений быть уже не могло. Вот так ломаются жизни. Ему осталось только повторить:

— Да, у тебя Форма Е. Я не знаю, сколько ты еще проживешь, но максимум — три месяца.

Несколько секунд она молчала, приходя в себя. Туманов видел много реакций на плохие известия — от глубокого обморока до истерического припадка. Реакции, подобные этой, встречались крайне редко, но и этих людей всегда что-нибудь выдавало. Ее выдало то, как дрогнули желваки на скулах. И все. Она отдышалась и произнесла, как ни в чем не бывало:

— Благодарю за помощь. Счет будет оплачен обычным путем.

Она поднялась с кресла одним плавным движением, которое Туманов прозевал, и направилась к двери.

— Аглая!

Старый доктор едва успел ее остановить.

— Подожди, девочка.

Он усадил ее обратно в кресло и стал что-то искать на своем столе. Рабочий порядок позволил сделать это ему рекордно быстро.

— Я хочу, чтобы это всегда было с тобой. На всякий случай, если что-нибудь случиться.

В ее руку лег прохладный картонный прямоугольник. Она опустила глаза, и взгляд уперся в сочетание светло-зеленого и черного. На одной стороне были указаны данные самого Туманова и его клиники, а на второй нужно было указать свое собственное имя, дату рождения и куда обращаться при несчастном случае. В целом, это была обычная карточка, но только дополнена указанием на Форму Е и немедленную отправку в клинику самого Туманова в случае, если владелица будет найдена без сознания. Подобные карточки были распространены среди людей, имеющих какое-либо заболевание, сопровождающееся приступами.

Она повертела картонку в руках и сунула в бумажник, почти сразу же о ней забыв. Как-то слабо верилось, что ЭТО может ей понадобиться. Сознание поспешило вытеснить угрожающий фактор и напоминание о нем за свои пределы.

— Спасибо. Я… пойду.

Она говорила тихо. Только что она изменилась на глазах старого доктора почти до неузнаваемости, заставив его сердце сжаться.

Туманов знал эту свою пациентку уже несколько лет, с тех пор, как стал наблюдать ее в группе Сергеева. Он еще помнил, как она смеялась и могла бесконечно долго радоваться жизни. Кажется, совсем еще недавно. Сейчас от той девочки не было и следа.

И это было страшно.

— Аглая, ты не должна отчаиваться! Мы попробуем радиационную блокаду и… Что-нибудь придумаем.

— Сэй Туманов, — она осторожно пожала ему руку, — Неужели вы сами в это верите?

— Я просто надеюсь, что ты передумаешь и позволишь исследовать тебя по более полной программе. Мы могли бы...

Она снова не дала ему договорить:

— Уже не стоит. Прощайте, — и вышла.

На улице все так же лил дождь. Стояла только середина сентября, и похоже природа перед бабьим летом решила показать, что тепло возвращается ненадолго. Но оно уже ощущалось в воздухе, хотя и не обещало быть длительным. Его ждал город, и ждали люди, чтобы закончить все свои летние дела и подготовиться к зимней спячке. Кроме того, близилось осеннее равноденствие.

Аглая Охотская, двадцати трех лет от роду, стояла на крыльце здания, из которого только что вышла, и смотрела, как с шиферного козырька стекают тонкие прозрачные нити. Они были похожи на науанорен — японские шторы из веревочек с нанизанными на них бусинами. Это было красиво, а красота всегда таит в себе немного печали. Аглая любила это время года и любила дождь, потому что эти два фактора всегда сопровождали переломные моменты в ее жизни. Сегодняшний день не стал исключением.

Она сложила ладони ковшиком и подставила их под струю. Вода набралась быстро, и Аглая стала смотреть, как она просачивается сквозь пальцы и утекает. Вся ее жизнь была, как эта вода, начиная с того самого дня, когда пять лет назад она покинула этот город. Тогда тоже шел дождь.

Аглая достала из кожанки пачку «Rothmans» и вытянула длинную сигарету, а когда прикуривала, заметила, как мелко вздрагивает огонек зажигалки. Она сосредоточила на нем внимание и не гасила, пока он не загорелся ровно. Докурив, она раздвинула серебристые нити и вышла под дождь.

В голове была пустота, и Аглая просто шла вперед, переживая состояние эмоционального шока. Где-то на периферии сознания она отмечала те изменения, что произошли с городом во время ее отсутствия. Она всего лишь иногда возвращалась сюда, чтобы немного передохнуть между командировками, а на самом деле покинула свой город тогда, пять лет назад.

Расширили дорожное полотно. Посадили новые деревья. Построили новый дом. Возле двери сиротливо жалась к стене черно-белая кошка. Она была толстенькая, чистая и явно домашняя, и увидев Аглаю, жалобно мяукнула, особо в общем-то не надеясь, что ее пожалеют. Аглая подошла и открыла кошке дверь.

— Иди домой, киска. Сейчас неподходящее время для прогулок.

На этот раз ее голос прозвучал совсем хрипло, но каким-то образом смог переключить ее внимание и заново запустить мыслительный процесс. Аглая вдруг заметила, что устала и промокла, а на улице начало смеркаться. Значит, она бродила несколько часов. Кроме того, ее снова начала бить дрожь, на этот раз уже от холода. Аглая выбралась из дворов, куда забрела в своем беспамятстве, и быстренько сориентировалась до ближайшего бара. Название на вывеске гласило — «Лев и Корона».

В ночной режим бар входил после двадцати одного часа, поэтому сейчас он был наполовину пуст. Полумрак и интерьер на основе дерева располагали к себе с первого взгляда, а наличие живых зеленых растений только увеличивало положительный эффект. Аглая подсела к стойке поближе к музыкальному автомату и взяла себе кофе и коньяк. К концу чашки она согрелась настолько, что заказала себе более основательную пищу и переместилась за столик, на этот раз поближе к батарее. Здесь ее никто и ничто не достанет. Но тут же пришла новая мысль.

Никто и ничто, кроме Формы Е.

Аглая сжала виски тонкими изящными пальцами и неслышно застонала.

Когда человечеству удалось победить чуму ХХ века СПИД, оно ненадолго вздохнуло с облегчением, потому что потом появилась Форма Е. Это заболевание многим представлялось еще более страшным, потому что здесь речь шла о святая святых человеческого существа — о мозге. Никто не знает, откуда взялось ЭТО, но распространилось оно быстро. Форма Е не передавалась никаким путем, она просто появлялась в голове, и медик мог только констатировать факт. На снимках Форма Е проявлялась в виде черного пятна, которое не увеличивалось и не давало метастазы. Оно просто было, а человек был обречен. Посмертная трепанация не выявляла никаких изменений. Болезнь могла проявиться в двух видах: интер-форме и экстер-форме. При интер-форме нервные центры отключались постепенно, один за другим, так, что в итоге всего функционировали только самые необходимые для жизни. Человек впадал в кому и в таком виде мог прожить несколько лет. Другая форма была менее мучительной, но более короткой. Отключалось почти все, и такой приступ мог продолжаться от нескольких минут до нескольких дней. Потом функции восстанавливались, но последний приступ отключал сразу все, включая сердце, даруя внезапную, но скорую смерть. У Аглаи Охотской была именно эта форма, и приступ, после которого она попала в клинику доктора Туманова, был уже далеко не первым.

…Потом она повторила себе кофе с коньяком, потом коньяк без кофе, а закончила водкой с персиковым соком и сигаретой. Сидя за коктейлем, Аглая вспомнила, сколько раз ее жизнь не просто подвергалась опасности, а стремительно летела в миллиметре от смерти. Это было много легче, чем вот так — медленно. Сейчас она вернулась бы в свою группу, но доктор Туманов вероятнее всего уже послал отчет ее командиру о ее состоянии и исключительно из добрых намерений перекрыл ей все пути назад. Аглая глубоко затянулась и отвернулась к окну, стала смотреть на дождь. Ей хотелось плакать, но глаза оставались сухими. Она разучилась это делать давным-давно.

После девяти бар начал заполняться. Заведение оказалось вполне солидным, и лиц моложе восемнадцати просто заворачивали обратно. Однако где-то в углу Аглая четко уловила специфический аромат марихуаны, ассоциировавшийся у нее с казармой и чудовищными перегрузками и на организм и на психику. В душе встрепенулось что-то, похожее на сожаление о былом, но так же и улеглось. В свое время отказ от любого вида наркотиков был вполне осознанным. Аглая повела головой в сторону запаха, но потом снова отвернулась к окну.

Пару раз к ней подходили на предмет «девушка-вы-одна-совсем-скучаете-а-давайте-познакомимся», но каждый раз хватало одного ее взгляда, чтобы заставить непрошеных гостей убраться. Поэтому Аглая не обратила внимания на людей, занявших соседний столик.

Их было четверо: трое мужчин и девушка. Судя по количеству людей, подошедших пожать мужчинам руки, они были здесь уже своими. С их приходом стало шумно и неуютно, и Аглая с сожалением засобиралась домой.

Из всех четверых только один обратил внимание на темную фигуру за соседним столиком. Это была женщина, молодая, но он не смог разглядеть ее лица, как не старался. Только вдруг отчего-то тоскливо стало на душе, и он вспомнил, что надвигается зима. Время одиночества для него. Воспоминание полоснуло по сердцу острой бритвой, и на миг ему показалось, что эта темная женщина такая же пленница своего Ка, как и он. Показалось и забылось. Когда он в следующий раз взглянул в ее сторону, ее уже не было. Он машинально поискал ее глазами и нашел уже около выхода. Узкий, как клинок, луч света обрисовал ее лицо.

Сначала он смолк на полуслове. Потом она исчезла, и он уже не смог ничего сделать. Он не поверил своим глазам. Перед ним была та, кого он любил когда-то больше жизни. Она изменилась: черты лица стали тверже, волосы короче, губы упрямей, но глаза остались теми же.

Безмятежная отрешенность.

Он узнал бы ее, даже если бы она изменилась до неузнаваемости.

Но этого не могло быть.

Аглая Охотская была мертва уже несколько лет.

Роман Зимин тоскливо смотрел вслед ее призраку.