Том 1. Главы 1-3 / Распятый меж крестов (роман о Владе Цепеше) / Нелли Тодд
 

Том 1. Главы 1-3

0.00
 
Нелли Тодд
Распятый меж крестов (роман о Владе Цепеше)
Обложка произведения 'Распятый меж крестов (роман о Владе Цепеше)'
Том 1. Главы 1-3

 

Приглашаю вас на мой профиль на You-Tube, где вы можете посмотреть видео о Владе Цепеше, Суини Тодде, Джекилле и Хайде (мюзикл) и многое другое:

https://www.youtube.com/channel/UCC8yzLRt-ZYNUxTdJFCNpAw

 

Посмотреть и скачать все мои рисунки и фотоколлажи можно на сайте "Tumblr":

https://www.tumblr.com/blog/nelly-todd-1456

Работы на тему "Дракула и Ко" смотрите в самом низу ленты.

 

А здесь вы можете прочесть еще один роман, который я перевела с румынского, о еще юном Владе Цепеше и его отце — «Лодочники Влада-воды»:

https://writercenter.ru/library/istoriya/roman/lodochniki-vlada-vody-perevod-s-rumynskogo1/502780.html

 

 

Дорогие читатели, в настоящее время мне не удается найти последний третий том романа в интернете. Буду очень благодарна тем, кто поможет мне в этом. Оригинальное название 'Răstignit între cruci'. Автор Vasile Lupașc-Sfinteș.

 

 

**********************************************************************

 

 

"РАСПЯТЫЙ МЕЖ КРЕСТОВ"

 

ТОМ I

 

Автор романа — Василе Лупашк-Сфинтеш

Перевод с румынского — Нелли Тодд

(другие псевдонимы: Нелли Ловетт, Лафт)

 

 

Цитата из романа:

Влад Цепеш:

—… я недостоин креста, его дерева, освященного жертвой Спасителя, Штефан! Ночами напролет я вижу себя таким — распятым меж крестов, высоко висящим в воздухе, с руками и ногами, пронзенными гвоздями ветра; себя и моих верных рыцарей, которых я увлек вслед за собою в океан грехов. Я чувствую, как буря со свистом вырывает клочья нашей плоти и бросает их голодным псам, но мясо отрастает вновь и вновь, лишь для того, чтобы быть содранным, чтобы страдания не прекращались…

 

О книге:

В данном романе с глубоким патриотизмом изложена истинная история Влада Цепеша — национального героя румынского народа.

 

Книга иллюстрирована авторскими рисунками Нелли Тодд

 

 

ГЛАВА 1

 

«Был когда-то у них князь,

которого называли воеводой (1) по имени Драгул,

человек умный и умелый в делах военных».

 

Михаил Бочиньоли,

29 июня 1524г.

 

Спускаясь с высот Предяла, дорога к равнине прерывается, словно для того, чтобы передохнуть возле локтя Яломицы, над крепостью стольного города Тырговиште. Здесь весна 1452 наступила раньше, чем в другие годы, еще более богатая цветами и благоуханием. Даже к туманным вершинам гор, целый год покрытым снегом и льдом, устремились теперь по всем тропам, изъезженным и неисповедимым, мерцание света и тепло, вдохновляя людей к пению и веселью.

На рассвете жены принялись за повседневную работу по дворам и деревенским улочкам, а деревни, лежавшие вдоль русла реки или раскинувшиеся на солнечных склонах холмов, казалось, шумно подбадривали одна другую.

Как и во времена даков (2), в первый день весны, незамужние девушки носили с собой шнурки, сплетенные из белых и красных нитей, чтобы отдать первому парню, который встретится им на пути. Однако, когда-никогда, а бывало, что красавицы задерживались немного, чтобы принести воды, но не больше двух-трех часов, пока не замечали, что на тропинке, нарочито гордо покачиваясь, появлялся избранный. Тогда, внезапно, суета их у колодца прекращалась, и коромысла словно становились невесомыми, а девушки резво бросались вперед по дороге, по которой шествовал «он».

Первый парень, встретившийся девушке ранней весной, не только получал «мэрцишор», но, как говорили старики-крестьяне, часто оказывался связанным с ней этим самым шнурком, которым переплетены жизнь и смерть в песнях и заклинаниях, свято хранимых каждой румынской семьей. А еще старики говорили, что на войне бело-красный шнурок защищает воинов от смерти и возвращает их домой целыми и невредимыми.

Где-то в верхней части Морени, горной деревни с жителями, известными до Арджеша и Тырговиште своей отвагой в войнах, в тот мартовский день появились двое мужчин, которые вовсе не походили на тех самых «суженных» для девиц, ожидавших у открытых окон благоприятного момента, чтобы «случайно» выбежать из дома. И если девушки не обращали на них особого внимания, то всадники, напротив, проявляли интерес. Они поспешно схватились за свои большие топоры, а горцы за невысокими заборами выпрямились, не сводя с двух путников любопытных глаз.

Тот, что пониже, хорошо сложенный, с руками, которые при необходимости могли бы согнуть железные прутья или свернуть шею тем, кто выказывал ему неуважение, ехал на красивом черном жеребце, мышцы которого играли под бархатистой шерстью, лоснившейся от пота. Ни сила путешественника, ни старая туника воина Великого Мирчи (3), цвет которой смутно напоминал красный, так не привлекли внимания горцев, как большой турецкий ятаган, дорогой на вид и необычный для румынских воинов. Рядом с ним на коне, как близнец, похожем на второго жеребца, ехал великан, еще более крепкий, чем его спутник. С широкими плечами и стройным станом он выглядел не старше тридцати-сорока лет. Его лицо было затенено широкополой шляпой, из-под которой два живых глаза не упускали ничего из происходящего вокруг. За спиной великана был пристегнут походный меч, а на плечах обоих путников висели прочные луки, по виду прослужившие немало своих хозяевам.

По мере продвижения путешественников вниз по улице, четверо здоровенных горцев, вооруженных топорами, точно по команде, последовали за ними. Едва войдя в деревню, всадники вынуждены были остановиться, так как четверо мужчин прорвались вперед и теперь преграждали им дорогу.

— Добрый день, ребята, — произнес невысокий всадник таким пронзительным фальцетом, что дети за заборами расхохотались. И опустите свои топоры, здесь нет турок!

— Топоры мы оставим при себе и покажем вашим светлостям, как умеем с ними обращаться, если не скажете, чего вам здесь нужно.

— Мы направляемся в Тырговиште и надеемся добраться туда до закрытия ворот! — весело и доброжелательно отвечал им рыцарь.

— С таким-то ятаганом? Мне чаще встречались турки, выучившие наш язык, чем румыны, продавшиеся туркам…

Маленький рыцарь побледнел, и улыбка исчезла с его губ. Он шагнул прямо к горцу и грозно заявил:

— Этот ятаган отправил к праотцам множество османов. Он достался мне в Джурджу! Если бы ты был там со всеми румынами, ты бы знал!

За спинами собравшихся горцев, уже немолодой мужчина, сидя на краю дороги, с интересом наблюдал за этой сценой. Необычные для той эпохи, коротко подстриженные волосы крестьянина делали его похожим скорее на римлянина времен Траяна. Его широкие плечи солдата и человека, привыкшего к тяжелому труду, выступали из-под жилета из оленьей кожи, вышитого множеством цветов, как это принято среди горцев. Не поднимаясь с места, крепыш произнес громким голосом, так, чтобы его слышали все:

— То, что твой ятаган уложил многих турок, — это верно, но правда и то, что рядом с христианами ты кроток, как ягненок, и я до сих пор не слышал, чтобы мимо тебя прошел какой-нибудь румын, попавший в беду, и ты не отдал бы ему все, что у тебя есть. Еще все говорят, что в Джурджу, когда Влад-вода упал с лошади среди толпы язычников, ты перепрыгнул через три препятствия, и ятаганом снес голову одному янычару, а затем еще сотне турок вокруг себя. Но я был там, и знаю, что это неправда. Одним прыжком ты перенесся через пять препятствий, а не через три, и снес голову турку после того, как отобрал его оружие. А если бы мы с Лером не подоспели, возможно, несколько язычников ушли б живыми.

Всадники изумленно повернулись в сторону, откуда доносился голос. Тот, что повыше, снял шляпу, открыв лицо, совсем не тронутое возрастом, и широкая улыбка расплылась на его лице, красивом как у архангела. Низенький всадник разразился раскатистым смехом и быстро спешился.

Марку, главный в деревне Морени, тот, что в нескольких словах рассказал о доблестном поступке, совершенном много лет назад, когда все трое служили Владу Дракуле (4), воеводе Валахии (5) — подвиге о котором знали все румыны, пробрался сквозь толпу и заключил в объятья своего старого товарища.

— Строе, Строе, а я уж думал, что ты нас забыл! — воскликнул крестьянин, прижимая к груди старого друга. — Мне говорили, что ты погиб во Франции, среди чужеземцев. Сначала мое сердце сжалось от этой вести, и я ушел высоко в горы, чтобы оплакать тебя в одиночестве и поставить крест, как поступил бы любой христианин. Но сначала я зашел в пещеру Зираксеса, отшельника, и он сказал мне, что вы живы и возвращаетесь сюда. На многие чудеса способен Зираксес, и только Богу известно, как он узнает все новости, сидя в одиночестве в своей пещере. Но не верю, чтобы даже он был способен развязать язык молчуна Лера!

Высокий всадник, о котором шла речь, известный от Валахии до Анатолии под именем Лер, в свою очередь спешился, и, судя по мягкому взгляду его глаз, увлажнившихся от радости при встрече со старым другом, никто бы не подумал, что это самый устрашающий из четырех рыцарей Влада-воды. О них парни в своих играх и когда отправлялись на войну, а убеленные сединой старики говорили, что рыцари служили также Великому Мирче и даже раньше — Басарабу (6), его родителю. Если бы кто-то потрудился подсчитать года и сказал бы, что их более ста пятидесяти, старики посмотрели бы на него с удивлением и тайным страхом, что чары вот-вот разрушался: «Ну да, они пришли из запредельности, и пока они рядом, нам нечего бояться».

Братское объятие Марку и Лера полностью прояснило жителям деревни значение этих двух всадников, и весть о возвращении в страну рыцарей Строе и Лера прокатилась по лесам и деревням, неся великую радость в дома валашских горцев.

Каждый хотел приютить путешественников, чтобы потом гордиться такими славными гостями. Однако никто не стал спорить, когда они отправились в жилище Марку. Не прошло и получаса, как двор старого солдата заполнился женами и молодыми девушками, нагруженными корзинами с товарами: айвой, которую хранили зимой на оконных рамах, печеными лепешками, позолоченными яичным желтком, красными яблоками и длинными связками жареных колбас. Стоя на пороге и почти полностью закрывая вход своим гигантским телом, Лер гладил по головке златокудрую девчушку и, обернувшись к своим спутникам, шепнул:

— Поглядите: вот ради чего мы должны были вернуться…

Девочка, смущенная и обрадованная таким вниманием, пролепетала: «Целую руку, дяденька», — и быстро удалилась, словно устыдившись своих чувств.

Вместе с шестью другими жителями деревни рыцари сели за стол, и беседа весело потекла, словно весна заполнила каждый уголок низкой комнаты. Смех мужчин долетел до заднего двора, где жена Марку кормила кур зерном, и она тоже засмеялась от счастья, что дом ее полон гостей и вокруг царит мир.

Все прекрасно понимали, что собрались здесь не ради шуток и историй. Однако втайне каждый из них решил в полной мере насладиться этими моментами покоя и беззаботно говорил о цветущих садах, о своих детях, которые растут быстрее чужих, о недавних событиях, о торговле, путешествиях и прочих пустяках…и смеялся без всякой причины.

— Что слышно о Влэдуце?

Вопрос Лера, произнесенный низким и звучным голосом, исходившим словно издалека, ударил крестьян с силой ледяного ветра, налетевшего до времени в конце осени. Улыбки застыли на лицах мужчин, и смысл вопроса Лера начал постепенно доходить до них, сжимая сердца и заставляя кровь приливать к щекам.

С тех пор как Влад-вода Дракул пал при Бэлтени, трое рыцарей каждый день внутренне переживали этот ужас. Они все еще слышали голос воеводы, повелевающего им спасти хотя бы самих себя: «Бегите и никогда не отдавайте нашу страну в их руки. Если Дан станет воеводой, турки войдут сюда свободно. Вы должны жить и снова поднимать народ. И позаботьтесь о маленьком Влэдуце! Верните его. Он знает, что делать! Идите, я задержу их еще немного».

Лер больше не слышал воеводу. Сделав несколько шагов вперед и упершись в землю своими сильными ногами, он смотрел застывшим взглядом на маленькое войско Дана, приближавшееся к ним на всем скаку. Снежная буря яростно трепала его длинные волосы, а сам он казался приросшим к земле со времен сотворения мира. Его меч, слишком тяжелый для другого воина, гудел на ледяном ветру.

— Уходите, я приказываю вам! Им нужен я! Вы их не интересуете! — крикнул воевода, но друзья горько улыбались, и мысли уносили их далеко назад, в Тырговиште, где они прожили столько ясных дней, которые больше никогда не вернутся. Ради Влада они бы спустились даже в Ад, чтобы судить самого Дьявола, и если б их последний миг настал сейчас, они были бы счастливы остаться с воеводой до конца.

— Что будет с маленьким Влэдуцем? — вскричал князь в бешенстве. Никто еще не видел его таким. — Вы должны бежать и найти его! Хотя бы вы не предавайте меня!!!».

Суровые слова отрезвили рыцарей, и они, словно в страшном сне, увидели, как их воевода подбежал к Леру и ударил его рукоятью меча по макушке.

Марку и Строе подхватили своего храброго товарища, лежавшего без сознания, и подняли его на спину лошади. Воевода приблизился и подтолкнул их к своему последнему коню, оставшемуся после долгих дней преследования Дана и предателей-бояр (7). Забравшись в седло, они обернулись, чтобы в последний раз взглянуть на Михню, четвертого рыцаря из гвардии воеводы. Он бежал далеко впереди врагов, отчаянно сигналя обоим лагерям, и обрывки его криков едва долетали сквозь ветер и снег. Сначала рыцари подумали, что, не в силах бросить воеводу, он пытается совершить невозможное. Но позже, уже гоня лошадей прочь, Марку испустил душераздирающий крик и Строе, повернувшись, краем глаза увидел Михню, сбившего воеводу с ног и вонзившего меч ему в сердце. Небо обрушилось на них острыми, тяжелыми осколками облаков и ярости. Михня только что убил воеводу! Их Михня! Михня, их брат…

Вместе с сердцем воеводы Влада Дракулы, в этот миг треснули их сердца, и имя Михни было похоронено навеки. Что заставило его продаться? На что была променяна их дружба, написанная кровью в стольких битвах? Теперь это уже не имело значения.… Они даже не думали о нем, когда были одни...

Крестьяне, познавшие это горе, старались воздержаться от упоминания о тех мрачных временах. Мирча, лесоруб из Трансильвании, попытался разогнать давящую тишину, воцарившуюся в комнате.

— И как вышло, что вы возвратились именно сейчас? — спросил он Строе, известного своей разговорчивостью, благодаря которой лица прояснялись.

— Около двух месяцев назад мы оба были в Венеции, — нехотя отозвался тот. — Мы поступили на службу к кондотьеру (8), который больше занимался торговлей. Это было нам полезно, так как к нему постоянно приходили новости, привезенные караванами и кораблями с Черного моря. У него нашел убежище маленький турок, похожий на крысу, и черный, как головешка. Он бежал из Эдирне, где работал тюремщиком, охраняя Влада, сына покойного воеводы Дракула. От чернокожего мы узнали, что наш принц сбежал и пытался убить Мехмеда, молодого султана. Турок тоже сбежал, чтобы спастись от наказания за то, что был неумелым охранником, но он клянется, что невиновен, ибо тот, кого он охранял, на самом деле — шайтан (9), дьявол на нашем языке, а не человек. И еще этот турок сказал, что запертый ребенок постоянно кусал всех, до кого мог дотянуться, и отчаянно бил их. Его никогда нельзя было привести к султану, не заковав предварительно в тяжелые цепи. Услышав это, я так обрадовался, что поцеловал турка в его уродливую голову, заплатил ему две золотых монеты и полетел обратно сюда. Думаю, что венецианец Джакомо до сих пор гадает, что с нами сталось. Со времени побега принца прошло немало времени. Вы что-нибудь знаете?

— Три дня назад, — ответил Марку, — до нас дошла весть, что Петру Арон явился под турецким флагом в Молдову и убил воеводу Богдана. Юному Штефану (10) удалось бежать, и говорят, что Влэдуц был вместе с ним. До сих пор никто не знал, что принц скрывался там от мести турок, от которых он сбежал.

Молчаливый, как всегда, Лер поднялся на ноги и повесил меч на спину. Крестьяне удивленно уставились на него, но не получили ответа. Только весельчак Строе сказал ему:

— Речь друга Лера, длинноватая для такого пустяка, убедила меня. Мы едем в Молдову!

Строе привык к нему и понимал его без лишних разговоров. Он знал, что всегда может рассчитывать на товарища, и между ними никогда не было причин для недовольства. Во время их долгих странствий, чтобы компенсировать молчание своего друга, Строе говорил один и сам же отвечал себе, будто ответ исходил от высокого рыцаря. Когда же он скучал, что случалось редко, он поворачивался к Леру и, притворяясь возмущенным, говорил:

— Эй, замолчи, у меня уже голова трещит! — И, довольный тем, что заставил улыбнуться рыцаря, Строе снова подгружался в свои мысли. На короткое время.

Крестьяне помоложе, знавшие рыцарей лишь понаслышке и из того, что рассказал им Марку, не догадывались, что у Лера, обычно молчаливого и скорого на действия, была еще одна причина, чтобы спешить. Прошло десять лет с тех пор, как преследуемые стражей нового воеводы, они покинули Валахию, десять лет, как Лер не видел своего сына, которого он оставил с отшельником Зираксесом. Только он да монах знали, что в пещере на Вершине Дракона подрастал мальчик, вдали от людей постигая тайны этого мира.

Светловолосый рыцарь вскочил на лошадь и в полном одиночестве отправился на гору. Строе и Марку переглянулись, но не сильно удивились. Часто, один из них вынужден был ехать Бог знает куда, исполняя тайное поручение, и долгие годы, проведенные вместе, научили их самостоятельно решать свои дела в подобных случаях.

Подъем в пещеру показался Леру дольше, чем путешествие из Венеции в Валахию.

— А если он меня не узнает, — думал он. — Что если не захочет меня видеть? В чем вина десятилетнего ребенка и чем объяснить необходимость прятать его от родителей и всего мира? А что если… — Он замер, словно пораженный тьмой, готовой поглотить его рассудок. Пока он был далеко, мрачные мысли редко посещали его, оставляя место для солнечных видений и надежд. Когда же он взбирался на горный склон, путаница его иногда туманных мыслей смешивалась с другими, полными аромата елей и ярких цветов.

Ему казалось, что он узнает каждую прядь травы и даже барсуков, разбегавшихся при его приближении. До Вершины Дракона оставалось еще три четверти часа, когда внезапно Лер натянул поводья и остановился, словно увидел перед собою признак. Чуть выше, скрытые выступом большой скалы, известной среди местных жителей, как Гнездо Дятла, за ним наблюдали два человека.

Зираксис выглядел таким же древним, как и десять лет назад, таким, каким его всегда помнил Лер: седовласый и седобородый, в длинных белых одеждах, с деревянным посохом, на верхушке которого искусная рука мастерски вырезала голову волка. Стоявший рядом с ним высокий юноша, пожалуй, слишком сильный для своего возраста, словно во сне, начал медленно спускаться по склону навстречу Леру. Рыцарь уже спешился и, застыв на месте, недоверчиво смотрел на сына, стоявшего всего в трех футах от него. Леру хотелось закричать от радости и сжать его в объятьях, но он боялся реакции мальчика, а здесь, на высоких скалах, было слишком тихо. Ему стало стыдно за то, что он принес меч в такое священное место. Лер прошептал едва слышно, как в церкви:

— Тудор…

С пылающими щеками мальчик опустился на одно колено и поцеловал руку своего родителя. Затем сказал так просто, словно его отец возвратился после недолгой прогулки:

— Смотри, папа, я сделал тебе свирель.

И он протянул Леру чудесный рог, инкрустированный десятками десятков цветов и звезд, отчего инструмент казался оплетенным тонким кружевом. Сильно смущенный и не привыкший к таким чувствам, Лер беспомощно взглянул на Зираксеса. Старик тихонько засмеялся, умиленный этим зрелищем, и, опираясь на свой посох начал спускаться к ним.

— Ну, Лер, сынок, у тебя накопилось немало историй, чтобы нам рассказать!

— Много, батюшка, и не все хорошо; только сейчас...

— Я знаю… Иди и возьми с собой Тудора. Не бойся, он знает все, что должен знать рыцарь. Я вырастил его не для того, чтобы он остался здесь со мной!

Рыцарь и его сын быстро попрощались с Зираксесом и вскочили на коней. Им так хотелось бы подольше поговорить друг с другом, остаться в пещере на несколько дней и любоваться утренним туманом, плывущим над кодрами, рассказывать друг другу все и строить планы на будущее, слушать седую тишину массивных каменных стен, выбрать место для дома… Но такие времена для них еще не наступили…

Внизу, в деревне, Марку и Строе в полной мере наслаждались счастливым ощущением того, что все еще находятся среди своих. К великому удовольствию весельчака Строе, жена Марку привязала к седлу его лошади еще одну сумку с провизией.

— Жуй медленно, чтобы не подавиться, — шутливо сказал он, подражая высокому голосу женщины. — И не купайся голышом, а то простудишься! Если войдешь в воду, завяжи шапку, чтобы волной не унесло!

Марку от души рассмеялся вместе со всеми, и чтобы не затягивать грустный момент расставания, крикнул:

— Гу-гу, сломанная мельница! Что, начал? Один твой рот способен выгнать турок из страны. А если выпьешь еще кружку теплого молока с яйцом, чтобы прочистить горло, то они будут лететь аж до Адрианополя!

И он пустил коня во весь опор, стараясь не слушать больше веселые крики крестьян и приглушенные рыдания своей жены. Последние десять лет он был уже не рыцарем Марку из гвардии Его Высочества, а фермером Марку, но оба этих призвания были у него в крови. Стражники нового воеводы не посмели проникнуть в его деревню, и о нем слышали лишь то, что он исчез. Марку знал, что солдатская судьба однажды вновь найдет его. Он чувствовал, что этот день настанет, и ждал его, но не со страхом, а с нетерпением. Сейчас вместе со Строе он спускался к Волчьему Горбу, где ждал их Лер, а оттуда они отправятся в стольный город Тырговиште. Между ними все было ясно, не было никакой необходимости договариваться о месте встречи. Они направлялись к тому месту, где всегда находили убежище, преследуемые людьми Дана, и пока они ехали молча, их мысли неизбежно возвращались к мрачному, неопределенному будущему, которое теперь маячило не только перед ними, но и перед их страной. Что случилось с маленьким Влэдуцем, принцем и сыном Его Высочества Влада Дракула? Они оставили его озорным ребенком, довольно вспыльчивым и шумным. Как он рос? Если бы только он смог сохранить невредимыми свое тело и разум… Узнает ли он их? Захочет ли он, как и раньше, занять трон своего отца? А главное, ради чего он будет царствовать? Заслуживает ли он теперь их помощи?

 

*

Сюрприз, ожидавший их у Волчьего Горба, был так необычен, что даже говорливый Строе не нашелся, что сказать. Еще издалека рыцари пытались угадать, кто едет рядом с Лером, и как могло случиться, что их близкий друг путешествовал с кем-то, не обсудив это сначала с ними. Лер всегда был сдержанным и подозрительным. Товарищи ожидали, что он возвратится один из пещеры Зираксеса. Приблизившись, они вдруг поняли, что юноша, сопровождавший Лера, не может быть никем иным, как его сыном. Такой же стройный и высокий, как его отец, парень поразительно походил на Лера в молодости. И если сомнения все еще оставались, то вскоре их развеяла гордая улыбка рыцаря.

— Это мой сын, Тудор, — произнес Лер. — Настало время вам с ним познакомиться! Он едет с нами!

Строе давно подозревал, что у Лера есть сын или дочь, но никогда ни о чем не расспрашивал. Он часто замечал, как его друг тяжело вздыхал и подолгу заглядывался на детские игры в деревнях и городах, через которые они проезжали. Иногда он останавливался и мастерил для малышей игрушки из простого куска дерева или ткани. Восхищенные дети уходили, а Лер погружался в молчание, которое прерывалось лишь вздохами. Ему не задавали никаких вопросов, опасаясь коснуться старых ран, которые, вероятно, все еще кровоточили. Теперь же разговорчивый и шумный Строе, казалось, совершенно был сбит с толку.

— Благослови тебя Господь, малыш… Я твой дядя… твой старший товарищ и я… О-о-о… сколько турок мы перебили с твоим отцом… Они нам тоже насолили, но победа была за нами!.. даже когда… ладно, не будем вспоминать о грустном! У-у-ух, сынок!

— А ваши светлости, должно быть, Строе и Марку! — рассмеялся мальчик. — Кто же о вас не слышал? Я вырос на историях о ваших подвигах. Надеюсь, я не помешаю вам в дороге.

— Отвечай на вопрос мальчика! — яростно крикнул Строе Марку, пытаясь привести тем временем в порядок свои мысли и чувства.

— Ну и о чем он меня спросил? Он просто говорил с тобой! Или ты совсем уже спятил?

— Не важно, потому что я кое-что знаю, — продолжал Строе, все еще сбитый с толку.

Лер подумал, что пора уже избавить друга от этих мучений, и с улыбкой произнес:

— Пошли! Нам предстоит далекий путь в Молдову. Мы собираемся проехать через Тырговиште, чтобы разузнать побольше.

Это было все, что потребовалось болтливому рыцарю, чтобы взять себя в руки.

— Слушай, Тудор, ты знаешь анекдот про двух бояр и мужика? Вот он, послушай: говорят, что в Бузэу...

Мальчик смеялся от души, наслаждаясь каждым мигом в обществе этих замечательных людей, встречи с которыми дожидался столько лет. Бессонными ночами он грезил наяву, порою сомневаясь, что когда-нибудь увидит их перед собой и даже сможет прикоснуться. Но вскоре начинал сердиться на себя за это недоверие и принимался тихо наигрывать любимые песни, чтобы забыться. В ночной тиши печальные баллады его свирели ветер уносил далеко-далеко, и многие горцы могли поклясться, что действительно слышали плач леса или пение фей.

Глубоко задумавшись, Марку и Лер больше не обращали внимания на своих спутников. Оба знали, что в Тырговиште им придется нелегко. Стражники Дана еще не забыли ни их лиц, ни неприятностей, которые они доставили новому воеводе, и одного лишь слуха об их возвращении было бы достаточно, чтобы перевернуть вверх дном весь город. В последние годы подобные новости распространялись каждый раз, когда какой-нибудь мятежник убивал солдата воеводы. Потом мятежника ловили и судили, и все на время успокаивалось. Но люди продолжали верить, и надежда…

 

*

Каждый год в Тырговиште первое воскресенье марта было ярмарочным днем. Из ближайших деревень и даже дальше, со стороны Арджеша и из Трансильвании, ремесленники и торговцы стекались сюда с товарами, которые они производили или везли Бог знает, из каких уголков земли. Крестьяне с равнин, радые возможности поболтать, торговались только ради торга с молчаливыми, но не менее умными горцами. В конце концов, обе стороны сбавляли цены, мысленно поздравляя себя с такой выгодной сделкой. Нередко бывали случаи, когда двое деловых партнеров возвращались домой без своей части денежной прибыли, связанные узами крепкой дружбы за кружкой вина, которое трактирщики Тырговиште спешили предложить в такой плодотворный день. Потеря была невелика, поскольку на дворе у каждого из них было почти все, чтобы прокормить себя и свою семью, и еще по пути домой они могли составить речь, которая в подобных случаях затыкала рты вечно укорявшим их женам. В тот день через северные ворота вместе с шумной толпой торговцев в город вошли двое горцев в красивых кожаных дублетах, расшитых яркими, живыми красками в честь едва родившейся весны. Оба купца были на самом деле рыцарями Марку и Строе, и дублеты были сделаны не их руками, не привыкшими к такому ремеслу, а куплены у румына из Фэгэраша, который с удовольствием продал им весь свой товар еще до начала ярмарки.

Примерно через час вслед за ними, через те же ворота, в город вошли еще двое торговцев, которые надеялись вернуться домой с хорошей прибылью, вырученной за большие головки копченого сыра. Ленивая походка и одежды, запыленные от долгой дороги, а также крики, которыми они расхваливали свой товар подобно их собратьям, не вызывали подозрений, что на самом деле эти двое были Лер и его сын Тудор. Дублеты и сыр продавались в спешке почти даром, но это никого не беспокоило. Напротив, несколько торговцев, которые давно уже не сталкивались с такими неумелыми купцами, радостно торопились домой, боясь, как бы продавцы не передумали.

Ближе к полудню эти четверо мнимых торговцев направились в трактир «Свет мудрости». Название это было довольно помпезным, если учесть, что на самом деле там собирались обычные купцы, чтобы обсудить новые приказы воеводы или последние события, произошедшие на ярмарке.

Трактирщик Саке, большой любитель философских дискуссий, редко находил собеседников по своей мерке, но это вовсе не приводило его в отчаяние. Напротив, он был даже доволен, если в его трактире не показывался некий образованный путешественник, который слышал об иных теориях, отличавшихся от тех, которые были запущены в вечность неутомимо беспокойным разумом трактирщика. Иногда он любил сидеть за прилавком, задумчиво потирая бороду, устремив свой взгляд куда-то за горизонт. Когда он считал, что уже достаточно торговцев восхищаются его серьезной позой и озабоченностью, свойственными великим мудрецам, он глубоко вздыхал и говорил, словно бы самому себе:

— Тяжко, господин! Очень, очень тяжко!

Однако в тот день удача одарила его собеседником, который, казалось, наслаждался не только внушительным куском жареной свинины, но и тонкостью мыслей Саке.

Сидя за своим столом, из-за которого он никогда бы не поднялся, — разве что только для того, чтобы обслужить Его Высочество, если бы тот вдруг переступил его порог, — трактирщик в течение последних двух часов пытался убедить купца, такого же пузатого как и он сам, что эта безумная идея о круглой форме Земли — на самом деле большая ошибка ученых.

— Вот я и говорю: в старые времена, когда один грек, некий Аристотель, впервые заявил, что Земля круглая, нашлось не так уж много желающих ему поверить. Он говорил и сам же себя слушал. Мир тогда был серьезнее, да, господин, у людей не оставалось времени на ерунду. Все сражались и работали изо всех сил, днем и ночью! А сейчас? Нынче все, как один, ходят в университеты, и внезапно у них созревают идеи! Если у отцов их куча денег, что тут поделаешь? Выдумывают чепуху, чтобы сбить с толку мир! Другие, бедняги, действительно верят, что мы живем, как на яблоке. Понимаешь?

— М-да… — улыбнулся пузатый торговец, боясь расстроить собеседника. У него не было веских причин противоречить трактирщику. Что он знал о греках и университетах? До тех пор, пока Саке не требовал денег за невероятно вкусную еду на столе, он мог говорить все, что угодно.

— В ту ночь я сидел в глубокой задумчивости… Ты же знаешь, я не сплю, когда решаю такие сложные задачи, и вдруг меня осенило!

— Они больны, бедняги… — озабоченно предположил пузатый.

— А ты совсем не глуп! — восхищенно одобрил его Саке, после чего продолжил: — Те, кто говорит, что Земля круглая, просто сидят и учатся три дня подряд. Тут у них и возникают идеи, брат! Видишь ли, они уже в полуобмороке от усталости, и я слышал, что они много пьют… и идеи эти начинают разгуливать в их головах, знаешь, как гуляет перед твоими губами хорошее вино, прежде ты отправишь его себе в горло. А поскольку голова у человека круглая, они верят, что все, о чем они там думают, тоже становится круглым. Вот как!

Трактирщик не успел насладиться выражением глубокого восхищения или беспокойства за его рассудок, как внезапно чей-то голос, которого он уже давным-давно не слышал, привлек его внимание:

— Есть у тебя комната для усталых путников?

Не отрывая глаз от тарелки, и боясь, что каким-то чудом этот голос прозвучал лишь в его воображении, Саке подумал с быстротой, свойственной представителям его профессии:

— Это не может быть голос того самого рыцаря Строе, исчезнувшего много лет назад. Кого другого с приглушенным голосом, как у него, я не припомню, но случались и более странные вещи… Однако, если они вернутся, то остановиться смогут только у меня! Должно быть, это он!

— Еще как есть, еще как есть, — отозвался Саке, с трудом скрывая вспышку внезапной радости. Его глаза, однако, говорили за него, и рыцарь сразу понял, что Саке остался тем же самым надежным человеком, которому они могли доверить даже больше, чем все свои секреты, и который помогал им в часы невзгод.

Они вместе поднялись наверх, где четыре рыцаря получили более уединенную комнату, которую обычно приберегают для близких родственников или для знати с толстым кошельком. Как только большая дверь из орехового дерева закрылась за ними, трактирщик, не видя больше смысла сдерживаться, наконец, взорвался:

— Господи Боже! Как долго я молился об этой минуте! Стало быть, пробил час расплаты для Дана-воды? И покончено с высокими налогами и притеснениями? Ты ведь за этим пришел, не так ли? Тебе нужны деньги? Просто скажи мне, сколько, и я принесу! Что ты хочешь знать? Здесь, на постоялом дворе, все еще полно солдат и придворной челяди, и ни один боярин не обходит стороной мою таверну. Я слышу много интересного, все что угодно…

— Спасибо тебе, Саке! — прервал его Марку. — Мы знаем, что ты нас не подведешь. Твоя помощь очень понадобится нам в ближайшие месяцы. Никто не должен знать, что мы здесь. Скажи, что ты слыхал о Владе, сыне Его Высочества?

— Вчера сюда явились трое солдат из дворца. После обеда они попросили вина, и, казалось, не спешили уходить. Один из них сказал, что Дан-вода был безумно рад, когда пришло известие, что принца Влада и Штефана из Молдовы преследует гвардия Петру Арона. Другой же утверждал, что обоим княжичам удалось бежать и найти приют в Нижней Молдове у нескольких верных Богдану бояр. Когда я услышал все это, я предложил им еще один кувшин вина за мой счет, чтобы развязать им языки. Слухов было много, но никто не знал наверняка. Я не жалею о вине, я дал бы им и десять кувшинов, только б узнать побольше!

— Отлично, Саке, просто замечательно! — одобрил его Строе. — Теперь принеси-ка нам поесть и кувшин Кэлугэряски! Мы останемся здесь всего на час.

Трактирщик больше ничего не спрашивал, хотя у него ужасно чесался язык. Ему хотелось знать, кто этот юноша, который не произнес ни слова. Был ли он сыном Лера? Возможно… Почему рыцари так спешили? Неужели, они едут за Владом? Чтобы посадить его на трон? На это они способны!

С головой, полной тревожных мыслей и вопросов, он быстро двинулся в сторону кухни, придерживая на ходу свой огромный живот, и закричал с нижней ступеньки лестницы:

— Софика! Сейчас же поставь курицу вариться, и побыстрей помой немного зелени! Кэтэлина! Где ты, девочка? Что у тебя на голове? Иди и приведи себя в порядок! Что это за волосы? Они же дыбом стоят!

Кэтэлина, дочь трактирщика, была девушкой бойкой, красивой и сообразительной, словно феи щедро одарили ее при рождении. Саке должен был благодарить ее за добрую половину мужской клиентуры. Было немало молодых людей, готовых целыми часами ждать ради одной улыбки девушки, даже если это существенно облегчало их кошельки, поскольку нельзя было удерживать стол без серьезного заказа. Даже старики, измученные ревматизмом, казались здоровее и охотно рассказывали во весь голос о доблестных подвигах, совершенных в далеком прошлом. Однако юное сердце девушки еще не услышало зова настоящей любви. Она любила всех с сестринской теплотой и радовалась вниманию тех, кто чересчур воспалялся. Саке, считавший, что семнадцать лет — самый подходящий возраст для замужества, не мог упустить такой возможности.

Юноше, сопровождавшему трех рыцарей, было нечего стыдиться даже рядом с Фэт-Фрумосом, и если он был сыном Лера, то не нуждался в приданном. Денег у него хватало на двоих, вот бы только сосватать его… Саке был бы в не себя от гордости от такого зятя! Окинув взглядом столы, он поспешил на кухню, чтобы собственноручно приготовить еду для рыцарей.

Внезапно большая сковородка задрожала у него в руке, а глаза округлились, когда он взглянул через полуоткрытую дверь в общий зал. За столом у лестницы сидели двое мужчин. Саке не мог видеть лица сидевшего к нему спиной, но под густой бородой его товарища трактирщик, казалось, узнал черты Михни, убийцы Влада-воды Дракула.

Все знали о его непостижимом предательстве и о том, что он отуречился и живет в Эдирне, неподалеку от султанского двора. Если то действительно был Михня, у него могла быть только одна цель: он услышал о возвращении своих бывших товарищей и пришел, чтобы предать их во второй раз. Сердце трактирщика, слишком слабое для двух сюрпризов за один день, готово было выпрыгнуть из его груди.

«Если он увидит меня и скажет хоть слово, я вцеплюсь ему в горло, — подумал Саке. — Или, может, я спятил, и на самом деле не видал сегодня никого, кроме рыцарей? Лучше я пойду в обход и сообщу Строе и его людям. Это не игрушки!».

Он поспешил через заднюю дверь, захватил из конюшни лестницу и установил ее под окном комнаты рыцарей. Не успел трактирщик подняться на третью ступеньку, как окно вдруг открылось, и вокруг его туловища обернулся аркан (11), который не очень приятным образом, но быстрей, чем он планировал, втащил его наверх. Саке издал короткий визг и, открыв глаза, увидел возле самого своего горла саблю Марку, которую тот не собирался убирать. Возле окна Лер с сыном натянули луки, наблюдая за каждым уголком огорода, в то время как дверь уже была забаррикадирована шкафом, который быстро придвинул Строе.

— Почему ты так идешь? — сурово спросил его Марку.

Трактирщик попытался ответить, но шок овладел им настолько, что с губ его сорвалось только дрожащее: «Фы-ыхх». Рыцарь, казалось, не испытывал никакого сострадания к состоянию толстяка и продолжал прижимать меч к его свинячьей шее.

— Внизу… — Я думаю, что… — едва успел пробормотать Саке.

Не успел трактирщик договорить, как послышался негромкий стук в дверь и голос их бывшего товарища, казалось, заскрежетал у них в ушах:

— Это я, Михня, откройте!

Мгновение рыцари недоверчиво смотрели друг на друга. Затем Лер выпрыгнул в окно прямо на глазах у сына, который удивился, не услышав звука приземления. Строе, разгадавший план своего товарища, уже отодвигал от двери шкаф. Прошло несколько десятков напряженных секунд, и дверь подпрыгнула на петлях, а затем в комнату влетел Михня, буквально запущенный Лером по воздуху. В тот же миг Строе быстро запер за ними дверь. Михня, предатель, человек, с чьей кровью их собственная кровь смешалась в стольких битвах, их бывший брат, которого они надеялись никогда больше не видеть после того ужасного зимнего дня, стоял теперь перед ними. Он не заслуживал их милосердия. Они желали, чтобы он никогда не встретился на их пути. Теперь другого выхода не оставалось.

Но Михня казался невозмутимым и даже улыбался. Густая борода, которой он прежде не носил, скрывала его черты, и под поношенной одеждой путешественника едва можно было узнать старого рыцаря.

— Не убивайте меня, пока я не заговорил! — спокойно сказал он. — Я не вру вам так же, как не предал вас тогда. Я не прошу вас верить мне. Через минуту некто постучится в вашу дверь. Послушайте его, а затем решите, оставлять ли меня в живых!

Взгляды рыцарей были суровыми, и в их сознании воспоминания о брате Михне терялись среди мрака его бессмысленных предательств. Никто не произнес ни слова. Воздух в комнате давил им на плечи и, казалось, даже обжигал глаза. Они, возможно, предпочли бы, чтоб Михня боролся за свою жизнь и умер, как храбрец… А не стоял вот так, обескураженный, сам не похожий на себя.

В дверь коротко постучали, и предатель бросился открывать. Руки рыцарей крепче сжали рукояти мечей, и, опасаясь возможной засады, Лер с луком наготове снова занял свой пост у окна рядом с сыном.

На пороге стоял молодой человек, не очень высокий, но с широкими плечами, которые редко встречаются у людей его возраста. Густые черные волосы волнами падали ему на плечи, а большие глаза под тонкими бровями, изогнутыми арками, как у красивой женщины, напоминали своим цветом горные озера, в которых отражается строгая зелень сосен. Орлиный нос и впалые щеки подчеркивали неестественную величину его глаз. Все необычные черты этого юноши, однако, выглядели гармонично, и было в них что-то властное и мрачное. Под черной одеждой, скроенной руками мастера и лишенной украшений, крепкое, тренированное тело говорило о суровой и тяжелой жизни, в которой борьба за выживание отшлифовала его совершенные формы. Присутствие молодого человека словно подавило рыцарей, хотя они уж точно не считали себя слабыми, как ангелы. Казалось, что предметы, свет и звуки, подчинились лишь ему. Он был королем с ног до головы.

В углу трактирщик осенил себя крестом, поймав взгляд юноши, который словно находился где-то высоко, несмотря на свой обычный рост.

«Ясно, я совсем сошел с ума! — подумал Саке. — Или я сплю… Сначала возвратились рыцари, затем этот отуреченный Михня, а теперь и покойный Влад-вода тоже здесь, но как будто бы изменился, стал жестче, уж не знаю… Успокойся, Саке, воевода давно умер, а даже если бы и нет, он выглядел бы старше. Рыцари уехали, Михня — в Эдирне, а это просто дурной сон. Это от вчерашнего холодца меня мутит! Надо было остановиться после третьей тарелки!». Трактирщик до кости ущипнул себя в надежде, что проснется. Значит, он все-таки не спал! Саке шумно сглотнул и решил, что ему лучше примолкнуть и подождать.

Словно по мановению руки, рыцари опустились на одно колено и в один голос произнесли:

— Да здравствует Твое Высочество!

Перед ними стоял Влад Басараб III, сын их воеводы, Влада Дракула. Они готовились отправиться в Молдову, надеясь отыскать его и помочь вернуть валашский трон, принадлежавший ему по праву. Рыцари думали, что им предстоит потратить немало времени на эти поиски. Теперь Влад оказался здесь с Михней, и они, похоже, не были врагами.

— Встаньте, господа! Сейчас у нас нет времени для церемоний! — ответил юноша звучным голосом, напоминавшим голос его отца. — Мы не можем здесь заночевать. Через три часа будьте у пруда возле монастыря Дялу. Тогда мы решим, будем ли действовать сообща.

Марку закрыл дверь за этими двумя и из благоразумия отказался от мысли проследить за ними взглядом.

— До пруда мы доберемся за полчаса. Давай пока съедим хотя бы что-то. В этой комнате мы защищены от любопытных взглядов, как ты думаешь, Строе?

— Похоже, еда сейчас только обожжет мне внутренности…

— Считаешь, что урчанье в животе помогает тебе лучше думать? От-те на! Разве ты не можешь думать и сытый?

— Влад не связался с турками, иначе он бы приехал с войском, а не прятался, — сказал Лер, улыбаясь до ушей. Его глаза сияли, как в часы великой радости, к недоумению Строе.

— И что ты так смеешься? Расскажи, о чем думаешь, а не улыбайся, как немой при виде пирога!

— Подожди три часа, и увидим, следует ли нам смеяться или драться. Теперь давайте поедим!

Они сели вокруг небольшого стола, только Тудор, к их недоумению, засунул себе в сумку несколько кусков.

— Что ты делаешь, парень? Разве мы съели что-нибудь пока разговаривали с воеводой и не заметили этого?

— Нет, дядя Строе, но с каких пор вы не видели Влада?

На лицах рыцарей отразилось удивление, а затем Строе ответил:

— Ты прав, племянник! Почему мы должны им доверять? Только потому, что Влад — сын воеводы? Кто знает, что у него в голове? С Михней тоже не до конца все ясно. Идем! Всегда лучше первым явиться на встречу с людьми, которых не знаешь! Больше никаких сюрпризов...

Через минуту их четверка скакала галопом по дороге из Тырговиште на север, к монастырю Дялу, построенному полвека назад воеводой Мирчей Старым.

Дорога тянулась до самого подножия переднего холма, а едва расцветшие черешни и яблони не позволяли устроить засаду с большим числом воинов.

— Слышишь, Лер? — нарушил молчание Строе. — И что на нас нашло: мы совсем забыли об осторожности! Мы стареем, и слишком обрадовались, что нашли Влада. Наше счастье, что Тудор умнее. Ты уверен, что он твой сын?

Лер, как обычно, чуть заметно улыбнулся шутке своего товарища и погнал коня вперед, рядом с Тудором. Перед ними виднелся пруд, окруженный густым тростником. Лер коротко кивнул сыну, и они оба направились к другой стороне дороги, а затем, сделав большой крюк, достигли северной границы озера. Оставшись позади, Марку и Строе пустили лошадей шагом, позволив остальным обогнуть озеро.

— Что скажешь о Тудоре, Марку? — спросил Строе.

— Он молчалив, как Лер, силен и оказался сообразительнее нас. Он напоминает мне своего отца, когда мы с ним впервые встретились. Лер выглядел мальчишкой, но был мудрее стариков. Я не хотел бы, чтоб до этого дошло, но думаю, что скоро мы увидим, каков этот Тудор в бою…

С северного берега озеро казалось безмятежным. Только ветер заставлял тростник слегка дрожать и шептать потаенные слова, терявшиеся в колыхании тепла над водой. Лошади Тудора и Лера остались позади, привязанные в нескольких сотнях метров за холмом, в саду у самого подножия, а отец и сын тем временем ползком приблизились к озеру, скрытые высокой травой.

— С высоты орехового дерева кажется, что здесь еще никого нет, но нам лучше быть начеку! — прошептал Лер.

Это был первый раз, когда его сын оказался в опасной ситуации, и чрезмерное беспокойство побуждало Лера к постоянным наставлениям. Тем не менее, Тудор спокойно улыбнулся и слегка прижал палец к губам. Затем, к удивлению своего отца, он с быстротою ящерицы и почти бесшумно пополз к воде. Тудор остановился на секунду, наполовину погрузившись в прибрежную тину. Его светлые волосы служили идеальным камуфляжем среди золотистой меди окружающего тростника. Не оглядываясь, он сделал знак отцу подойти поближе, а затем скользнул в воду, как рыба так, что вокруг него не поднялось ни одной волны. Добравшись до берега, Лер обратил внимание на движение жаб и птиц и остался доволен тем, что они не проявляли беспокойства, как если бы неподалеку были люди. Он полз медленно, внимательно следя за камышами, которые могли таить в себе немалую угрозу. Выбрав безопасное место, Лер принялся тщательно изучать верхушки метрового тростника. Они не сгибались и не двигались от неожиданного прикосновения. Рыцарь продолжал двигаться вдоль берега, тщательно ища какие-либо признаки опасности.

Он обошел, таким образом, уже половину озера, когда его внимание привлекла едва уловимая рябь у самого берега.

— На той стороне тоже никого нет, — сообщил Тудор, выходя из воды и, отвечая на вопрос, читавшийся в глазах отца, пояснил: — Зираксес научил меня подолгу находиться под водой.

— Оставайся здесь, — сказал Лер и направился к берегу озера, ближе к дороге. Он коротко свистнул и подал знак своим спутникам подойти. Марку и Строе смотрели, как он удаляется по направлению к холму, за которым были спрятаны их лошади. Затем Лер погнал жеребцов к пруду.

— Тудор, сынок, ты что — купался? — удивился Строе, увидев молодого рыцаря мокрым с ног до головы. — Когда подстерегаешь кого-то у воды, даже если сам ты хорошо укрыт, берегись, как бы не свалиться в лужу. В случае атаки сзади, ты не сможешь быстро увернуться.

— Но с середины озера удобнее следить за берегами. Враг обычно наблюдает за дорогами, а не за водой! — ответил парень, краснея.

— Неплохо сказано, — но как же ты добрался незамеченным до середины озера? Значит, это возможно! Если в тебе течет лягушачья кровь или нет врагов на берегу — тогда да!

— Зираксис научил меня задерживать дыхание на несколько минут, под водой или под землей. Воля человека сильнее его потребностей.

— Слыхали! То есть ты можешь сидеть под водой, сколько захочешь и не дышать? Научи-ка и меня, племянник! Знаешь, я приметил себе неплохое местечко для дома, на дне горного озера. Говорят, там отличная рыба, соседи помогают друг другу — кто корзиной икры, а кто сетью аппетитных лягушек… Кто как может! Мне нравится, что там никто не ссорится: стоит только рот раскрыть, как он тут же наполняется водой, и все — ни слова! Я бы хотел, чтоб они взяли меня в свою деревню, а то я уже сыт по горло болтовней твоего отца! И если…

— Эй, Строе! Не мешай парню говорить, а то ты нам уже заморочил голову! — смеясь, перебил его Марку. — Если все так, как он говорит, этот трюк может избавить нас от многих неприятностей. Мы провели лишь несколько недель с Зираксесом, и все же научились множеству диковинных вещей. Представьте себе, сколько знает Тудор, который вырос рядом с ним!

— Марку свернет с дороги в сад. Тудор останется здесь с нами, а ты, Строе, иди на край озера, в рощу! — оборвал его Лер в своей обычной манере.

Хотя и несколько крутая, дорога из Тырговиште к монастырю Дялу была в хорошем состоянии. Ею пользовались монахи, чтобы спуститься в город по делам, или путешественники, прибывшие или отправляющиеся в долгий путь к поселениям у подножия горы либо в другую румынскую страну, Трансильванию.

Деревни близ Тырговиште, расположенные вдоль рек Яломицы и Дымбовицы, как два пояса вокруг столицы, почтительно держались в стороне от монастыря. За дорогой, ведущей к холмам, было нетрудно наблюдать, и, предупрежденные лисьим лаем Марку, рыцари заметили невдалеке двух всадников. Через минуту они уже могли узнать Михню и Влада, сына воеводы. Оба двигались прямо вперед, не скрываясь, и никто не следовал за ними. Подъехав к рыцарям, они сдержали коней и спешились.

— Подойдите поближе, господа! Мы продолжим путь вместе, — подозвал их Влад строгим голосом человека, привыкшего повелевать. Эту ночь мы проведем в монастыре, люди там верны нам.

Через четверть часа все шестеро уже спешивались во дворе монастыря Дялу. Мало кто знал, что все здешние монахи были более привычны к мечам и тяжелым боевым тренировкам, чем к перебиранию четок и чтению молитвенников. Настоятель Паисие, ныне уже в годах, в прошлом служил лучником под началом Великого Мирчи. После гибели своих сыновей в битве при Дунае он стал монахом, но лишь наполовину. До сих пор храня в своей комнате старое оружие, Паисие не стеснялся пользоваться им, когда к монастырю приближались какие-нибудь татары, турки или бандиты в поисках добычи. Со временем Влад Дракул назначил Паисие настоятелем монастыря, скорее за его воинские качества, и предоставил ему полную свободу действий, чтобы собрать маленькую армию «монахов». Новый воевода, Дан, велел построить новый монастырь в Тырговиште и лишь пару раз наведывался в старый, ничем не показав, однако, что подозревает о порядках тамошних монахов.

Поспешность, с которой монахи сбежались, чтобы расседлать коней, их умение ухаживать за ними, а также стража на монастырских стенах, не укрылись от Строе, который с удовольствием заявил:

— Да, отцы! Вот это я понимаю! Сразу видно, что вы следуете учению Святого Георгия, того самого, что убил дракона. В любом случае, если я получше рассмотрю ваши лица и руки, «нежные», как камень, то лишний раз удостоверюсь, что чужие монахи вас не примут. Аминь!

В большом монастырском зале темнота опустилась чуть раньше, чем снаружи, во дворе. Слабый свет, пробивавшийся сквозь витражные окна, постепенно угасал, и посреди стола уже горело несколько свечей, вставленных в два массивных канделябра. Запах воска и ладана, царившее вокруг спокойствие, дрожащая игра света, придавали образам святых, нарисованных на холодных монастырских стенах, больше строгости, и они казались ожившими.

Настоятель сидел во главе широкого дубового стола, ближе к выходу. Он знал, что ни один из рыцарей не чувствовал бы себя непринужденно, сидя спиной к двери. И знал также, что они подозрительны, но, будучи бывшим солдатом, понимал: именно это недоверие спасало их от неожиданных опасностей. Настоятель решил нарушить молчание, которое с каждой минутой становилось все напряженнее, так как никто из шести воинов не осмеливался заговорить.

— Два дня назад Михня и принц Влад остановились здесь, что принесло нам большую радость! Сегодня у вас есть передышка, чтобы разобраться во всем, и снова трудиться вместе на благо страны. Было бы ошибкой поступить иначе. Мне нужно сделать еще кое-что снаружи, я вас покину.

На самом деле, во дворе делать было уже нечего. Каждый из монахов знал свои обязанности, и все были организованы по-военному строго. Рыцари догадались, что Паисие предоставил им возможность поговорить между собой, и были благодарны ему за это.

— Господа, — начал принц Влад, — рядом с вами я провел часть своего детства, и знаю, что ради моего отца и родины вы с радостью отдали бы жизнь. Знаю также, что вы сделали бы то же самое, попади в беду один из вас. Я могу лишь представить, что творилось в ваших сердцах, когда мой отец пал мертвым от руки вашего брата Михни. Я не так мягок, как ваши милости, и уверен, что искал бы его столько лет, сколько понадобилось бы, и, в конце концов, вспорол бы ему брюхо. Я прошу вас выслушать меня и поверить мне.

— Говори, принц, — произнес Лер с плохо скрываемой радостью в голосе к удивлению остальных.

— Когда до меня дошла весть о смерти Влада-воды, я был заперт в Эгригёзе, в Анатолии. Я отказывался верить, что Михня — убийца моего отца. Потом до меня дошли слухи, что Михня укрылся при дворе султана в Эдирне. Я готов был сбежать, отправиться в Порту, убить его и снова вернуться в Валахию. Но однажды Михня сам вошел ко мне в темницу и, если бы меня не удержала стража, возможно, я бы его убил. При нем было письмо от моего отца, адресованное мне. Вот, оно объяснит вам все лучше, чем я.

Принц протянул Леру свиток из оленьей кожи, на котором Влад-вода вывел несколько строк незадолго до своей кончины. По мере чтения лицо рыцаря все больше прояснялось. Дочитав до конца, он протянул руку Михне и сказал:

— Прости!

Строе в нетерпении схватил письмо и вслух прочел всем остальным:

— «Влад, судьба распорядилась так, что вы с Раду остались в заложниках у турок. Ты можешь ненавидеть меня… Это было бы естественно. Что это за человек, который отдает своих детей чужакам? Скоро ты станешь воеводой, и тогда поймешь, что все дети страны — наши. Если бы я не отдал вас, турки пришли бы снова, и погибли бы тысячи других детей. У нас не было выбора. Это письмо доставит тебе рыцарь Михня; верь всему, что он скажет тебе. Великие бояре снова предали меня, и я уже не верю, что останусь в живых. Я постараюсь, чтоб хотя бы Строе, Марку и Лер спаслись. Это будет очень трудно: они доблестны, храбры, но настолько же упрямы. Теперь рядом со мной не осталось никого, кроме них. Но даже они не в силах противостоять целой армии. Удерживать их при себе означало бы обречь на бессмысленную гибель. Я приказал Михне притвориться предателем и связаться с людьми Дана, а когда придет время, убить меня собственными руками. Иначе ему никто не поверит. Только так он сможет отправиться к туркам и найти тебя. Прими его и почитай, как старшего брата. Однажды ты вернешься на родину и отыщешь остальных моих рыцарей. Поручись перед ними за Михню. Доверяй только им, и вместе поднимите нашу страну. Остерегайтесь великих бояр и не бойтесь турок! Будь терпелив и заботься о Раду, он еще слишком мал, чтобы понять, каков этот мир. Твой брат Мирча мертв. Скоро уйду и я. Не пытайся отомстить за нас! Сделай Валахию прекрасной и по-настоящему свободной, такой, какой ее оставил твой дед, воевода Мирча Старый. Это будет твоей местью! Да хранит тебя Господь.

 

Влад Басараб Дракул».

 

 

 

ПРИМЕЧАНИЯ:

 

1. Воевода — средневековый титул, означающий «правитель», используемый во многих восточноевропейских странах в тот период.

 

2. Даки — древние жители Румынии. Основоположники развитой культуры.

 

3. Мирча Старый — воевода, а затем господарь Валахии в 1386-1418гг. Дед Влада Дракулы. Один из самых важных румынских правителей. В жестокой битве при Ровине 17 мая 1395 года одержал победу над султаном Баязидом.

 

4. Дракул — «Дракон» в переводе с румынского. Прозвище воеводы Влада II, полученное им после победы на турнире в Нюрнберге в 1431 году, а также по случаю вступления в орден Дракона вместе с другими европейскими королями и принцами. Символом ордена являлся дракон. Его сын, Влад III, стал называть себя «Дракула», так же встречается румынский еще один вариант — «Дрэкуля».

 

5. Валахия — средневековое название современной южной Румынии.

 

6. Басарабы — средневековая румынская династия, названная в честь правителя Басараба I, ок. 1320 — 1352.

 

7. Боярин — член высшего сословия валашской аристократии.

 

8. Кондотьер — предводитель наемников, работающих на службе города, князя или папы Римского в Италии.

 

9. Шайтан — «дьявол» по-турецки.

 

10. Князь Штефан Мушат — будущий Штефан Великий Молдавский. Важная фигура в европейской истории. Двоюродный брат Влада Дракула.

 

11. Аркан — румынский тип лассо.

 

 

 

 

 

 

 

 

ГЛАВА 2

 

«Вы должны помнить,

что когда человек или государь силен и тверд,

он может сделать мир таким, каким захочет;

но когда он слаб — тот, что сильнее

придет к нему и сделает с ним все, что пожелает».

 

Влад Цепеш (12), 10 сентября 1456 (13)

 

 

Монастырь и его благочестивое спокойствие давно остались позади. Князь Влад Басараб Дракула, Лер, Строе, Марку, Михня и юный Тудор еще до рассвета отправились в путь к горам и перевалам Трансильвании. В лесу у подножия Бучеджи шестеро мужчин устроили привал, прислонившись к широким, прямым стволам сосен, разбросанных среди вековых дубов и буков. Солнечный свет, длинными полосами просачивавшийся между стволов, казалось, наполнял покоем все вокруг, как в мирном сне перед рассветом, обещающем тихое, радостное утро. По дороге рыцари узнали о долгих годах страданий, которые самоотверженно вытерпел Михня ради того, чтобы добраться до принца и помочь ему бежать. Вначале ему позволили быть мелким слугой, одним из людей паши (14) Омера Адрианопольского.

Потом, постоянно смиренный и униженный, Михня все же добился того, что сам паша начал вызывать его в качестве переводчика посланий, приходивших неизвестно откуда. Со временем знания и покорность, а особенно мешки с золотом, сделали Михню одним из приближенных паши. Он даже получил от Омера разрешение поговорить с пленным принцем и попытаться обратить его в ислам.

В темнице Влад с презреньем плюнул ему в лицо и, обругав последними словами, поклялся, что освободившись от цепей, он первым делом отрежет голову предателю. Затем в присутствии стражников, которые ни слова не понимали по-румынски, Михня прочел Владу письмо покойного воеводы. Именно так он убедил княжича выходить на ежедневную военную подготовку, выучить турецкий, чтобы понимать речь своих врагов и узнать их слабые и сильные стороны. Однажды утром, спустя четыре года, Михня вручил охране приказ, подписанный Омером, в котором требовалось, чтобы молодой валах, излечившийся от бешенства, до недавних пор приводившего всех в ужас, явился во дворец в сопровождении лишь одного Ахмеда (турецкое имя «предателя» Михни). К вечеру Омер был найден мертвым в своей комнате. С тех пор никто в Адрианополе не видел ни валашского принца, ни доверенного паши.

Теперь они собирались перебраться через горы к великому Янку Корвину, бывшему кастеляну Хунедоары, ныне регенту Венгрии и воеводе Трансильвании.

— Его Высочество Янку не может повернуться к нам спиной, — воскликнул Влад, и глаза его загорелись от нетерпения. — Он теперь — Атлет Христианства, как назвал его сам папа римский. Янку даст мне войско, а потом, когда я захвачу трон Валахии, мы вместе двинемся на Адрианополь и сокрушим язычников!

— Твое Высочество, — вмешался Лер, — есть еще кое-что, чего Михня не может знать и ты тоже. Возможно, мы должны были сказать об этом раньше...

— Говори, дядя Лер, и не называй меня Высочеством: мы здесь одни.

— Войска, с которыми Дан пришел убить воеводу Влада и твоего брата Мирчу, были не только его и Албу из Крайова. Это Янку Корвин послал солдат и приказал избавиться от твоего отца.

Пораженный, словно от жестокого удара, Влад упал на спину, и молча вытянувшись на траве, устремил глаза к верхушкам елей, безжалостно царапавших безоблачное голубое небо.

Все его планы, все, о чем он так мечтал, внезапно было разрушено обманом и неслыханным предательством. На мгновение ему страстно захотелось, чтобы пыль, кружащая в полосках света, собралась тяжким слоем, как за сотню лет, и заживо засыпала его. Умереть и снова оказаться в покоях матери, слушать истории о прекрасных принцессах и волшебных гномах!.. Снова прятаться в конюшне от отца, притворяясь смертельно напуганным. Или просто умереть… Влад почувствовал себя опустошенным, постаревшим и усталым, ужасно усталым.

Затем, через несколько минут, он вдруг расхохотался отрывистым негромким смехом, не имевшим ничего общего с весельем.

Влад медленно поднялся и, чмокнув губами, подозвал своего коня. Быстро вскочил в седло и обратился к рыцарям:

— Господа, через год я стану воеводой Валахии, как мне и суждено. Сейчас я отправляюсь к Корвину, в Трансильванию! Прежде, чем вы поедете со мной, я хочу вам кое-что сказать. Я знаю, что мой отец полагался на вас и доверял вам любую тайну. Знаю, что вы никогда не просили платы и считали, что своим оружием и помыслами служите Валахии, а не ее правителю. С сегодняшнего дня будет иначе. Я люблю вас и ценю, как старших братьев. Но со мной пойдут лишь те, кто готов исполнять мои приказы в точности и без колебаний. Через пять лет Валахия будет свободна от турок, нищеты, унижений, воровства и предательства. С вашей стороны я опасаюсь только одного. У каждого из вас чересчур большое сердце. За последние четыре дня я успел оценить вашу честность, мудрые слова и доброту. С этим покончено, господа! Началась война! Сегодня я, Влад Басараб из Валахии, объявляю войну всем своим врагам! В этой борьбе не будет снисхождения к мерзавцам; я буду лгать и убивать их ночью, во сне, если придется, пока не настанет час великой битвы. Пока боль в моем сердце не утихнет! Если вы сейчас уйдете, я буду чтить воспоминания о вас, как о людях добрых и отважных. Если останетесь со мной — будете подчиняться моим приказам до последнего вздоха, какими бы суровыми они ни были. Никаких вопросов, никаких сомнений. У вас есть время на размышления, пока мы доберемся до Пьятра Крайулуй (15). Оттуда я направлюсь в Трансильванию — один или же с вами.

 

*

… Все более редея, дубы и буки, постепенно остались позади. Шестеро всадников продолжали путь среди высоких темных сосен в сторону вершины, разделявшей две румынские земли. Вскоре перед ними открылись широкие безлесные участки в окружении высоких скал. Гребень Пьятра-Крайулуй находился в получасе езды. Рыцари, по прежнему ехавшие вслед за принцем, молча наблюдали за величественной, статной фигурой Влада, впереди которой теперь виднелась граница с Трансильванией.

«Получается, теперь будет еще трудней, чем раньше? — думал Строе. Как будто за все время службы в гвардии его отца, мы проводили время на балах и пиршествах?! Правда, нам никогда не приказывали, а просили. Но разве это имело для нас значение? Воевода Влад был честным человеком, и его желания словно исходили из наших собственных сердец. Что имел в виду юный Влад? Какие еще более серьезные задания, чем раньше, он может поручить нам? Я бы не согласился стать наемником-убийцей, и как мы можем подчиняться человеку, который лжет и заключает договор лишь для того, чтобы нарушить его через пару дней? Чтобы избавить страну от всего зла, потребуется целых две жизни, а не пять лет, как он сказал, но я бы очень хотел попробовать!».

— Слышишь, Строе? — промолвил Влад, не оборачиваясь, словно разговаривая сам с собой. — Как-то через Эдирне проходил цыганский табор из этих мест. Они украли медвежонка, которого ставили лапами на горячую плиту и утверждали, что он танцует. Они кричали, как дикари, и весело выпрашивали звонкие монеты, которые бросали турки. Медведь был худой… Ребра торчали сквозь его мех, так он изголодался. Но знаешь, Строе? Он не сдавался! Танцевал… Он постоянно танцевал, как в страшном сне, который всегда начинается и никогда не заканчивается. Я был не в силах больше наблюдать издевательства над бедным зверем и одним ударом палаша разрубил его цепи. Избавленный от пытки, он рухнул наземь и казался мертвым. Только глухие стоны вырывались из его тела, истощенного мученьями и голодом. Затем, внезапно он начал подниматься. Дрожа, посмотрел мне в глаза, прямо как человек, и… начал танцевать! После этого он упал — на этот раз мертвый. Понимаешь, Строе? Вот чего ждал от нас медведь, похищенный из наших краев! Вот ради чего он терпел. Он танцевал, когда сам того хотел, и умер свободным! Свободным!!! Интересно, друзья, когда же бояре этой земли уразумеют, что либо мы живыми свободными либо умираем? Что у нас нет иного выбора… Если они сами не поймут, я их научу!

Строе не нашелся, что ответить. Слишком свирепо прозвучали слова Влада — с яростью раненого зверя, загнанного в угол, который не отступит даже перед лицом жестокой смерти. Рыцари ощутили жар, неведомый им до сих пор. Это была исполненная гнева, неистовая жажда абсолютной справедливости. В этот самый миг рыцарям стало ясно, что юноша, стоящий перед ними, увековечит свое имя в истории Валахии и окружающих ее народов, а его судьба будет суровой и глубокой, и от нее будут зависеть падения и взлеты всех иных, роящихся вокруг.

На плато Бучеджи всадники спешились. Солнце, клонясь к закату, озаряло горные вершины, тянувшиеся острыми изломами вплоть до Дуная и Великого моря. С гордой, необычайно прямой осанкой принц Влад остановился, и, словно позабыв об остальных, стремился взглядом достичь далекой крепости Тырговиште. Строе достал свой знаменитый ятаган и шагнул к холму, на котором, неподвижный, словно скалы вокруг, стоял молодой человек. Пришло время пяти рыцарям принять решение.

— Твое Высочество, мой меч и моя жизнь принадлежат тебе! Приказывай!

— Жизнь и мой палаш, — воскликнул Марко, повторяя жест своего товарища.

Затем настала очередь Михни и Тудора. Лер молча подошел, опустился на одно колено и положил свой меч поверх остальных к ногам принца Валахии.

— Благодарю вас, господа! Теперь пути обратно нет. Завтра к вечеру мы будем у Корвина. Мне нужно выяснить у него кое-что. А после вернемся в Валахию!

Первыми нести ночную стражу назначили Строе и Михню. Остальные нашли себе убежище в расщелине между трех утесов, словно случайно выросших на такой высоте. Как обычно, молчание нарушил Строе:

— Сначала я решил, что он немного не в себе. Так, самую малость…

— Если бы ты знал, Строе, как много выстрадал этот ребенок, ты бы ужаснулся! Иногда, когда я думаю о том, что творится у него в душе, меня охватывает страх. Не знаю, как он выжил до сих пор. Теперь, уже мужчина, с сердцем, твердым, точно камень, он сокрушит немало зла, но я боюсь, что люди не поймут его. Когда Влад-вода был в Эдирне, у султана, со своими двумя сыновьями, Влэдуцем и маленьким Раду, я хотел бы, чтоб и ты оказался там, рядом со мной. Вместе, возможно, мы нашли бы способ вызволить оттуда их всех троих и возвратить домой. Еще тогда, среди турок, я в первый раз подумал, что Влад однажды станет величайшим из наших правителей.

— Нам не следовало доверять словам султана...

— Сначала нас встречали так красиво, с мелодичной музыкой, с палатками и тюрбанами всех цветов радуги, со сладостями и фруктами, которых мне еще не приходилось видеть, и воинами, выстроившимися, словно на параде. Едва лишь воевода Влад успел преподнести дары, султан сделал знак, и к ним подошел слуга, держа в руках подушку, затканную золотыми нитями, но на ней были цепи — не дары, как подобало бы правителю. Уже со скованными руками, воевода быстро отыскал глазами сыновей, стоявших чуть поодаль, вместе с другими детьми. Раду тихонько захныкал, и тогда Влэдуц поспешно закрыл ему ладонью рот. На несколько мгновений взгляд маленького Влада встретился со взглядом его отца, и воцарилась тишина. Помрачневший, с огромными, словно от изумления глазами, мальчик медленно, томительно медленно подошел к отцу. Никто не смел остановить его. Он был так мал, но его зеленые глаза метали молнии, что делало его страшнее сотни янычар. Все, что он прошептал воеводе, было: «Никогда власть турок не станет сильнее нашей!».

— И я не забыл, что сказал тогда, Михня! — раздался сзади голос Влада.

— Ты не спишь, Твое Высочество? Вероятно, тебе стоит поискать других помощников! — с огорчением отозвался Строе. — До сих пор мимо меня никто не мог прокрасться так, чтобы я не заметил этого. Когда же ты поднялся со своего ложа?

— Не расстраивайся, Строе! — рассмеялся Михня. — Пока он был у турок, Его Высочество Влад стал одним из самых ловких воинов, которых я когда-либо видел. Он превзошел даже своих учителей: китайских мастеров рукопашной схватки, приехавших с другого края света, у горделивых франков — искусных фехтовальщиков, у диких турок и у немцев величиною с дверь. Он разбил их всех в пух и прах, и отчитал, точно детей, за то, что им хватило наглости бороться с великим воеводой.

— Время решающей битвы настало. Битвы, что означает… — прошептал негромко Влад, словно обращаясь к самому себе. — И больше я не совершу ошибки. Тогда это была только моя вина. Бог дал мне знак, чтоб мы не ехали туда, но я не послушался его.

Влад с минуту молчал, вспоминая о прошлом, которого уже не вернуть. Затем продолжил прерванную мысль:

— Мне так нравилось в Тырговиште, когда розы распускались от летней жары; я сжимал в ладони горсть красных лепестков и подбрасывал их к солнцу… А затем плыл по воздуху вместе с ними — легко, без крыльев… Мне казалось, будто я лечу так, невесомый, часами гоняясь за цветочными бабочками, не касаясь земли. Но за день до отъезда в Эдирне лепестки вдруг превратились в острые каменные глыбы и градом обрушились на меня. Оставшиеся бабочки пронзительно кричали, точно ястребы, и яростно клевали меня в лицо. Пытаясь защититься, я вытянул перед собою руки, но валуны все продолжали падать. Когда же я проснулся, то лежал в своей постели, и мама плакала, склонившись надо мной. Я так и не сказал ей, что случилось. Возможно, она не поверила бы, а может, еще больше испугалась. Мама была нежной и доброй. Она страдала, даже глядя на щенков, оставшихся без матери; ласково заботилась обо всех созданиях неба и земли. Отцу я тоже ничего не рассказал. И жестоко ошибся! Родители бы поняли, что нам не следовало ехать. Я знаю, что отец и мать иногда разговаривали с Богом… они были скромными, трудолюбивыми, добрыми и храбрыми. Последними настоящими королем и королевой. Вместе с ними закончилась эпоха сказок, господа! Сейчас мы живем в эпоху Зверя! И он не понимает по-хорошему!

— И завтра, с Янку Корвином, нам тоже придется нелегко, — сменил тему разговора Строе, пытаясь побороть охватившее его волнение. — Что ты намерен делать, Твое Высочество? Ты же не можешь его убить, это, пожалуй, будет нехорошо…

— Пока он бьется с турками, я ничего ему не сделаю. Хочу только услышать, что он скажет. Понять, были ли войска, посланные против моего отца, войсками Янку. И почему? А теперь идите спать, я хочу побыть один.

На высоком плато Бучеджи звезды сияли так низко над землей, словно стремились искупаться в горных родниках, наполнявших тишину ночи своим журчанием. Несколько более ленивых звездочек мирно дремали в белесых логовищах, согретых небесной пылью.

Казалось, будто из любви к горному пейзажу Небесный Мастер осенил еловые леса и высокие хребты вокруг лунным серебром.

Лер, притворяясь спящим в своем убежище, на мгновенье испугался, что серебристый отблеск в волосах молодого принца больше не исчезнет после этой ночи. «Слишком много испытаний для одного человека. А ведь это лишь начало...».

 

 

ПРИМЕЧАНИЯ:

 

12. Цепеш — прозвище «Цепеш» происходит от румынского «цяпэ», то есть «кол», и буквально означает «Колосажатель».

 

13. Отрывок из письма, адресованного Владом Цепешем жителям Брашова 10 сентября 1456 г.

 

14. Паша — высокий ранг в политической системе Османской империи, обычно присваиваемый губернаторам или генералам.

 

15. Пятра Крайулуй — в переводе с румынского — «Королевский камень».

 

 

 

ГЛАВА 3

 

«Но Великий Господь не позволил, чтобы его религия была покрыта такой тьмой.

И он не допустил, чтобы такой позор обрушился на истинную веру. Варвары были разбиты самым могущественным Атлетом Христа, Янку Корвином из Хунедоары».

 

Папа Каликст III (16)

 

 

Спуск к Хунедоаре дал возможность шестерым путешественникам позабыть о напряжении последних дней, по крайней мере, на время. В Трансильвании их не искали, и люди здесь, будь то дворяне или простолюдины, знали о рыцарях только по слухам. По узким тропам, извивавшимся на отвесных горных склонах, всадники вынуждены были продвигаться друг за другом. Впереди ехал Лер, за ним — Марку и Влад, а замыкали колонну Михня, Строе и Тудор. Значительное расстояние между спутниками придало Тудору смелости спросить у Строе:

— Дядя, а Влад не слишком раздражен, чтобы ехать сейчас к Корвину? Что он задумал?

— Если бы я знал, то сообщил бы тебе первому, племянник! — задумчиво ответил Строе. — Знаешь, что он сказал прошлой ночью твоему отцу? «Пока Янку бьется с турками, я не причиню ему вреда». Ты только вдумайся: как будто один человек или даже мы шестеро, смогли бы сделать что-то против Корвина?! Турки уже много лет посылают целые армии и переодетых убийц, чтобы от него избавиться, а он, как видишь, до сих пор живой. Как-то я встретил его в Варне. Он огромный, как гора, и сильней быка. Волосы его тогда уже начали седеть, но ни один из молодых солдат не мог сравниться с ним в искусстве владеть оружием. Даже в самых тяжелых походах, Янку всегда сражается бок обок с простыми воинами, спит и ест вместе с ними. Когда я увидел его в Варне в 44-ом, я сопровождал Его Высочество Влада Дракула в ожидании рыцарей с запада, которым лучше было бы не приходить (17). Внезапно смех и болтовня солдат, отдыхавших у палаток, словно по команде, прекратились, и воцарилась такая тишина, что мне даже показалось, будто я оглох. Сначала я не понял, что это значит. Все воины вскочили на ноги и почтительно склонили головы. Между рядами палаток к нам приближался Янку Корвин из Хунедоары. Его длинные волосы развевались на ветру, как и черный плащ, с которым он не расставался на войне. Утренний туман на берегу Дуная мешал мне ясно разглядеть его. Я горел желанием увидеть величайшего борца христианства, и в то же время, почувствовал досаду. Я слышал, что Корвин был добр к солдатам, и те любили его, как отца. Однако все они смиренно смотрели вниз, когда он приближался, точно он был турецким султаном. Вот тогда-то Влад-воевода и сказал мне, словно угадывая мои мысли:

«Никто не может выдержать его взгляда. При Европейских дворах послы заключают пари, но до сих пор еще ни одному из них не удалось заглянуть в глаза Корвину. И когда он сердится, кажется, что голова твоя склоняется сама собой».

— А Его Высочество Влад Дракул посмотрел в ему в глаза? — нетерпеливо поинтересовался Тудор.

— Влад Дракул был валашским воеводой, и ему не было необходимости опускать глаза или голову. Они глядели друг на друга всего мгновенье, затем, плечом к плечу, вошли в палатку воеводы.

— Но ты-то видел его глаза, дядя Строе? — не унимался Тудор.

— Когда Корвин приближался к нам, я подумал: «Или я впечатлительный дурак, или ветер и правда дует холоднее рядом с ним». Его глаза имели необычный цвет, как ни у кого другого — черные, отливающие золотистым. Но речь не о цвете. Из них как будто вырывается невидимый огонь, который опаляет тебя до глубины души. В Корвине заключены одновременно самый мудрый, самый храбрый и самый жестокий человек, которых я когда-либо встречал. Ты меня знаешь: я не отступал ни перед чем, даже когда бывало очень тяжело. Но тогда был единственный раз, когда мои колени внезапно ослабели. Есть в этом Корвине нечто такое, что заставляет тебя чувствовать себя маленьким. И нет в Европе генерала более великого, чем он. Если бы каким-то чудом христиане объединились в сильную армию под его командой, то на Балканах уже не было бы и ноги ни единого турка. И об этом человеке юный Влад говорит, что не причинит ему вреда!

— Влад не успел побыть ребенком, он видел в жизни только зло, дядя Строе, и я думаю, сегодня даже Корвину с ним придется нелегко.

— Верно, племянник, пока мы — неразрывное целое, так и будет. Но сейчас у нас есть и другие враги.

Вскоре, добравшись до подножия трансильванских гор, принц Влад и пятеро его товарищей снова смогли скакать бок о бок. День клонился к полудню, и по-весеннему ласковое солнце придавало бодрости лошадям и их хозяевам. Только Влад становился все мрачнее, и его брови напряженно сдвинулись на переносице, выдавая закипающий в нем гнев.

Строе уже около часа нервно ерзал в седле, тщетно пытаясь подобрать подходящие слова. Раньше ему было куда проще говорить. Теперь же маленький Влэдуц стал принцем Владом, отчего казался строже, и как будто бы чужим. Состояние духа, овладевшее Владом по мере приближения к замку великого Корвина, не располагало к разговорам. Тем не менее, Строе, как и другие рыцари, опасался реакции юного, еще неопытного принца и неожиданных опасностей, которые могли подстерегать их в замке.

— Твое Высочество, ты уже решил, как нам следует вести себя в Хунедоаре? Если Янку Корвин посылал войска против твоего отца, сдается мне, что он не сильно привязан к сыну!

— Я не прошу его любить меня, — ответил принц, не прерывая нити своих мыслей.

Строе растеряно переглянулся с остальными, и их молчаливая поддержка предала ему решимости. Принца следовало убедить лишний раз не рисковать собой. Только Михня довольно улыбался, словно личного триумфа, дожидаясь, когда Влад поразит его товарищей не только своей храбростью и мужеством, но также зрелостью и мудростью.

— А если мы узнаем, что Корвин и правда стоит за этим убийством…

— Строе! О моей лояльности не беспокойся. На кого другого я рассердился бы за что, что он считает меня мальчишкой. Я понимаю твою тревогу и заметил, что все вы ждете случая объяснить мне, чего не стоит делать, и что сейчас не время и не место для гнева. Я также знаю, что ты делаешь это ради меня и ради обещания, данного моему отцу. Неужели воевода Корвин мог убить его? Я не знаю и не верю ничему, но ненависть должна когда-то прекратиться! Не желаю, чтобы это продолжалось. Если он согласится выступить вместе со мною против турок, это будет возмездием, и я сегодня же попрошу его об этом. Если же он захочет упрятать нас в темницу и погубить, тогда пускай побережется Бога вместе со всеми, кто рядом с ним. Я уже не проявлю милосердия! Смотрите, замок! Давайте на минутку остановимся, чтобы почистить одежду и лошадей от пыли. Не подобает ехать в таком виде к великому правителю!

 

*

Построенный на самой вершине гигантского утеса, замок Хунедоара казался фантастическим видением из детской сказки о драконах. Мрачный, огромный, больше любого из соседних замков, он казался неприступным. По обе стороны подъемного моста триста всадников, одетых одинаково, со сверкающим оружием и доспехами, замерли в ожидании.

— Похоже, Янку собирается сегодня на охоту, — прошептал Строе Тудору, который остановился рядом с ним, позади других рыцарей, спокойно наблюдавших за рядами воинов. — Но, боюсь, ему придется это отложить. Не думаю, что Влад в его теперешнем расположении духа согласится спокойно сидеть, жуя ломоть хлеба, и ждать возвращения дядюшки Корвина…

Внезапно из груди трехсот мужчин вырвался гулкий приветственный крик, по-видимому, бывший обычным делом при дворе Хунядоары: «Да здравствует Его Высочество Янку Корвин, воевода Трансильвании!».

В темных воротах замка появилась величественная фигура воеводы. Лошадь нетерпеливо гарцевала под ним. Корвин сильно отличался от других правителей, и его одежда ясно давала это понять. Весь его наряд состоял из легкой белой рубашки, плотно облегающих ноги черных штанов и пары высоких сапог.

В тот самый миг, когда он выехал на подъемный мост, Влад пустил своего коня галопом вниз по склону, направляясь к внешнему концу моста. Секундой позже за ним последовали пятеро его товарищей. Михня и Лер держались по обе стороны от принца, готовые собственным телом заслонить его от любой угрозы. Заметив эти маневры рыцарей, Корвин быстро выхватил из ножен меч. В то же время триста воинов, дружно, как один, выстроились перед воеводой и заняли весь мост с натянутыми луками наготове.

— Не стреляйте, ребятки! — крикнул Михня, на несколько шагов опережая Влада. — Его Высочество Влад Басараб, принц Валахии, желает говорить с воеводой Корвином!

— Да будь он хоть султан турецкий — все равно его желание сегодня не исполнится, — ответил Дрэган, начальник стражи в Хунедоаре. — Возможно даже, мне придется вас арестовать. Почему вы прятались, а теперь летите, точно вихрь?

— Сударь…

Не успел Михня закончить объяснение с усатым храбрецом-Дрэганом, как из-за его спины прогремел голос Влада:

— Корвин! Я — Влад Басараб из Валахии! Я проделал долгий путь, чтобы тебя увидеть. Будь добр, отложи охоту. На сегодня есть дела поважнее!

Над тремя сотнями солдат повисла гробовая тишина. До сих пор еще никто не смел разговаривать подобным образом с великим Янку из Хунедоары. Даже турецкие посланцы забывали о своей надменности и выглядели оробевшими и подавленными славой и величием воеводы Трансильвании.

По команде ряды воинов расступились, и между ними появился знаменитый победитель Семендрии, Сибиу и Яломицы. Не опуская луков, стражники обменивались насмешливыми улыбками, в предвкушении грозного укоризненного взгляда, которым Янку неизменно сокрушал даже самых дерзких и неумеренных. Многие говорили, что в его глазах обитают духи леса, с которыми его связывает ворон, изображенный на родовом гербе Корвинов. Однако Влад смотрел на Янку, не опуская взгляда и даже не моргая. Вскоре старый воевода сам отвел глаза немного в сторону, и даже голова его слегка склонилась, будто под тяжким бременем нескрываемой ненависти Влада. Напряженная тишина вокруг становилась все невыносимее, и солдаты не могли поверить в это зрелище, происходящее прямо под стенами Хунедоары.

— Твое Высочество, скажи мне, это ты убил моего отца, воеводу Валахии? — низким голосом спросил Влад.

— Если бы я…

— Говори! — шепот Влада резко перешел в рычанье.

— Нет! Не я… Пойдем вовнутрь, нам необходимо объясниться, — ответил Янку Корвин, стараясь за суровым тоном скрыть охватившее его волнение. Впрочем, это продолжалось лишь одно мгновение. Затем лицо Корвина просветлело от едва заметной примиряющей улыбки и, к удивлению присутствующих, воевода без тени иронии произнес:

— Добро пожаловать в мой замок. Надеюсь, мы проведем вместе немало часов.

Дрэган, командующий стражей замка, сделал знак солдатам, чтобы те отдали честь, как это было принято в Хунедоаре исключительно в тех случаях, когда в замке останавливались высшие сановники дворов Европы или почетные послы Великой Порты.

Триста рыцарей выстроились вдоль моста, образовав посередине свод из поднятых мечей — торжественный, холодный, сверкающий и смертельно-опасный.

«Похоже, я дал маху!» — подумал усатый Дрэган. — Вот уже много раз Его Высочество приказывал мне принимать гораздо сдержаннее даже самых влиятельных посланцев, в помощи которых мы нуждались. Чтобы они чувствовали нашу силу и не думали, будто мы кому-то кланяемся! Однако этот юноша мне нравится; такое впечатление, будто он тоже из рода Корвина. Внешне они не похожи, но, кажется, что в них обоих течет драконья кровь. И если вдруг после того, как воевода Янку задаст мне взбучку, я снова встречу Влада, то поприветствую его, как короля. Правда, только наедине…

Залитый светом огромный двор замка являл собою зрелище, совершенно противоположное тому, что ожидали увидеть Влад и его спутники, судя по неприветливому виду внешних стен. Полированные мраморные плиты отражали яркие лучи щедрого весеннего солнца, а вдоль колонн, поддерживавших четыре крыла замка, пестрели цветочные клумбы. Арочный вход в большой зал охраняли два солдата, словно высеченные из камня. Лица их ни на секунду не выдали удивления по поводу неожиданного возвращения воеводы. Только когда Корвин и валашские рыцари скрылись за дверями зала, солдат, стоявший справа — невысокий и светловолосый — едва заметно шевельнул губами:

— Это не к добру! — произнес он, по-прежнему глядя прямо перед собой. — Похоже, мы снова отправимся на войну и довольно скоро.

— Думаю, что нет, — отвечал другой. — Его высочество был весел. Сдержанный по-своему обыкновению, но все-таки он показался мне веселым.

— Заключим пари? — предложил светловолосый вкрадчивым голосом.

— Отыди, сатана! Ты же знаешь: я больше не делаю ставок. Недавно ты забрал все мое жалование, как настоящий грабитель. А потом отец Клаудиус наложил на меня строгую епитимию во искупление греха. Не говоря уже плате Его Святейшеству, чтобы он помолился за меня…

— Спорим на два дуката, что турки идут на нас? — настаивал светловолосый.

— Ладно… — донесся, наконец, ответ второго. — Но это — в последний раз!

— Иначе и быть не может! — успокоил его товарищ, улыбаясь под усами.

За дверями, в большом зале воевода Трансильвании Янку Корвин, принц Валахии Влад Басараб и его пять рыцарей сидели вокруг широкого стола из орехового дерева, возвышавшегося в центре комнаты. Огромные венецианские зеркала создавали приятное впечатление простора и несколько смягчали суровое величие каменных статуй, которые подобно стражам, охраняли каждый уголок.

— Ваши милости могут удалиться! — произнес Корвин, обращаясь к рыцарям. Я желаю говорить с принцем Владом наедине.

Однако секундой позже, на лице воеводы проскользнуло удивление, угрожающее обратиться в гнев. Эти пятеро даже не двинулись с места и не проявляли никаких намерений действовать иначе.

— Я сказал, что хочу говорить только с принцем Валахии, — повторил Корвин, впившись взглядом в Лера, которому, казалось, подчинялись остальные.

— Можете идти, господа! — вмешался Влад, пока не стало слишком поздно. — Твое Высочество, — продолжал он, обращаясь к воеводе Корвину, — это рыцари Лер, Михня, Марку, Строе и Тудор, сын Лера. И они подчиняются только приказам воеводы Валахии.

— Понимаю, — улыбнулся Корвин, — понимаю. Я слышал немало красивых историй о ваших милостях, и если хотя бы половина из них — правда, то вы достойны нашего глубокого почтения. Вам следовало сразу мне представиться. Только с такой охраной принц мог добраться невредимым из Эдирне в Хунедоару.

— Принц Влад сумел бы добраться и до Луны, если бы захотел, с нами или без нас! — ответил Строе, польщенный признанием великого воеводы. — А теперь позвольте нам удалиться.

Не успела дверь за рыцарями до конца закрыться, как Влад задал свой первый вопрос:

— Чьи войска были посланы в Бэлтени против моего отца?

— Мои… но они были подкуплены мунтьянскими боярами, настроенными против своего правителя. Я послал их убедить воеводу Влада снова сражаться на нашей стороне. Он колебался, потому что в это время ты находился в заложниках у турок, а в мою помощь он уже не верил. Знаешь, Влад, чем более велик и любим правитель, тем скорее он становится жертвою предательства. Возможно, в этом заключается природа человека...

— Природа человека будет заботить меня, когда я стану стариком! А сейчас я хотел бы знать, кто командовал войсками Твоего Высочества, и с кем они были связаны в Валахии.

— Я позаботился о тех, кто меня предал: все они мертвы. Что касается Валахии, то, когда настанет время, мы вместе отправимся туда, и ты займешь трон твоего отца.

— Сегодня! Сегодня этот час настал, Твое Высочество, и даже теперь уже поздно! Страна катится к обрыву, и Данешти по клочкам продают ее туркам! — Влад говорил с гораздо большим гневом, чем хотел бы показать.

— Когда настанет время, Влад. Когда мы точно будем знать, кто с нами, а кто против нас, когда…

— Моя страна рядом со мной, а я всегда буду рядом с ней. Довольно! Земля Валахии, принадлежавшая моему отцу, судьба которой тревожит меня ежесекундно, ежечасно; земля, которая нуждается в очищении и заботе!

— А что такое, собственно говоря, Валахия, Влад? Почему бы тебе не остаться жить здесь или где-нибудь еще, без почестей, которых ты заслуживаешь, но зато без страха?

— Это наше сердце, Корвин! — воскликнул Влад, сверкнув глазами. — Это первый и самый важный долг каждого из нас, от самого скромного пахаря до меня. Величественные горы с их орлами и волками, не знающими смирения, и золотые осенние поля, и наши виноградники, и прежде всего — люди, которые не зарятся на то, что не принадлежит им, которые ожесточились под бременем бояр, но не разучились улыбаться, готовые помочь друг другу в самые трудные времена. Люди, передающие из рода в род святую заповедь, что перед смертью человек должен смеяться; народ, за который я встану стеной, и вместе с которым разобью любую армию, откуда бы она ни пришла. Вот она, Валахия — моя великая мечта!

— Ты слишком быстро распаляешься, Влад, — прошептал Корвин после недолгого молчания. — Ты вспыхиваешь сразу, полностью, и мне нравится это в тебе, но ты должен научиться сдерживаться, чтобы пламя не поглотило заодно с тобою верных и дорогих тебе людей. Не проси их стать такими же, как ты: им не удастся, как бы они ни старались. И еще тебе придется научиться не давать огню пожирать тебя изнутри.

Влад, все еще ожесточенный в своей решимости, не отвечал. Но его глаза говорили за него.

— Я поручу тебе командование одним из моих полков, — продолжал Корвин. — И не каким-нибудь, а тем, что охраняет южную границу Трансильвании, со стороны Валахии.

Взгляд молодого принца, устремленный в пустоту, медленно обратился к Корвину. В уголках его губ зарождалась улыбка.

— Я сдержу обещание, Влад, уже завтра на рассвете я представлю тебя южной армии, но ты должен кое-что пообещать мне. Поклянись, что не воспользуешься моими воинами, над которыми у тебя будет абсолютная власть, чтобы вторгнуться в Валахию и прогнать Дана Басараба!

Вместо ответа Влад встал и направился к двери.

На пороге он обернулся и своим звучным голосом, прозвучавшим непривычно гулко под холодными готическими сводами, твердо произнес:

— Твое Высочество, человек должен выполнить свое первое обещание. У меня не может быть двух! И мое слово, и мое сердце принадлежат Валахии, отныне и навсегда! Я не выбирал свой путь, но даже будь у меня возможность выбирать, ничего не изменилось бы!

После того, как молодой человек покинул комнату, Корвин откинулся на спинку стула и несколько секунд пристально глядел в центр потолка, откуда на него уставился удивленный фавн, изваянный умелой рукою мастера. Внезапно Янку принялся смеяться — сначала тихо, а затем смех его постепенно превратился в хохот, которого уже давно никто не слышал. За дверью, ведущей в охотничий зал, усатый Дрэган, начальник стражи, доверенный человек Корвина, в недоумении переминался с ноги на ногу.

«Никогда не слышал, чтоб он так смеялся! — думал он. — Улыбаться — улыбался много раз, но чтоб смеяться… Он неплохой человек, хотя и угрюмый, но такого смеха, как сегодня… я от него еще не слышал. Что случилось? Я подожду еще минуту, и если он не вызовет меня, притворюсь, будто мне что-то нужно и войду к нему; иногда мне прощалось и худшее».

Но не успел он закончить свою мысль, как из-за двери донесся радостный голос воеводы Трансильвании:

— Дрэган!

— Здесь, Твое Высочество! — ответил стражник, войдя, едва лишь отзвучало эхо под сводами большого зала.

Корвин, глаза которого светились радостью, смотрел на Дрэгана, пытаясь побороть свой смех, который не давал ему покоя. В конце концов, ему не удалось сдержаться, и он снова громко рассмеялся, глядя на усатого, который, не поняв, что происходит, последовал его примеру. Это было слишком даже для Корвина, и вскоре замок содрогнулся от хохота этих двоих.

Чуть позднее, ухватившись за стол, Дрэган успел спросить сквозь смех:

— Послушай, Твое Высочество, а почему мы смеемся?

— От радости, парень! Помнишь, что я говорил тебе? — продолжил Корвин уже серьезным тоном, более подобающим ему. — Я уже не ждал, что найдется тот, кто будет сражаться за меня и верить, как и мы, что турок можно победить! Я устал дожидаться кого-то с честным сердцем и крепким мечом. Человек, способный сплотить вокруг себя целый народ, воевода, который силами своей души и разума поднимет не только свою страну, но и те, что ее окружают. Иногда, ночами, я просил об этом Бога в своих молитвах, но меня одолевали горькие сомнения… И вот он пришел, Драган! — воскликнул Янку с неописуемым восторгом. — Он пришел! Открытый, каким и должен быть, преследуемый, справедливый, добрый, хоть и пытается не выдать своей мягкости, он не умеет лгать и с юных лет — лучший воин, чем любой король или солдат, которых я когда-то видел. Он явился, Дрэган, и теперь нам уже не нужно искать его Бог знает где! Два года этот юноша пробудет с нами, чтобы научиться распознавать коварство христианского мира, в который он, надеюсь, еще верит, и тогда уже ничто сокрушит его. Только после этого я смогу спокойно умереть.

Радость в голосе Корвина угасла, и его строгий тон напомнил Дрэгану, что он находится в присутствии воеводы Трансильвании, великого Атлета Христианства, как называли его принцы запада и папа за громкие победы над неверными.

Снаружи, во дворе, юный Влад не слышал ни раскатистого смеха, доносившегося из большого зала, ни последующего разговора, который должен был изменить его судьбу. С угрюмым видом он приблизился к своим пяти товарищам, схватил коня за повод, и, не говоря ни слова, направился к воротам замка. Рыцари последовали за ним, подозревая, что между Владом и Корвином произошел окончательный разрыв. Все прекрасно понимали, что это значит: великая возможность для Влада и будущего Валахии упущена навсегда. Рядом с Янку из Хунедоары все было бы гораздо легче. Армия и его военный гений, даже одно лишь имя Корвина, означали бы свободный путь к валашскому престолу, а также огромное преимущество в борьбе с турками, которые уже на подходе.

Строе, прослывший «молчаливым» и любопытным по натуре первым осмелился заговорить:

— Послушай, Лер! Напившись воды, следи за своей флягой! Похоже, ты оставил ее где-то на дороге, а Влад-вода отпил из нее после тебя и теперь не перестает болтать.

С губ Влада готов уже был сорваться ответ, гораздо более суровый, чем ему хотелось бы. Но когда все шестеро приблизились к большим воротам, их внимание привлекло нечто иное. Мост был поднят, а железные ворота заперты, и перед ними выстроились десять улыбающихся стражников, не выказывавших ни малейшего намерения отступить.

— Мои дела здесь закончены, — сказал им Влад своим обычным властным голосом. — Откройте ворота и опустите мост!

Напористый тон Влада и, еще в большей мере, его взгляд, значительно ослабили решимость стражников. Самый старший из них, по виду не достигший еще девятнадцати-двадцати весен, в замешательстве глянул на балкон, где всего лишь несколько секунд назад появился Корвин. Сверху, из замка, воевода с интересом и явным удовольствием наблюдал за этой сценой.

— Если Влад Басараб, принц Валахии и генерал нашей южной армии приказал, вы обязаны повиноваться! — произнес он к изумлению охраны. — Но может быть, наш юный друг передумает и порадует нас еще несколькими днями своего присутствия и присутствия своих товарищей, у которых вам стоило бы кое-чему поучиться. Если вы до сих пор не знакомы, это — рыцари Лер, Михня, Строе, Марку и юный Тудор.

Ни шепот, пролетевший по двору от одного воина к другому, достигая внутренних покоев замка и даже кухни, где целыми днями трудились повара, ни любопытные, восторженные лица у каждого окна и двери не произвели впечатления на рыцарей. Вернее, все это, возможно, и польстило бы им, будучи замеченным. Но сейчас умы их занимала новая ситуация, о которой неожиданно сообщил воевода Трансильвании. Влад — генерал южной армии! Это означало близость к валашской границе, а значит, возможность добраться до Тырговиште гораздо раньше, чем они смели надеяться всего несколько минут назад.

 

*

— Об этом подвиге мы еще не рассказывали никому, чтобы люди не подумали, будто мы хвастаемся; кроме того, это история о неких злобных существах, и мы боимся, как бы их проклятия не коснулись тех, услышит ее услышит. Дело не в нас шестерых: у нас есть травы, что оберегают от подобных бедствий, но мне жаль вас, господа. Вы слишком молоды, чтобы иссохнуть под силой этих страшных чар. М-да… я лучше промолчу! — Строе комично притворился, что боится, как бы воины не оборвали его на полуслове. Но любопытство овладело слушателями; каждый из них уже подумывал о знахарке, снимающей заклятья, или о церкви, где на следующее утро можно сделать подношения, которые избавят их от неприятностей и нечистых духов.

— Более десяти лет назад Влад-вода Дракул поручил нам четверым очень важную и опасную миссию: мы должны были отправиться, никем не узнанные, с несколькими мешками золотых к одному командующему янычарами из Эдирне и убедить его начать восстание в столице империи. Это была еще легкая часть поручения воеводы! Самое трудное заключалось в том, что нам нельзя было идти по проторенным дорогам. Наш окольный путь к Дунаю пролегал через Адское болото, в безлюдном месте, где по слухам обитает Кабан Кабанов, или, как его еще называют Гогошаур — проклятый дикий зверь, кузен Скараоцки (18).

— Это был кабан, сударь? — с удивлением переспросил один из молодых охранников.

— Нет, это был ежик! А ты чего хотел? Да, это был некий кабан, но погодите! Ночью, когда все мы уже считали, что благополучно добрались до берега Дуная, из воды вдруг выскочил чудовищный кабан, какого мне еще не приходилось видеть. Величиною с двух медведей.

— Неужто, двух? — недоверчиво спросил юный стражник.

— Да, и притом, двух самых крупных, — невозмутимо продолжал Строе. — Едва зверь вышел из воды, мы, затаив дыхание, припали к земле, гадая, что он задумал. Только, смотрю я: поднимается он на две ноги, как человек, достает полотенце и начинает вытираться. Тут Михню от изумления икота разобрала. Ну, думаю, конец! Зверь заметил нас и бросился в атаку. Я был к нему чуть ближе остальных и с ятаганом наготове шагнул вперед. Проклятый кабан снова вскочил на два копыта и, когда я отсек ему клыки, он вдруг ударил меня в пах задней ногой.

— Да ну! Он что стоял теперь только на одной ноге? — отказывался верить парень.

— Нет, браток! Он ударил меня пятой ногой, которую припрятал под хвостом, так, что я ее не видел!

— Господин Строе, — не унимался юноша, — ты уверен, что все так и было?

— Да замолчи же, парень, — еле сдерживая смех, перебил недоверчивого стражника другой, постарше — высокий, словно жердь и такой же тощий. — Я сам слышал о таких зверях, но не отваживался биться с ними: слишком уж они страшны!

На самом деле, всем, за исключением неопытных юнцов, с самого начала было ясно, что Строе собирается развлечь их одной из своих красочных, ошеломляющих историй, делавших его известным не меньше, чем его доблестные подвиги. Еще никто не слышал, чтобы он рассказывал о последних, а те, кто был знаком с ним ближе, знали, что под маской фанфарона скрывается не только отважный воин, но даже скромный и застенчивый человек. Он любил шутки и розыгрыши за то, что часто именно они помогали ему подбодрить окружающих, которые, как и он сам, не находили особых причин для радости в сражениях и суровой солдатской жизни.

— Вижу, ты здесь самый мудрый, — с благодарностью ответил Строе высокому солдату. — И, может быть, ты тоже поделишься кое-какими секретами борьбы с нечистой силой. Когда зверь уложил меня, — продолжал он свой рассказ, — братья Марку и Михня прыгнули на голову Гогошауру. Опомнившись, я увидал, что чудовище трясется, как в ознобе, а рыцари летают туда-сюда, повиснув на его ушах. И в тот момент, когда я думал, что смерть вот-вот накроет нас своими крыльями, случилось чудо!

Пауза, намеренно выдержанная Строе, казалось, возымела действие. Те, что не держались за живот от смеха, с приоткрытыми ртами ожидали финала.

— Брат Лер, видавший на своем веку побольше, чем все мы вместе взятые, быстро схватил…

— Палаш и разрубил его! — не удержался юноша.

— Нет! Шляпу! Он слыхал от стариков-отшельников, что Кабан Кабанов станет кротким и послушным, как ягненок, если завязать ему глаза… И тогда Лер — храбрец, как вам известно — внезапно замахнулся своей огромной шляпой и нахлобучил ее на глаза чудовищу. И тут произошло невероятное!

Свинья осторожно отступила, пошарила хвостом и лапами вокруг, чтобы не сесть на что-то твердое и послушно вытянулась на спине во весь рост. Она еще слегка дрожала от напряжения, затем расслабилась и начала тихонько насвистывать. О, матушка! На толстых волосатых губах рождалась песня, которую могла придумать только фея. Это было последнее испытание, и он нас доконало. Непривычные к таким опасностям для духа, мы были ошеломлены, а через секунду принялись плясать, как заколдованные. Михня и Марку, взявшись за руки, словно на королевском балу, закружились, как будто скользя по волнам. Что тут сказать? Я на ходу подхватил Лера, недоумевая, почему он не приглашает меня на танец!

— Да ну, и господин Лер тоже танцевал? — поинтересовался другой стражник.

— В том-то и дело, что он с самого начала знал, что тут нечисто, и заткнул себе уши овечьей шкуркой, для удобства разрубив ее надвое. Вы же слышали, какой у него ясный ум, и в каких опасных битвах он побывал. Так и тогда! Бах! Лер как хлопнет меня по лбу ладонью — я только и успел подумать, что уже не встану! Видите ли, в противном случае, он бы не избавил меня от власти кабаньих чар!

«Поднимайся-ка, брат, и взбирайся на чудище, дело нечисто! Держи его крепко, пока я шепчу ему на ухо заклинание, которое заставит его повиноваться, и не сдвинь мою шляпу с его глаз, иначе он сотрет нас с лица земли!», — говорит он мне. Что поделаешь? Я послушался приказа и вскочил на свинью. Смотрю, Лер укладывается рядышком с чудовищем и нежно шепчет ему на ухо, точно возлюбленной:

 

Глазки поросячьи —

Смотрят по-ребячьи.

Сочные травинки

Для красивой свинки.

Если судится —

Значит, сбудется:

Продолженье рода

Через четыре года!

Ласкова, умна

Свиночка-жена,

Розовый сыночек —

Резвый, как щеночек.

Позабудь о мести,

И живите вместе!

Безмятежной радости —

Вам до самой старости!

Хо!

 

— И это сработало, сударь? — продолжал расспрашивать молодой охранник.

— А как же! Где-то неделю назад я получил письмо от Гогошаура. Он сообщил мне, что женился на красивой свинке из христианского двора. У них кое-какие проблемы с младшим сыном, который весь пошел в отца и целый день слоняется без дела, а в остальном все хорошо! Он помогает старикам в деревне, советуется с людьми и вот уже около года танцует хору на воскресных гуляньях. Да, как самые обычные люди!

Дружный смех солдат, к которому мгновенно присоединился Строе, и яркие лучи весеннего солнца, игравшего с колокольчиками и душистыми фиалками во дворе замка, казалось, вечно будут царить в Хунедоаре. И если бы не оружие, висевшее на плечах воинов, и лошади, готовые выступить в долгий поход, можно было бы поклясться, что здесь никто еще не слышал о войне.

Однако Строе знал, что угроза реально существует, и ожидал ее. Войны, которая затронет и его народ. Именно поэтому он нуждался в том, чтобы окружающие понимали его и — самое главное — любили. Только так он мог рассчитывать на них в суровые времена сражений. И, кроме того, он безумно любил поболтать…

 

*

Поначалу новый командир произвел на трансильванских воинов не особо благоприятное впечатление. Многие шептались, что он получил это воинское звание исключительно из-за своего титула принца Валахии; большинство людей были уверены, что Влад окажется марионеткой, каждым действием которой будет управлять воевода Корвин.

Но проходили дни, недели, а, в конце концов, и месяцы. И каждый миг, проведенный Владом среди его новых подчиненных, доказывал им, что молодой валах обладает врожденной властью над людьми, которая способна сделать королями даже тех, кто родился в нищете. Южная армия под его командой с первых же дней стала более организованной. Некоторые дворяне, до сих пор привыкшие к тому, что их слушались из вежливости, были приглашены на более высокие посты, откуда они больше не могли никого сбить с толку стратегическими новшествами, над которыми их светлости работали, но уже не имели возможности применить! В то же время некоторые из наиболее опытных солдат, с крепким телом и ясным умом, в одночасье превратились в командиров. Военные тренировки стали чаще, и все, казалось, происходило быстрее и естественнее.

За последние несколько недель маневры Влада стали еще более жесткими, и чаще всего на них практиковались методы обороны городов. Очень скоро слух, уже давно распространявшийся среди солдат, дошел до городов и превратился в абсолютную уверенность: язычники движутся к святой столице православных — Константинополю!

В замке Хунедоара на слухи не обращали особого внимания; если только некоторые факты не свидетельствовали о том, что они могут быть реальной информацией, их не приветствовали даже на кухнях, не говоря уже о большом зале, заполненном дворянами и воеводами.

Но в тот мартовский день 1453 года слух о наступлении турок на столицу Византии неожиданно был превращен разведчиками воеводы Корвина в совершенно точный тревожный факт: двести пятьдесят тысяч турок, разделенных на десять армий, со ста сорока кораблями, двумя тысячами пушек, одновременно с двух сторон приближались к Константинополю. Вокруг массивного стола из орехового дерева, инструктированного мастерами из Венеции, известными своим искусством до самой Порты, дворяне Трансильвании, занимавшие высшие посты в королевской армии, держали военный совет во главе с воеводой Корвином. Уже давно было известно, что в Буде ожидали решений хунедоарского совета, и что походы или оборона венгерского королевства организовывались в соответствии с этими решениями.

Как требовал этикет, первое слово полагалось воеводе Корвину.

— Господа, мы получили достоверное известие, что в скором времени величайшая армия, собранная султаном, будет атаковать Константинополь. Вот уже много лет глаза турок устремлены на этот святой город, и не потому, что он принесет им больше богатства и золота, чем другие города. Нет! Молодой султан Мехмед понял, что разрушив Константинополь, он поразит сердце всех христиан. Православные создали там свою духовную столицу, а католики видят в этом городе у Золотого Рога символ того, что некогда было великой Римской империей. Обычно, господа, в подобных случаях, мы представляем вам план сражения. Сегодня же мы сделаем иначе. Сначала я хотел бы выслушать ваше мнение, а затем, когда я выскажу свое, мы решим, как лучше поступить. В зале совета воцарилось минутное молчание. И тут все взоры обратились к Владу, принцу Валахии.

— Твое Высочество, благородные господа, я полагаю, что наш разговор сегодня чересчур долго затянулся, — начал он своим звучным голосом, в котором явно сквозил упрек.

— Когда турки нападают на христианскую деревню или же страну, наш долг — прийти на помочь атакованным. Но выше этой обязанности стоит обязанность каждого защищать свою землю и народ. Мы должны все обдумать и убедиться, что, отправившись на помощь нашим греческим братьям, мы не оставим беззащитными своих соотечественников. Однако ныне под угрозой сам символ христианства, и мы не можем допустить, чтобы народы Европы охватила паника, которую, бесспорно, вызовет падение столицы Византии. Господа, сейчас Константинополь — это наше боевое знамя, крест и символ всех христиан. Мы не можем стоять и смотреть, как он падает в руки язычников! Южная армия готова завтра же отправиться на помощь императору Константину, — заключил Влад, убежденный, что присутствующие единодушны с ним в этом мнении.

Но все произошло иначе.

— Не торопись, Твое Высочество! — произнес Корвин, и его глаза теперь казались опустевшими и лишенными привычного огня. — Посмотрим, что скажут остальные.

Влад не настаивал, но его сознанием уже овладевала мысль, которой он отказывался верить.

— То, что говорит юный принц Валахии, верно, и… — начал граф Хевеши.

— То, что говорит принц Влад, было бы верно в совершенно другие времена! — оборвал его Янош Керекеш, кастелян Оради. Сегодня же, однако, мы должны подумать дважды. Можем ли мы собрать одновременно двести пятьдесят тысяч человек? Есть ли у нас деньги и средства, чтобы вооружить их и отправить в Константинополь?

— А если мы не выступим сейчас, у нас найдутся люди и средства, когда настанет наша очередь? — так же резко прервал его Карп, глава румын из Цара-Бырсей (19).

Казалось, это был сигнал, которого все ждали, чтобы заговорить. Мнения в пользу кампании против турок отвергали те, кто требовал политики благоразумия, и все они кричали одновременно, создавая оглушительный шум, какого прежде еще не слыхали в зале Хунедоары.

Не отрывая взгляда от инкрустированного дерева столешницы, Влад внезапно резко возвысил голос над остальными. Однако, оклик его прозвучал как-то необычно, словно исходил из самой глубины души.

Низким голосом, без крика, Владу все же удалось перекрыть невообразимый гомон, создаваемый трансильванскими дворянами:

— Твое Высочество, — заговорил он, не глядя на Корвина, — я никому не должен здесь давать отчет, кроме тебя. После того, как благородные дворяне закончат говорить, дайте мне знать. Я, мои рыцари и южная армия будут готовы выступить в любое время.

Янош Керекеш, известный своим тщеславием, поднялся на ноги и произнес гораздо резче, чем следовало:

— Неужто молодой и неопытный князь Валахии вдруг решил, что знает больше нас? Ты никуда не пойдешь без…

Слова внезапно замерли на его губах, как и высокомерные улыбки аристократов, которые, казалось, одобряли Керекеша. Влад уже встал и приближался к графу, глядя на него в упор огромными, как будто удивленными, глазами. Казалось, он пристально изучал белки глаз собеседника, подобно одному из тех сосредоточенных ученых, которых не интересует ничего, кроме жизни жуков и бабочек. Влад ничего не говорил и ничего не делал, но все присутствующие ощутили исходившую от него мощную внутреннюю силу, равно как и его страстное желание размозжить голову трусливому графу. Через несколько секунд, показавшихся Керекешу невыносимо долгими, Влад произнес все тем же звучным, угрожающим, хоть и спокойным голосом:

— Твоей светлости следует научиться говорить с великими правителями! В противном случае, ошибки вроде этой, могут значительно сократить твою и без того бесполезную жизнь. А теперь присядь и продолжай болтать!

Бледный и изнуренный, словно только что увидел смерть, граф не нашел в себе силы возразить и послушно опустился на стул. Никто больше не подал голоса, пока Влад Басараб не покинул зал. Звук захлопнувшейся двери за спиною принца, послужил сигналом, вслед за которым великий магнат Боксай внезапно разразился глупым смехом.

— Этот валах поставил тебя на место, не так ли, Керекеш? — Он снова хихикнул без причины. — Уверен, если он когда-нибудь станет воеводой, ты будешь служить ему в качестве коня!

— Ты дурак, Боксей! — вмешался Корвин еще более сурово, чем когда-либо. — Я стоял, слушал вас и теперь понимаю, как лучше поступить. Я позвал вас всех сюда, чтобы снова не возникло зависти и глупых разговоров. Знаете, что я должен был сделать? Из тридцати шести присутствующих здесь, пожалуй, только восемь заслужили эту честь! Что за прок с того, что у вас большое состояние, и вы посещаете собрание в Буде? Сколько из вас участвовало в войнах, возглавляя войска? Семь или восемь, как я уже сказал; остальные могут выиграть войну с язычниками, только если бой произойдет за богато накрытыми столами, где вы будете вести переговоры о цене тканей, соли и вина. Сейчас каждый из вас по очереди, кратко, изложит мне свое мнение. Ты что скажешь, Дрэган?

Сознавая, что воевода предоставил ему первое слово специально для того, чтобы наказать дворян, столь гордых своими чинами и привилегиями, удалой капитан охраны для важности немного помолчал, прежде чем ответить.

— Я считаю, господа, и здесь я полагаюсь на свой богатый опыт ведения войны, что мы… все… кем бы ни были и что бы мы ни делали — должны бороться с турками. Да поможет нам Господь! — заключил он слегка гнусавым певучим голосом, как это делают лицемерные попы. В глубине души Дрэган вовсе не горел желанием шутить. Он знал о решении Корвина, но искал благопристойный способ разогреть немного этих пузатых аристократов, которые не оценили первый голос в пользу войны. Затем последовали другие голоса, большинство которых, как и предсказывал Корвин, призывали к святому благоразумию.

— Господа, не я построил этот мир, и не я разделил его на отважных и беспомощных. Только девять из вас были готовы пожертвовать своими жизнями ради христиан, оказавшихся в опасности. Я предвидел это, но такое положение вещей не помешало бы мне отправиться в Константинополь. Нечто иное повлияло на мое решение. Год назад я присутствовал на таком же совете с императором Константином и его подданными. Тогда шла подготовка к очередной атаке, и прозвучали даже голоса, упоминавшие о договоре с турками… тот же совет состоялся через три дня в Буде и через неделю в Венеции и Риме. Тот же раскол преследует весь христианский мир и медленно, медленно пожирает всех нас. Армия, которой командуют десять королей, никогда не победит армию, во главе которой стоит один генерал. Идите и поспите, господа, вас ожидают нелегкие дни!

В тот вечер Корвин не зашел посоветоваться с Владом, как планировал вначале. Он был возмущен трусостью дворян и, возможно, немного стыдился перед юным принцем… Янку бросился на кровать и пролежал без сна до самого рассвета, неподвижно глядя в потолок. Когда первые лучи прорезали густую ночную тьму, окутывавшую стены замка, воевода Трансильвании вышел из своей комнаты с угрюмым видом и коротко приказал стражнику, дежурившему у дверей:

— Возьми шесть мешков с золотом и спускайся во двор!

Солдат не выказал и тени удивления, услышав такой необычный приказ, и поспешно выполнил его. Он пошел к казначею, разбудил его и, вежливо ответив на проклятия, согласился, что для любого приказа еще слишком рано, затем направился во двор. К его удивлению, Корвин был там не один: Влад и его рыцари как раз заканчивали седлать коней, что в такую рань означало подготовку к долгому пути.

— Вот, здесь достаточная сумма денег, которая поможет вам в дороге, и с которой вы успешнее справитесь со своей миссией в Константинополе. Золото вам очень пригодится, особенно если город падет и вам придется заплатить, чтобы выехать из крепости! — сказал Корвин спокойно, как будто разговаривал с парой девушек, готовившихся к балу.

— Благодарим, Твое Высочество за заботу, с которой ты отнесся к нам, — ответил Влад, с большей укоризной в голосе, чем хотел бы показать. — У нас есть и другие инструменты, чтобы выбраться из любой адской дыры, даже полной язычников!

— Это правда, Влад, что ваши мечи и луки — лучшие из всех, что я когда-либо видал, но так же верно то, что самая великая сила человека заключается не столько в храбрости, сколько в его умении вовремя почуять трусливого врага, готового ударить со спины! Но тебе приказано вернуться живым и рассказать мне обо всем, а потом мы вместе выступим против турок!

— Я вернусь, Твое Высочество, не волнуйся! Я вернусь и напомню о твоем обещании! Прощай.

Большой мост замка опустился с гулким грохотом цепей и треском дерева. Но ни этот шум, ни стук копыт шести коней по каменным плитам двора, а затем по деревянному мосту не нарушили глубокий сон дворян, ночевавших в замке.

Свет зари еще не до конца выиграл сражение с тенями ночи, гнездившимися между крепостными валами замка Хунедоара…

 

ПРИМЕЧАНИЯ:

 

16. Папа Каликст III поддерживал и восхищался Янку из Хунедоары. По случаю сокрушительной победы над турками в 1456 году, когда Корвину удалось отстоять город Белград, папа Каликст III решил, что в дань уважения и в память об этом событии колокола католических церквей будут звонить ежедневно в полдень. Так как именно в полдень армия Янку из Хунедоары разгромила армию Мехмеда II, завоевателя Константинополя в 1453 году.

 

17. В битве при Варне армия христиан была разбита турками.

 

18. Скараоцки — по-румынски «сатана», «черт», «нечистый».

 

19. Цара-Бырсей — территория на юго-востоке Трансильвании вокруг города Брашов, находящаяся под властью валашских правителей.

 

 

  • Афоризм 952(аФурсизм). О молчании. / Фурсин Олег
  • Вызов себе и чувствам / "Вызов" - ЗАВЕРШЁННЫЙ ЛОНГМОБ / Демин Михаил
  • Sanguis rosa / Разрушенные мосты, разорванные перекрестки / Triquetra
  • Тот мальчик / Утренние сны / Тигра Тиа
  • Это все потому, что у тебя нет друзей / Лысов Михаил Юрьевич
  • Море / Чокнутый Кактус
  • Крепкие узы любви / Мякотин Евгений
  • Русалка ждёт / Алиенора Брамс
  • Весна / Васильев Данила Владимирович
  • Валентинка № 53 / «Только для тебя...» - ЗАВЕРШЁННЫЙ ЛОНГМОБ / Касперович Ася
  • Ущипни меня, Яга! / Рассказки / Армант, Илинар

Вставка изображения


Для того, чтобы узнать как сделать фотосет-галлерею изображений перейдите по этой ссылке


Только зарегистрированные и авторизованные пользователи могут оставлять комментарии.
Если вы используете ВКонтакте, Facebook, Twitter, Google или Яндекс, то регистрация займет у вас несколько секунд, а никаких дополнительных логинов и паролей запоминать не потребуется.
 

Авторизация


Регистрация
Напомнить пароль