Глава 3. Бесконечное сражение.

Когда жизнь в городе утихла с наступлением ночи, Балазар сумел незаметно проникнуть в лазарет через одно из окон. Он старался действовать тише, чтобы никого не разбудить. Оказавшись в одной из палат, он прошёл вдоль кроватей, всматриваясь в изуродованные огнём лица. С болью он вспоминал их, мужчин и женщин, которых он знал с самого детства. Их раны были тяжёлыми, а воспоминания о пережитом кошмаре — ещё тяжелее. Балазар обошёл их всех и вышел, проникнув в следующее помещение. Снова та же картина — десятки людей, десятки загубленных судеб. По чьей вине? Он очень хотел бы это знать. Внезапно он замер, всматриваясь в лицо одной из женщин, а затем прильнул к её кровати.

— Мама, — прошептал он, вцепившись в край её матраса. — Мама!

— Балазар? — слабо прошептала она, открыв глаза и вглядываясь в него, явно морщась от боли из-за каждого движения.

— Это я, мама, — прошептал он, счастливо улыбаясь и чувствуя, как слёзы навернулись на его глаза.

— Ты жив, — прошептала она с облегчением. — С тобой всё в порядке?

— Да, у меня всё хорошо. Как ты себя чувствуешь?

— Мне так плохо, Балазар, — прошептала она, ворочаясь в кровати. — Я чувствую дыхание смерти. Мне так больно.

— Тише, мама, не шевелись, прошу. Так будет только хуже, — попытался он её успокоить, на что она замерла и бросила на него ледяной взгляд.

— Хуже уже не будет, — усмехнулась она. — Ты ведь так долго ждал этого дня.

— Что? — опешил он, не веря своим ушам.

— Ждал, когда освободишься от меня. От моих запретов. Получишь всё, что тебе причитается. Будешь жить так, как захочешь. И с кем захочешь.

— Мама? — ошарашенно прошептал он, не понимая, о чём она говорит. Неужели это очередной приступ его безумия? Когда же они уже наконец прекратятся?

— Эта девчонка… того не стоит, — прошептала мать и закашлялась.

Внезапно он осознал, о чём речь, и это вызвало у него приступ злости. Неужели даже на смертном одре она будет диктовать ему свои правила, указывать как жить?

— Мы обсуждали это уже сто раз, — рыкнул он, отвернувшись, не желая смотреть на неё, чтобы не сломаться. — Не заводи этот разговор снова.

Это было так нечестно с её стороны — принуждать его исполнить её последнюю волю, которую он отказывался принимать раньше. В поисках сил он коснулся медальона на своей шее и глубоко вздохнул, закрыв глаза, почувствовав, как действительно становится легче.

— Это уже не важно, — прошептала мать с лёгким хрипом. — У нас всё равно больше ничего не осталось.

Балазар снова посмотрел на неё. По её щекам текли слёзы, а взгляд был устремлён куда-то вдаль, будто в прошлое.

— Я слышала их крики, — прошептала она, приложив руку к груди, словно мысленно возвращаясь в тот день. — Дети. Им было страшно. Огонь полыхал, отрезав их в спальне на втором этаже. Эриду не было слышно. Через её спальню поднимался столб дыма. Я видела, как Морберт побежал наверх, чтобы помочь им, а потом сбоку упала балка. Дом рушился на глазах. Если он и успел до них добраться, то выйти они уже не смогли. Некому было им помочь. Тебя не было рядом с нами.

Рассказ матери вживую рисовал картинки в голове Балазара. Зарево огней в ночи, полыхающая вереница домов, из каждого раздаются истошные вопли запертых там людей. Суматоха снаружи. Смельчаки пытаются вступить в неравную битву с пламенем, но возвращаются ни с чем, или не возвращаются вовсе. Вот его дом, со второго этажа раздаются крики и детский плач, там заперты дети его сестры, она сама лежит в соседней комнате в своей постели, окутанная заполнившим помещение дымом. На лестнице раздаются грузные шаги, прикрывая рот и нос рукавом, наверх забегает его отец, врывается в комнату к детям и тратит несколько мгновений на то, чтобы успокоить их и убедить пойти следом за ним. А затем они слышат чудовищный грохот, выскочив наружу, понимают, что путь к свободе из этого пылющего ада — лестница — рухнула вниз под напором ревущих языков пламени.

Но что она хотела этим сказать? Если бы он был здесь, что он мог бы изменить?

— А как ты выбралась? — осторожно поинтересовался Балазар, проглотив ком в горле. От всего этого ему стало дурно, это место душило его, а запах палёной плоти слишком сильно напоминал столь приевшийся ему запах тлена.

— Не помню, — покачала головой, словно завороженная, мать. — Я была внутри. И что-то вдруг будто вырвало меня наружу… Спасло меня.

— В смысле? — смутился Балазар, не понимая её. Вероятно, дело было в пережитом шоке.

— Мне так больно, — прошептала она, скривившись в мучениях. — И страшно. Зачем духи сохранили мне жизнь? Зачем спасли меня?

— Какие духи, мама?

Она перевела на него взгляд и заговорщически прошептала.

— Не так давно я сильно заболела. Паладин Рифар лечил меня, но безуспешно. В обрывках его разговоров с Морбертом я поняла, что жить мне осталось недолго. И всё же я пережила их всех, — она как-то странно усмехнулась. — Благодаря Диере я сумела выздороветь. Благодаря духам, которым она поклоняется, я выжила тогда. И, может, с их помощью спаслась и сейчас.

— Диере?

— Моей служанке. Что живёт в бедном квартале неподалёку от твоей потаскухи.

— Не называй её так!

— А ты обещай мне, что никогда не свяжешь свою жизнь с этой грязной девкой!

— Прекрати, мама! — от переполнивших его эмоций он вскочил со стула и тут же ощутил диссонанс в происходящем. Всё вокруг будто замерло, не замечая их. А, нет, вот другие жертвы пожара, постанывая от боли, зашевелились. чтобы узнать, что происходит. Только сейчас? Но ведь он говорит с матерью на повышенных тонах уже как минимум полминуты.

— Это неправильно, — прошептал он сам себе, оглядываясь по сторонам. — Это всё неправильно.

Лишь иллюзии, галлюцинации, очередной дурной сон наяву. Отголоски его безумия. Зажмурившись, он начал думать лишь об одном — скорее бы проснуться. Голова пульсировала, окружающие шумы нарастали, а потом внезапно всё затихло.

— Балазар, — слабо прохрипела мать, коснувшись его руки, заставив вновь открыть глаза. Ощущение от её прикосновения было реальным. Он огляделся и увидел, что все по-прежнему спят.

— Ты странно себя ведёшь, — сказала она, а затем немного закашлялась. — Почему ты молчишь? С тобой всё хорошо?

Значит, всё это время он молчал, погрузившись в транс? Хорошо, что он успел очнуться, сумел отличить реальность от кошмара.

— Я не знаю, — присел он обратно и спрятал лицо в краю её кровати. — Мне так страшно, мама. Мне кажется, я погружаюсь в безумие.

— Ты не можешь быть безумен. Ведь ты воин короля. Ты должен был стать непоколебимым в своих убеждениях.

Он снова поднял на неё взгляд и увидел её тёплую улыбку, от чего не смог не улыбнуться в ответ. Но её слова несли ему не только радость, но и боль. Она ошибалась. Она так страстно верила в него и ошибалась. От этой мысли слёзы скатились по его щекам.

— Безумие может настичь даже целые королевства и народы, мама, — прошептал он. — Куда уж там одному воину?

— Но ты же так долго учился… Тебя так долго не было рядом… Столько всего произошло…

— Не надо, мама, главное, что ты жива.

— Жива? — со странной интонацией переспросила она, а хрип в её голосе усиливался. — Посмотри на меня… Я не живу… Я доживаю свои дни в бесконечной боли…

— Ты поправишься, — уверенно отрезал он.

— Не обманывай себя, — прошептала она, коснувшись его щеки, несмотря на то, какую боль это ей причиняло. — Отпусти меня… Помоги мне уйти…

— Что? — опешил он.

— Прошу, Балазар… Сжалься надо мной… Сделай это… Ведь ты так долго этому учился…

— Я не могу, мама, — он снова вскочил на ноги и отступил на шаг. Тогда он заметил что-то ещё более странное. Да, люди шевелились, просыпаясь и постанывая от боли. Но на теле его матери под ожогами проступали иные следы — паутина потемневших вен.

— Я чувствую что-то странное, — прошептала она с болью и страхом. — Оно будто внутри меня… пытается высосать меня… иссушить. Мне страшно, Балазар…

— Нет, — вновь тревожно зашептал сам себе мужчина. — Нет-нет-нет, это всё неправильно, это всё неправда, невозможно, невозможно!

Зажмурив глаза, он повторял эти слова, словно молитву, всё быстрее и громче, но звуки лишь нарастали, не заглушаясь стуком пульсирующего в голове сердца. Мать продолжала хрипеть и звать его на помощь, он слышал тошнотворный хруст рвущейся плоти, но не решался открыть глаза, искренне веря, что всё это исчезнет.

— Санитары! Стража! — выдавил кто-то из себя вопль. — Быстрее, сюда!

Ничего не прекращалось. Балазар открыл глаза, ощутив, как от отчаяния всё его нутро провалилось куда-то в пятки. Его мать стояла на кровати на коленях, прогнувшись назад дугой, по её тёмным венам пульсировали искры свечения, стекаясь к сердцу, из тела начали прорастать ветви. Ещё немного — и она обратится в очередного монстра. Закрыв рот рукой, мужчина отступил, слёзы хлынули из его глаз, а ноги подкосились, от чего он рухнул на пол в бесшумных рыданиях.

— Балазар, — из последних сил сопротивляясь трансформации прошептала мать, протягивая к нему руку. — Помоги… Прошу.

Пересилив себя, он вновь посмотрел на неё. Если он сдастся, она преобразится и заберёт за собой гораздо больше жизней. Она погибнет как человек в любом случае, но, если он ничего не сделает, чудовище будет истязать её тело, пока его не уничтожат. Он должен был вмешаться. В конце концов, кто, если не он?

Отбросив сомнения, он, не мешкая, вырвал из ножен меч и пронзил грудь несчастной женщины. Она бросила на него взгляд, и на её лице появилась странная улыбка, а в глазах промелькнула оранжевая пелена.

— Великолепно, — прошептала она, после чего свечение в её теле угасло, оно обмякло и сползло с его меча на кровать. Балазар отшатнулся, вырвав оружие из её плоти. Как бы он ни хотел, чтобы всё это было кошмаром, картина перед ним не менялась — его мать, изуродованная демоническим вмешательством, лежала перед ним, истекая тёмной кровью, мёртвая и безумно улыбающаяся. Ему хотелось вопить от боли и ужаса, схватиться за голову и кричать в никуда от осознания того, что ему пришлось сделать, но перепуганные и кричащие больные, громкие шаги направляющихся сюда санитаров говорили о том, что ему нужно бежать. Бросившись к ближайшему окну, он метнулся прочь, набросив капюшон на голову.

Снаружи пробегали патрули местной стражи, потому пришлось ненадолго переждать в кустах. Пропустив конвой, он рванул к противоположному дому и стал петлять по узким улицам, но чем дальше он шёл, тем больше понимал, что больше никуда не может идти. Голова шла кругом, он прислонился к стене ближайшего дома и уже не смог сдерживать себя, пусть и пытался. Стиснув зубы, он стонал от невыносимой душевной боли, сползая к земле, слёзы текли из его глаз, не останавливаясь. Почему всё так? Чем он заслужил такие страдания? Увы, он не знал ответа.

Ромария вышла на поляну, окружённую кустарником. Трава здесь была серой и хрустела под ногами, кое-где торчали пни когда-то росших деревьев, тоже серые, будто высушенные изнутри. Вместо былой растительности здесь поднимались бутоны причудливых цветов, внутри которых копилось магическое свечение, от чего они были похожи на своеобразные светильники. Среди них, прильнув к земле в раболепном поклоне, виднелись культисты, в чьих телах так же загоралось слабое свечение. Поляну ограждала густая поросль кустарника, и там, словно стражи, стояли монстры, безучастно наблюдая за происходящим. А в центре возвышалось массивное дерево, пульсирующее циркулирующим в нём свечением, раскинувшее свои пышные ветви в стороны, с которых свисали, словно капли, крупные грозди, похожие на виноград.

Горвен был здесь, но где? Как ей найти его среди десятков прильнувших к земле культистов? Она растерянно озиралась по сторонам, пытаясь что-то придумать, и, что важнее, не вызвать подозрений у собравшихся в том, что она для них совершенно чужая.

— Ромария, — внезапно раздался голос Горвена. Он был таким потусторонним, усиленным эхом, шёл откуда-то спереди, со стороны древа. — Подойди ближе.

Пересилив ужас, она сделала шаг, а затем сумела пройти вперёд, разыскивая глазами фигуру своего соседа. Под сенью древа никого не было, но она почему-то осознавала, что ей нужно идти именно туда. Словно что-то подталкивало её, тянуло именно в эту сторону. Как завороженная, она смотрела на тёмный ствол, на мерцающие свечением листья, на пульсирующие энергией жилы, проглядывающие из-под коры. Когда она подошла ближе, древо начало меняться, словно в нём что-то прорастало прямо на глазах. Оцепенев от ужаса, Ромария наблюдала, как на высоте полутора метров над ней из коры вырастает человеческое лицо.

— Горвен, — прошептала она со страхом, наконец сумев выдохнуть.

— Ты всё же пришла, — произнёс он. — Я рад тебя видеть, несмотря на то, какие мотивы тобой движут.

В его голосе не было ни капли интонаций, в отличие от Гели. Ни радости, ни раздражения, ни презрения. Она не могла понять, доверяет он ей или видит врага, а значит не могла предположить, что дальше нужно ожидать.

— Что случилось? — выдавила она, стараясь подавить новый приступ отвращения ко всей ситуации в целом. — Что с тобой произошло?

— Нас призвали, Ромария. Тебя и меня. Мы должны были исполнить высшее предназначение. Очистить нашу землю, вернуть её в лоно духов. Но ты отказалась от этого пути.

— Поверить королю куда проще, чем чудовищу, — смутилась женщина.

— Я не осуждаю тебя. Это не имеет значения. Ведь сейчас ты здесь.

— Что со мной будет? — прошептала она со страхом. — Вы не доверяете мне. Я это понимаю. Как я могу заслужить ваше признание?

— Тебе ничего не нужно мне доказывать. Голос призвал тебя, значит ты должна быть здесь.

Она с сомнением осмотрелась. Никто вокруг, казалось, не замечал её, даже чудовища довольно редко бросали взгляды в её сторону. Почему они настолько не воспринимали её всерьёз? Ведь они не могут быть так наивны.

— Но если я — ваш враг? — прошептала она с непониманием. — Вы же не можете допустить, чтобы я узнала нечто большее, чтобы я донесла о вас королю.

— Это не имеет значения. Ты уже связана с нами.

— Что ты имеешь ввиду? — прошептала она в ужасе, не веря очевидным мыслям, вертящимся в голове.

— Кровь как жертва, — повторил он слова Гели при ритуале. — Плод изначального древа, дар природы, несущий в себе часть её силы. Одеяние, формирующее облик. И снова кровь, как подпитка для семени плода.

Ромария ощутила, как нутро опустилось в пятки от отчаяния. Этот ритуал. Неужели он обратит и её в чудовище? Она уже обречена? Эта мысль вызвала в ней вспышку возмущения.

— Как ты мог это допустить, Горвен? — повысила она голос. — Ладно, твоя жизнь, но жизнь всех этих людей? Жизнь Гели? Неужели ты и своим детям предрешил такую судьбу?

— Если ты о Реги и Фонлане, то нет. Семена благодатно растут лишь в увядающих организмах и погибают в растущих. Их время придёт чуть позже, пока они лишь готовятся вступить на этот путь.

Ромария с ужасом отвернулась, не в силах смотреть на него. Мысли крутились в голове в поисках выхода, которого не было. Она уже проклята. Обратной дороги нет, если только король не придумает, как её спасти. Но успеет ли он?

— За что, Горвен? — прошептала она в отчаянии.

— Нам с тобой была предрешена почётная роль, — произнёс он за её спиной. — Великий дух избрал нас для перерождения. После нас та же судьба ожидает и всех остальных. Но ты отказалась, и я остался один. Оценив мою преданность, Великий дух решил сделать меня Изначальным древом. Он оказал мне огромную честь, и я с радостью принял её. Теперь каждый из них — мой ребёнок, все вы — мои дети. В каждом из вас заложена часть меня, что связывает вас с Великим духом и даёт силу в час беды. Это не проклятие, как тебе кажется, а спасение.

— Да оглянись вокруг! — вспылила она, разведя руками и вновь повернувшись к нему, после чего осеклась и добавила. — Или посмотри на себя. Вы превращаетесь в чудовищ!

— Мы чудовищны лишь для тех, от кого мы отличаемся, — философски отметил Горвен. — Но вскоре мы перестанем ими быть. Воля Великого духа исполнится.

— О чём ты? — прошептала Ромария со страхом.

— Мои дети раздали мои плоды всем, кто того хотел, всем, кто пожелал их принять. Теперь мы должны уничтожить тех, кто отказался. Мы отправимся в каждую деревню, в каждый город. Прольём кровь нечистых, а затем переродимся, чтобы окончательно искоренить заразу. И тогда на этом месте будет порождён новый, более совершенный мир, лишённый старых предрассудков.

Слушая его, Ромария чувствовала, как всё внутри холодеет, как дрожат руки и колени, а ноги сами в страхе отступали назад.

— Нет, нет! — шептала она. — Тебе не удастся. Тебя остановят...

Взгляд Горвена, устремлённый куда-то вдаль, упал на неё.

— Я хотел, чтобы ты знала. Чтобы ты предупредила своего короля, осквернившего нашу священную землю кровью и демоническими ритуалами. Чтобы он знал, что его, как и всех вас, уже ничто не спасёт.

Скривившись от отчаяния и ужаса, она развернулась и побежала прочь, туда, откуда пришла. Но внезапно путь ей перегородили чудовища, до этого смиренно стоявшие в стороне, заставив оступиться и упасть.

— Ни к чему так торопиться, Ромария, — сказал Горвен за её спиной. — Своими силами тебе уже не добраться. Мы слишком далеко, за пределами влияний королей. Никто из них не успеет до нас дотянуться. Но мы будем рады помочь тебе.

Одно из чудовищ протянуло ей руку, и она, после некоторых сомнений, вложила в неё свою. Да, она могла попытаться воспротивиться, но что бы это дало? Кроны деревьев неподалёку выглядели совершенно незнакомыми, намекая, что они уж точно не в Филании. Она чудом добралась до людских поселений в первый раз, но сможет ли во второй? Что-то подсказывало ей, что нет. Да и что ей уже было терять? Смирившись с безвыходностью своего положения, она приняла правила игры своего врага.

Пространственный рывок перенёс их обоих в другой лес, и Ромария отметила про себя, что здесь гораздо теплее. Она стояла на коленях, пытаясь отдышаться, краем глаза наблюдая за монстром рядом с собой. Посмотрев на неё, он заметил слежку, но ничего не предпринял, только выпрямился и указал рукой куда-то в сторону, после чего вокруг него начали набирать силу искры, забрав следом за собой в очередной пространственный разлом. Женщина потратила ещё несколько минут, чтобы восстановить силы, после чего всё же поднялась и посмотрела туда, куда указывал монстр. Горвен сдержал обещание. В просвете между деревьями виднелись возвышающиеся вдалеке крепостные стены Киенфаля.

— Это бессмысленно… Ты впустую тратишь время… Избавься от него… Ты итак слишком долго с ним возишься… Это всё равно не окупит твоих трудов… Ты пытаешься давить на одно и то же снова и снова, но это не помогает…

Балазар уже почти не спал, лишь слушал этот странный монолог. Какая-то женщина за его спиной что-то настойчиво говорила своему молчаливому собеседнику, но реакции по-прежнему не было. Голова гудела и плыла, и звуки голоса доносились как-то расплывчато.

— У тебя есть и иные варианты… Зачем?.. Почему он?.. Зачем ты так упорно цепляешься за него?..

В комнате раздались шаги. Балазар напрягся всем телом, ожидая возможной атаки, а потому на прикосновение к своему плечу ответил молниеносно и резко. Он перехватил тонкое запястье незнакомки и вывернул его, заставив вскрикнуть. Мигрень резкой болью пронзила его голову, но он отпрянул от девушки не из-за этого, а потому что узнал её голос. В глазах всё ещё было мутно, голова раскалывалась от боли, и вдобавок ко всему от своей жертвы Балазар получил оплеуху.

— Ты с ума сошёл? Совсем уже одичал со своими попойками! — возмутилась девушка и отошла от него к тумбочке, наливая что-то из кувшина, а затем подошла и протянула в его сторону кружку. — Пей, полегчает.

— Дэйни? — приняв стакан, он продолжал неуверенно преследовать её взглядом.

— Что? — она раздражённо повернулась к нему, скрестив руки на груди. От одного её вида его нутро дрогнуло — её округлое лицо, испещрённое веснушками, обрамлённое медными волнистыми волосами. Он так редко видел в её чистых голубых глазах гнев, как её лоб морщится от злости, а пухлые губы сжимаются в тонкую полоску. Или часто? Он уже не мог ничего сказать наверняка.

— Как я здесь оказался? — бросив взгляд вокруг, удивлённо спросил он. Он знал это место — её дом, куда он раньше приходил в гости. Тот самый, который он видел в самом первом своём кошмаре ещё до начала этого проклятого похода.

— Не помнишь? — презрительно фыркнула она, немного повысив голос, от чего он болезненно поморщился. — Тебя в бессознательном состоянии притащили твои дружки.

— Какие… дружки? — с трудом выдавил он, пытаясь унять боль.

— Мне почём знать? Очередные проходимцы, с которыми ты квасил.

Балазар смутился, но не решился возразить, лишь отпил из кружки, после чего с крайним непониманием посмотрел на напиток.

— Молоко с сажей? — уточнил он.

— Как обычно, — невозмутимо повела бровью Дейни.

Действительно, как обычно. Как он мог забыть этот вкус, эту структуру, обволакивающую язык плёнкой?

— Спасибо, — кивнул он и продолжил пить, понимая, что от этого действительно полегчает. Бросив на него ещё один презрительный взгляд, Дейни решительным шагом удалилась.

— Безнадёжно, — вновь раздался недовольный женский голос словно из соседней комнаты. — Зачем ты возишься с ним?

— Тише, мама, он уже проснулся и всё слышит, — полушёпотом ответила Дейни, хотя обоих, похоже, не сильно заботило то, что Балазар слушает. От этого он презрительно фыркнул, припоминая сварливую старуху, что была недовольна его браком с её дочерью с самого начала, стоило только ему переступить порог их дома. Благо Дейни, судя по звуку шагов, спустилась вниз, и ворчание тёщи прекратилось. Балазар откинулся на кровать и некоторое время наблюдал за мерцанием солнечных лучей на потолке.

Неужели он действительно пил этой ночью? Он совершенно ничего не помнил из того, что могло случиться после его визита к матери. Всё было как в тумане. Он встретил старого друга, когда брёл по улицам в никуда? Точно, его узнал проходивший мимо Робби, соседский мальчишка, превратившийся в рослого жилистого мужчину. Он всегда умел раздобыть деньги и самую крепкую выпивку, словно волшебник. Хотя весь его секрет заключался в том, что он просто подворовывал. Удивительно получалось. Друзья детства пошли разными и совершенно противоположными дорогами: Балазар — в воины короля, Робби — в мелкое ворьё. Можно было понять, почему мама так негативно относилась к их общению, словно знала всё наперёд, называя харизматичного находчивого мальчишку из бедной семьи отребьем.

— Будь осторожнее, парень, — внезапно перед глазами возникли размытые силуэты двух воинов. Они звучали глухо и мутно, он не мог разглядеть их лица. Судя по цветам и форме доспехов, можно было сказать, что оба были паладинами, а в их словах звучала странная отеческая тревога, столь не сочетающаяся с явной презрительной насмешкой. — В его отряд обычно берут только отребье.

Встряхнув головой, Балазар изгнал из неё это видение, но вопросы у него всё же остались. Что это было? Он не помнил ни эти голоса, ни этих людей, хотя что-то в этой ситуации казалось ему смутно знакомым.

Во входную дверь раздался стук, снова отвлекая его от размышлений. Дейни открыла и разговаривала с кем-то, но в этот раз, почему-то, гораздо тише, чем ранее с матерью. Похоже, собеседники не хотели, чтобы их услышали. Подозрительно. Балазар поднялся с кровати и подошёл к лестнице, застав окончание разговора.

— Так что давай не сегодня, Гонран, — прошептала Дейни с какой-то странной мягкостью в голосе.

Гонран? Одно упоминание этого имени заставило Балазара вздрогнуть от злости. Сын кузнеца, перенявший со временем ремесло отца. Для многих местных девушек — писаный красавец, олицетворение мужественности, несмотря на то, что ни разу её не проявлял. Тот, кто давным давно положил глаз на Дейни и пытался добиться её, но своё сердце она подарила Балазару. Почему тогда они разговаривали сейчас?

Злость была не самым лучшим помощником для решения подобных вопросов. В попытке унять эмоции, Балазар решил вернуться обратно в комнату. Голова начала немного проясняться, и он решил осмотреться вокруг, заметив, что многое изменилось с его последнего визита в этот дом. У двери появился почти новый комод, обновилась и прикроватная тумбочка на более дорогую и с удобным выдвижным ящичком. Открыв его, Балазар достал оттуда молитвенник Свету, покрытый толстым слоем пыли, больше ничего не лежало. Судя по всему, обновкой Дейни практически не пользовалось, что выглядело слишком странным. Обычно, когда Балазар уходил в поход, она, будучи искренне верующей, молилась о его возвращении с этой потрёпанной книжечкой. Но в этот раз она её давно не доставала.

Положив всё обратно, он ещё несколько мгновений постоял, глядя в никуда, пытаясь смириться с ощущением крайнего неприятия ситуации, а затем, опираясь о стены, решил спуститься вниз. Там, на кухне, в свете горящей печи его возлюбленная старательно замешивала тесто для хлеба. Он осторожно подошёл ближе, но скрипящие половицы выдали его присутствие.

— Тебе лучше ещё полежать, — Дейни бросила на него мимолётный взгляд, не отрываясь от своей работы.

— Мне уже лучше, — улыбнулся он и приобнял её сзади, но она неприязненно дёрнулась.

— От тебя так разит, что мне самой придётся опохмеляться, — резко отметила она. — Не мешай, я готовлю ужин.

— Извини, — прошептал он и отступил, сев на стул неподалёку, лишь молча наблюдая за ней. Она чувствовала его взгляд, и от этого её движения становились резче от напряжения, но он и не собирался прекращать. В конце концов, не выдержав этой давящей тишины и его молчаливого внимания, она повернулась к нему, отложив свои дела.

— Ну, что? — устало спросила она.

— Я думал, ты будешь рада меня видеть, — констатировал он, на что она лишь мрачно вздохнула.

— Я тоже, — прошептала она со странной тоской. — Тебя не было так долго… Но разлука с твоими собутыльниками, видимо, была невыносимее.

— Прости, я…

— … Просто давно с ними не виделся, — улыбнулась она, а гнев в её словах всё нарастал. — Или очень устал с дороги и хотел расслабиться. Или тебе нужно было забыться после трудного задания. Я знаю уже все эти отговорки, Балазар! И я устала от них.

Его рука неуверенно потянулась к медальону, пытаясь вернуть ему самообладание и отогнать нарастающую панику, но на полпути остановилась.

— Ты сменила украшение? — повёл он бровью, оценив зелёные бусы на её груди. Эта фраза её явно взволновала, она тревожно коснулась ожерелья, но затем как-то обречённо опустила руки.

— Хотела чего-то нового, — произнесла она неуверенно и осторожно.

— Да, нового в доме стало много, — кивнул он, сверля её взглядом, уже не сопротивляясь нарастающей в груди ярости. — Неужели на всё это хватает моего скромного жалования? Или базарные бабки и трактирные пьянчуги не врут, и тебе действительно кто-то помогает?

Она бросила несколько тревожных взглядов по сторонам, словно подыскивая пути отступления, затем снова обречённо посмотрела на Балазара, и внезапно переменилась в лице и взорвалась возмущением.

— Да, помогает, Балазар! Потому что я живу как вдова при живом муже! Тебя месяцами нет дома, и я вынуждена кормить семью на те жалкие гроши, что приносит посыльный! С твоим ничтожным жалованием мы бы давно умерли с голода! Две недели назад младший заболел. Если бы не Гонран, мне пришлось бы похоронить нашего сына!

— Прости, я не знал… — опешив, только и смог выдавить Балазар.

— Ты ничего не знаешь! Лишь бесконечно извиняешься! Но каждый раз пропиваешь выплаченное тебе на руки жалование до последнего медяка! — она ударила руками по столу, отвернувшись от него, и на этом её запал явно кончился. Несколько мгновений они оба молчали, она тяжело дышала, и её тело сотрясалось от рыданий. Он должен был сделать хоть что-то. Взяв себя в руки, он поднялся со своего места и подошёл к ней ближе. Он хотел приобнять её, но она внезапно отпрянула от него как от огня.

— Нет, не надо! — твёрдо велела она, утирая слёзы, а затем вздохнула и продолжила. — Гонран поддерживает меня всё это время. И… он любит меня, Балазар, действительно любит. Я вижу, что он может дать мне то, чего ты не можешь. Я не хочу больше разрываться между вами. Я хочу жить, как живут все нормальные семьи. Жить, а не выживать.

Его нутро похолодело, а дрожащая рука снова потянулась к медальону. Наблюдая за его движениями, Дейни вдруг остановила его, решившись прикоснуться.

— Пожалуйста, не надо, — тихо попросила она. — Прошу, Балазар, оставь меня. Уходи. И не возвращайся.

Всё внутри оборвалось. Он не знал, как реагировать на это. Согласиться или воспротивиться, выпустить наружу всю боль и злость, что терзали его изнутри, или поддаться отчаянию от мысли, что у него больше ничего не осталось, свести счёты с жизнью, столь переполненной безумием в последнее время?

— Хорошо, — кивнул он и снял с груди медальон, собираясь вручить ей, словно свой прощальный подарок, напоследок он открыл его, в последний раз, чтобы навсегда расстаться.

Внутри был её миниатюрный портрет, довольно искусно сделанный для кустарного мастера, с вставленной в него овальной линзой, защищающей изображение от любой погоды и немного увеличивающей его. Обычный ярмарочный мастер подошёл к своей работе тонко и с душой, внимательно вырисовав каждую деталь внешности Дейни, передав её простую, но тёплую красоту.

От одного взгляда на неё Балазар ощутил, как потеплело на душе, а на губах появилась слабая улыбка. Перед глазами снова возник тот солнечный день, яркая ярмарка, заглянувшая в их город. Они веселились вдвоём между сотен горожан, но совершенно никого не замечали. Во всём мире не было никого, кроме них и того счастья, что они испытывали в тот миг. Он хотел сохранить его крупицу, прежде чем вновь отправится на очередное задание, а потому обратился к художнику, рисовавшему парные медальоны. Дейни пыталась отговорить его, но он потратил все свои оставшиеся деньги на эти вещицы, для него — медальон с её портретом, для неё — с его. Тогда он поклялся ей, что всегда будет рядом, что будет любить её до скончания своей жизни, и она ответила тем же. Эти безделушки стали символом, олицетворением их взаимной клятвы, которую он сейчас должен был нарушить.

Он не хотел этого, безумно не хотел, потому ощущение неправильности происходящего лишь нарастало. Он не должен был этого делать. Не должен был ничего говорить, испытывать какие-то эмоции. Он знал, чем это кончится, каждый из вариантов его действий.

— Сколько раз я уже это слышал? — прошептал он сам себе с сомнением. — Сколько раз…

Для того, чтобы заслушать рассказ Ромарии, Мелдар созвал целую толпу, на вид около трёх десятков человек, важных по его мнению персон, которых не удосужился представить своей гостье — на это попросту не было времени. Кого-то из них она знала, кого-то же видела впервые. Но ей было не до разглядываний их лиц, угадывания регалий. Она ощущала себя жутко уставшей, чудовищно измотанной случившимся. Она рассказывала своему королю всё в мельчайших подробностях, от начала и до конца, а затем снова, снова и снова. Сначала он внимательно выслушал её наедине, изредка уточняя детали, а затем собрал этих людей, смотрящих на неё с недоверием и презрением. Действительно, в её слова сложно было поверить. Особенно тем, кто помнил, что именно она пришла во дворец вместе с Мелдаром после их первой встречи. Что она с ним заодно. На большую часть слушателей её рассказ действительно не произвёл впечатления, видимо, они считали, что она всё это придумала. Правда её сейчас меньше всего интересовало их мнение.

— Вы вылечите меня? — с мольбой прошептала она стоящему рядом королю. Он лишь бросил на неё напряжённый тревожный взгляд, а затем повернулся к своим гостям.

— Сантал Эмакраст, что Вы скажете на это? — с тонкой нотой провокации спросил он у высшего представителя паладинов Киенфаля.

— Если честно, то это звучит весьма сомнительно, — смутился тот, на что король повёл бровью.

— Вы доверяете сомнениям или силе Света? Я думал, что для начала Вы хотя бы попытаетесь осмотреть эту женщину на предмет демонической порчи.

Этвальд, стоящий в стороне в тени, поморщился. Ещё одно показательное выступление. И снова с помощью той же простушки, что наивно помогла принцу достичь своего, даже не осознавая до конца, что же именно она делает. Эмакраст был близок к аристократии, той её части, что в данный момент активно подыскивала варианты свержения короля. Если верховный паладин признает, что эта женщина заражена демонической порчей, он подтвердит слова Мелдара о внутренней опасности, против которой необходимо сплотиться, забыв разногласия. Тем более, что выступает их новый враг, судя по словам этой женщины, против зажиточных людей, то есть всей аристократии в целом. В этом случае отказ от объединения будет выглядеть слишком уж подозрительно и только даст повод королю устранить неугодных, просто причислив их к этой секте.

И, к сожалению, за годы сытого и безбедного существования на своём посту, Эмакраст совсем растерял хватку, что позволила ему когда-то занять свой пост. Хорошо, что сила Света по мнению рядовых крестьян могла концентрироваться лишь в руках праведников, ведь знай они, сколько невинной крови пролилось в своё время в борьбе за этот сан, сколько грязных денег разошлись по разным рукам, и сколько невинных жизней оборвались ради чужого продвижения, они бы утратили веру навсегда. Да, Эмкраст знал правила игры, но точно ли мог обыграть своего нового противника? Если даже Этвальду этого не удалось.

С некоторым неудобством верховный паладин подошёл ближе к истерзанной выпавшими на её долю испытаниями женщине, грязной, со всклоченными волосами, со следами крови на теле и, как ни странно, губах. От этого зрелища на мгновение он брезгливо скривился, но всё же пересилил себя и присел перед ней, показывая ей свои ладони.

— Не бойся, сестра моя, — произнёс он, явно формально, чтобы соблюсти какую-то условность, предусмотрительно закрыв при этом глаза, чтобы происходящее не вызывало у него слишком явного отторжения. Уж чего, а общего у него с этой женщиной не было вовсе, чтобы давать ей подобный эпитет. — Свет примет всех нас, очистит всех нас, если крепка наша вера.

Свечение возникло в его ладонях, заставив всех наблюдателей поморщиться, первая вспышка была сильной, но постепенно начала угасать.

— И что же? — язвительно спросил Мелдар, когда спустя полминуты они наблюдали лишь затухающий свет в ладонях паладина. Тот понимал, что сейчас от его слов, от его вердикта будет зависеть не только его судьба, но и всех его друзей и знакомых, с которыми они преследовали общую цель. Признать правоту короля означало подтвердить его ранние слова, прозванные в их узком круге “больными фантазиями безумца”. Но ведь правда была здесь, перед ним. Он видел сгусток тьмы, растущий в женщине перед ним, словно паразит, заполняющий её как оболочку. Насколько это нечто опаснее короля? Какая из зол меньшая, чтобы её выбрать? Он пришёл сюда, чтобы наблюдать в тени очередной акт доказывания бессмысленного бреда, но сейчас сам стал его элементом. И поверил в него.

— Я чувствую в ней тьму, — произнёс Эмакраст, немного помедлив, и открыл глаза. — И ощущаю страстную тягу к Свету. Столько прожитых лет. У этой женщины большой груз на плечах, позволяющий болезням расти в ней. Но его можно сбросить с помощью покаяния и исповеди. Я не вижу демонической порчи. Её помыслы абсолютно чисты.

— Неужели способности паладинов ограничиваются лишь оценкой чистоты помыслов? — подошёл чуть ближе Мелдар, наблюдая сбоку за происходящим. Его тон был настолько пропитан ядом, что Ромария не удержалась и бросила на него испуганный взгляд. Похоже, он пагубно воздействовал на неё, и сейчас была идеальная возможность, чтобы это обличить.

— Тише, не бойся сестра, — произнёс паладин проникновенным голосом, немного приблизившись, чтобы опустить руки ей на плечи. — Только скажи — и мы защитим тебя от любой опасности. Не важно, от кого она исходит.

Но женщина не поверила и в страхе отпрянула назад.

— Значит, никакой порчи? — наигранно удивился Мелдар. — Странно. А Ваши согильдийцы, когда проводили осмотр до Вас, уверенно твердили, что это уж точно не хворь, а самая настоящая демоническая порча.

— Из тех, что служат при Вашем дворе, Ваше Высочество? — скривился Эмакраст. — Не хотелось бы никого оскорбить, простите меня за эти слова, но Вы по неопытности выбрали себе в свиту не самых лучших паладинов.

— Их выделили мне Вы, когда я в первый раз отправлялся на очищение лесов Филании от пособников демона, — хищно улыбнулся в ответ Мелдар. — Вынужден с Вами согласиться, ведь мои придворные паладины сами расписались в собственном бессилии в попытках снять это проклятие. Все их надежды были на Вас. Но Вы видите лишь обычную хворь. Тогда вылечите её прямо здесь и сейчас. Для верховного паладина это не составит труда.

Ромария смотрела на происходящее с непониманием. Это всё было похоже на игру, словно Мелдар в шутку спорил со своим оппонентом, подкалывая его. Но ведь они оба забавлялись с её жизнью. Как будто торговались на рынке за её право существовать.

— Это не делается так быстро, Ваше Высочество! — возмутился Эмакраст. — Нужно несколько процедур и полный покой! Всё же она стара, у неё не так много сил, как у молодых воинов.

— У неё много сил. А Вы считаетесь сильнейшим паладином. Если Вы не сделаете это сейчас, я прикажу сделать с ней то же, что впоследствии ожидает всех сектантов — казнить на месте.

— Что? — почти одновременно сорвался вопрос с губ Анвельса и Ромарии и пронёсся шёпотом по залу. Десятки удивлённых взглядов обратились к королю.

— Я не шучу, — подтвердил твёрдость своих намерений Мелдар. — Она слишком опасна. Если это неизлечимо, у нас нет иного выхода, кроме как уничтожить каждого отступника.

— Но я же не отступница… — прошептала Ромария, с мольбой глядя на своего покровителя. — Я же сделала это… по Вашей воле.

Он бросил на неё ледяной взгляд, и на мгновение женщине показалось, что она увидела на его лице презрение к ней.

— Я не просил тебя становиться монстром, — жёстко отрезал он. — Лишь выяснить, где находится их логово. Но ты не справилась. Ты не только подарила им свою жизнь, но и твои сведения не стоят практически ничего.

Слёзы сорвались из её глаз. Ведь она всё принесла в жертву! Ради ничего? В этот момент она ощутила раскаяние перед Горвеном, вспоминая его слова. Он был прав, но она не слушала. Всем этим людям было наплевать на неё, даже если её зарежут прямо на этом дорогом ковре, словно свинью. На потеху им всем. Её жизнь не имела для них никакого значения.

— Сантал Эмакраст? — Мелдар вернул своё внимание паладину, словно указывая, что вовсе не забыл о собственном ранее отданном приказе. Мужчине стало не по себе от этого. От него зависело слишком многое. Он мог отстраниться и ничего не предпринимать, уйти в сопротивление, чтобы на словах заставить короля вспылить и отдать этот чудовищный приказ — прилюдно казнить эту внешне ни в чём не повинную женщину. Это будет лишь на пользу общему делу и укрепит Мелдара в статусе кровавого безумца. Но он был слишком спокоен, излишне уверен в себе. Удастся ли верховному паладину обвести его вокруг пальца, не прибегая к исцелению женщины, которое сразу же докажет его полную бесполезность?

Всегда можно сделать вид. Он повернулся к Ромарии и зажёг свет в своих ладонях, но направлял его не в тело женщины, а на создание ореола вокруг неё. Он давно научился создавать видимость, благо попадалось очень много внушаемых прихожан. Он чувствовал в этой женщине крепкую веру в Свет, если ему удастся убедить её, что её возможно исцелить, он переманит её на свою сторону. Слепящая дымка заставила зрителей зажмуриться, сам же он закрыл глаза, взывая к помощи высших сил.

Но Ромария уже не верила. Спасительное целебное тепло касалось её лишь на секунду и поглощалось ненасытной тьмой, зияющей в её груди, словно бездонная дыра. Слабые отголоски Света, собравшиеся вокруг неё коконом, неспособны были унять распространяющийся по телу липкий страх. Бесполезно. Свет не поможет ей. Лишь Горвен хотел спасти её, уберечь от судьбы, от столь нелепой и бессмысленной смерти.

— Помогите, прошу…— прошептала она в отчаянии. — Спасите меня.

— Не бойся, сестра, я не позволю этому безумцу тронуть тебя, — прошептал паладин, усиливая напор, от чего собравшиеся зрители закрывались руками и отворачивались, уже не в силах смотреть. За собственной силой он не успел ничего почувствовать. Она обращалась не к нему. Изо всех сил щурившийся Мелдар успел в последний момент разглядеть иное свечение в потоке света и поднял широкий огненный купол, скрывший его и часть гостей. Магическим взрывом паладина отбросило в стену, словно тряпичную куклу.

Ромария поднялась на ноги. Она ощущала, как её переполняет необычное ощущение. Сила струилась по её венам, отражаясь искрами свечения в них, вторящим её пульсу. По плечам и рукам сочилась кровь из-за прорвавшихся сквозь кожу ветвей, но она не чувствовала боли. Лишь злость. Злость на всех, кто собрался здесь, кто посмел приравнять её к скоту, выращенному на убой. Она готова была отомстить им всем и стереть их с лица земли. И ощущала себя вполне способной это сделать.

Растерявшийся на мгновение Этвальд с ужасом посмотрел на вторую половину гостей, которую первой атакой новорождённого монстра отделило от спасительного купола. Он вновь стал свидетелем очередной кровавой демонстрации Мелдара, и снова она стала для него неожиданной и непредсказуемой по своим масштабам. Скольких ещё людей он готов принести в жертву ради своей абсолютной власти? Ромария выбросила сгусток энергии в беззащитных людей, обречённых на мучительную смерть в агонии, которая уже завладела паладином, стенающим в конце зала.

Мелдар не двигался, не собирался вмешиваться. Вместо него это сделал другой человек, стоявший всё время аудиенции в стороне, в тени, мрачно слушавший и наблюдавший происходящее. С помощью потоков пламени юноша вырвался вперёд, прямо навстречу вражеской атаке, после чего одним взмахом поднял второй огненный купол. Сгусток магии вонзился в преграду, явно замедлившись, но настойчиво проедая её. Кажется, это было вполне в плане мага, потому что он уже завершал новый манёвр — развернувшись и крутанув свой посох, он создал огненную воронку, вытолкнувшую враждебную магию обратно в заклинательницу. Ромария взвизгнула и закрылась руками, но это не спасло её, сгусток энергий обжёг кожу, вызвав жуткий приступ боли, она закричала, но циркуляция силы в её теле лишь ускорилась, от чего ей стало значительно легче. Бросив на себя взгляд, она заметила, что обгоревшая кожа растягивается, выздоравливая на глазах, но явно меняя свою структуру, обращаясь в нечто, похожее на кору. Духи берегли её, придавали всё больше сил, и звали к себе. Она должна была выбраться отсюда, чтобы исполнить своё предназначение. Встать наряду с Горвеном, снова стать матерью, но уже для целого народа, который освободится от гнёта узурпаторов и вернётся к своим корням. Купол силы защитил её от колющего удара в грудь посохом огненного мага, но мерцание искр не предвещало пространственного разрыва, переносящего вдаль за одно мгновение. Она чувствовала, что ей необходима связь с единой энергией, с матерью-землёй. Потому прислужники Горвена и перенесли её в лес, а не к замку. И здесь она в ловушке, в которую сама же пришла по своей наивности.

Маг тем временем проводил уже третий пронзающий удар в её защиту, но каждый раз его оружие вязло в её защитном куполе, который истончался, наращивая толщину в месте удара. С ужасом Ромария обнаружила, что стала уязвима в нескольких местах, где плёнка силы практически истощилась. Её противник уже замахнулся своим оружием, чтобы пронзить несчастную женщину. В чём была её вина, в чём она провинилась перед королём и королевством? Ведь она всё это делала ради них. От этой мысли в груди Ромарии заклокотала ярость. Она хотела убить их, уничтожить всех, стереть в порошок, не оставить ни следа от их существования. Они не люди, лишь твари, для которых не осталось ничего святого, кроме власти и денег. Из её горла вырвался утробный рёв, она выбросила перёд руки, прежде чем маг успел завершить атаку, и сплошной поток силы вырвался из её тела.

Часть дворян успела сбежать из незащищённой области, столпилась у прикрывающего их Мелдара, но у большинства из них инстинкт самосохранения приглушился любопытством. Потому новая атака настигла задержавшихся перебежчиков, слишком уж нерешительных. Только один из двух паладинов, осматривавших раненого Эмакраста, успел заметить приближающийся смертоносный шквал, заполняющий собой всю вторую половину комнаты. Он едва успел поднять защитный барьер света, и враждебная сила с жадностью впилась в него. Такого мощного напора мужчина не ожидал, и не смог удержать широкое поле над своими товарищами, оно мгновенно сузилось, открывая их для атаки, тем самым предрешая судьбу ранее раненого Эмакраста. Второй паладин попытался защититься, расчитывая перетерпеть боль от обожжённой этим шквалом ноги и спины, но нарастающая агония свела его усилия на нет, и он быстро сдался. Стараясь не слушать вопли своих товарищей, последний священнослужитель изо всех сил старался сохранить защиту над собой, но враждебная магия слишком агрессивно впивалась в сотворённый светом барьер. Хотя, пожалуй, он просто не видел, как за его спиной эта сила медленно проедает камни.

А вот магу повезло больше. Он успел перегруппироваться, вонзив свой посох в пол, и теперь купол, растекаясь упругой сферой, циркулирующими, словно вихрь, потоками пламени, сдерживал натиск, как бы Ромария не усиливала в порыве злости свой напор. Она кричала, рывками направляя всё больше энергии вперёд, не замечая, как меняется прямо на глазах. Ветви прорывались через её кожу интенсивнее, форма лица менялась, а руки и ноги вытягивались, обретая всё больше сходства с древесной корой. Магия в её жилах сияла ярко, подобно свету, концентрируясь огненным шаром в груди, чьё сияние уже не могла скрыть грудная клетка. Сомневающиеся аристократы воочию видели “выдуманных” королём тварей, и даже Этвальд не смог сдержать ужаса от одного взгляда на это существо, в которое обратилась обычная старушка.

Это не может продолжаться вечно. У кого-то должен закончиться запас сил. Этот заносчивый маг не может вечно подпитывать пламя, сдерживающее её ярость. Рассвирипев от этой мысли, она сделала шаг чуть ближе, сфокусировав силу лишь на нём, сделав поток гораздо сильнее, чтобы мгновенно разделаться с мальчишкой и перейти к королю, главному виновнику всех их бед.

Но, похоже, маг ждал именно подобного момента. Поток враждебной магии прекратил распространяться по всей комнате, и у него появилось пространство для манёвра. Прежде чем Ромария сумела это осознать, он, с помощью напарвленного в пол огня, подлетел к потолку, взмыв над её смертоносной атакой, с кувырком перелетел через растерявшуюся женщину. Ошарашенная, она повернулась к нему, тем самым позволив ему вонзить ей в грудь острие посоха. Шпиль вошёл прямо в горящее свечением сердце, кровь в её жилах ускорила ход, желая исцелить полученную рану, как смола затягивает срубы деревьев, но лезвие на наконечнике посоха внезапно раскалилось. Прежде чем Ромария успела что-то предпринять, её грудь разорвало изнутри направленным импульсом из посоха мага, довольно слабым, лишь создавшим в теле противницы зияющую дыру. Сделав пару шагов вперёд, словно поразившись произошедшему, приподняв руки, чтобы коснуться несуществующего сердца, женщина наконец оступилась и упала замертво. Все присутствующие замерли, ещё некоторое время глядя на её труп, будто желая убедиться, что она умерла окончательно.

— Кажется, опасность миновала, — заключил Мелдар и опустил защитное поле. Несколько особо чувствительных дам вжались в стены, явно не особо веря его словам. Сам же король бросил пару взглядов вокруг, оценивая последствия. Интерьер комнаты точно придётся менять, хотя можно было бы оставить и так: богатый, выдержанный в багровых тонах зал переходил в чёрное, опалённое фиолетовым магическим пламенем пепелище. Стена напротив мелькала просветами через трещины в проеденной каменной кладке, дверной проём зиял чернотой — несколько стражей попытались прорваться внутрь и поплатились за свою поспешность. Единственным пятном оставался небольшой просвет, где сидел испуганно озирающийся паладин, так и не пришедший в себя. Кажется, он был в истерике, метал взгляды по сторонам, с ужасом смотрел на своих мёртвых собратьев и не до конца осознавал тот факт, что не присоединился к ним. Мелдар усмехнулся краем губ. Отчасти результат этой провокации даже превзошёл все его ожидания. Хотя, не стоило забывать, кому он обязан столь красочным представлением.

— Хорошая работа, Изиро, — кивнул он боевому магу. Тот метнул на него взгляд, наконец, оторвавшись от поверженной жертвы, и лишь сдержанно кивнул.

— Сколько раз я приходил сюда? — прошептал Балазар, сосредоточенно глядя в медальон, пока Дейни с сомнением смотрела на него, скрестив руки и стоя поодаль, словно опасаясь его. — Сколько раз мы вели этот разговор?

— Балазар, — осторожно попросила она, заламывая руки. — Пожалуйста, не начинай.

— Как часто я кричал на тебя? — он пристально сощурился, всё ещё не поднимая взгляда, но его глаза уже больше смещались с портрета девушки в сторону, глядя куда-то в пустоту. — Бил тебя? Особенно на глазах наших детей? Кажется, как-то раз я даже был близок к тому, чтобы спалить этот дом дотла.

Она всхлипнула и закрыла рот рукой, не в силах ему ответить. Рыдания исказили её лицо, слёзы хлынули из глаз, но его тон оставался столь же безразлично спокойным, как и ранее.

— Но ведь это не мои дети. Я так давно не виделся с ними, что почти не помню их лиц, но точно знаю, что не могу быть их отцом, — произнёс он эти слова как нечто само собой разумеющееся, и каждое его слово вызывало у Дейни всё больший шок. — А Робби? Мой лучший друг? Я помню его, многие моменты из нашей жизни, как будто мы действительно знали друг друга с самого детства. Но я никогда не был с ним знаком.

— О чём ты, Балазар? — со страхом прошептала она, ощущая, как нарастает накал его безумия.

— О тех причудах, что со мной происходят, — вздохнув, он вновь посмотрел в медальон. — И я уже даже не знаю, смогу ли найти ответ на вопрос: что же это всё такое на самом деле?

— Ты пугаешь меня, Балазар, — она попятилась назад и упёрлась спиной в стену. — Я не понимаю тебя. Пожалуйста, скажи, что тебе просто нехорошо.

Но он усмехнулся и отрицательно мотнул головой.

— Мне уже давно не просто нехорошо. Но я больше не могу обманывать себя, думая, что так смогу спастись. Сбежать от своей проблемы.

— Прошу, Балазар, посмотри на меня! — эмоции заставили её повысить голос. Дейни надеялась, что сумеет отвлечь его, вернуть к реальности, но он не поддался.

— Нет, — произнёс он, но всё же бросил на неё взгляд, как-то печально улыбнулся, а затем приподнял медальон и снова перевёл взгляд на изображение в нём, так, чтобы они находились на одном уровне, чтобы одновременно видеть их обоих. Коротко вздохнув, он добавил. — Когда я смотрю на тебя, то краем глаза вижу, как всё вокруг меняется, теряя привычные черты. Когда я отвожу взгляд, то замечаю, что твоё лицо искажается, а волосы меняют цвет.

Он захлопнул медальон и убрал его, полностью обратив внимание к окончательно скривившейся в непонимании от его слов Дейни.

— Я ведь так стремился к тому, чтобы занять почётное место, обрести имя и славу. Получить хоть что-то, чтобы ни от кого не зависеть. Чтобы вернуться домой и наконец-то обручиться с тобой. И начать нашу счастливую семейную жизнь…

— Но твои мечты не сбылись? — нахмурилась она.

— Нет. Ведь я так и не вернулся к тебе, — с тоской прошептал он. — Мы никогда не были женаты. Наши дети не рождались.

— Он срывается, — размыто раздался голос её матери сверху, но слишком громко и отчётливо для разделяющего их расстояния. По Дейни было видно, что она тоже прислушалась к этим словам, что она их слышит и внимает им. — Тебе не удержать его.

— Да, она права. Тебе больше не удержать меня, — кивнул он. — Я больше не верю в эту ложь.

Внезапно тени вокруг набрали силу. Словно отчасти впитав их, кожа девушки потемнела, от чего глаза стали выделяться отчётливее и в них стала ярче проявляться оранжевая кайма. Она стала похожа на того монстра, последнего, с которым боролся Балазар.

— Неужели? — на её губах растянулась ехидная усмешка, а в словах явно звучала издёвка. — Сколько раз ты уже это слышал? Сколько раз ты был здесь? Ты помнишь?

На мгновение он растерялся, но воспоминания сами неумолимо всплывали в его голове. Этот разговор всегда начинался одинаково. Он просыпался наверху, спускался вниз, где и выяснял со своей женой их дальнейшую судьбу. Но концовки были разными. Он мог сорваться на неё, мог закричать, мог ударить, мог убить и в ужасе сбежать, а мог в порыве крайнего отчаяния и ярости выпустить на волю дарованную ему королём силу. В ужасе он пытался понять, что же из этого на самом деле было правдой.

— Всё. И ничего, — ехидно отметила лживая Дейни.

— Кто ты? Зачем ты это делаешь? — прошипел Балазар в отчаянии, а на его глаза накатили слёзы боли.

— Потому что ты сам захотел этого, Балазар, — просто ответила обманщица, разведя руками. — Неужели ты не помнишь?

И снова, наперекор его воле, в голове стали всплывать воспоминания, погружая его в себе, словно навязчивый, болезненный сон.

Куклы, развешенные на деревьях, указывали путь. Узловатые ветви мёртвых кустарников ограждали гнездо от внешнего мира, глубокие напевы сектантов, взывающих к запретным силам, манили, притягивали к себе. Отряд затих в ожидании, когда их разведчики вернутся обратно. Наконец, тихим шагом к ним подкрался Анвер. В его адрес тут же раздалось раздражённое шипение.

— Почему так долго? Я уже начал плести погребальные венки!

— Отстань, Джорен, — напряжённо отмахнулся тот, фокусируя всё своё внимание на сверлящем его взглядом Балазаре. — Командир!

— Докладывай, — кивнул он с хорошо скрытым нетерпением.

— Гнездо действительно довольно крупное, — затараторил боец. — Сектантов около тридцати, кучкуются ближе к центру, как обычно. Там довольно большая группа и что-то вроде ритуального круга.

— Монстров снова не видно? — а здесь уже пришлось скрывать разочарование.

— Нет, ничего похожего, — помотал тот головой.

Большинство членов отряда, некоторые даже неприкрыто, вздохнули с облегчением, и лишь Балазар не был удовлетворён услышанным. Они разорили уже не меньше десятка гнёзд. И каждый раз имели дело лишь с заигравшимися людьми. Это отнимало время, их поход растягивался на бесконечно долгое путешествие по этим проклятым лесам. Отловить, доставить обратно к деревне к представителям короны, которые конвоируют этих людей до темницы — так прошёл уже практически целый месяц, и боевые маги так и не добились нужного результата. Король недвусмысленно дал понять Балазару, что у этого похода должны быть непротиворечивые результаты. Необходимо найти доказательства, что в лесах завелись именно чудовища. Но отряд продвигался всё глубже, а на пути попадались лишь марионетки монстров.

— Нам нужно немного изменить тактику, — после недолгого размышления решил он. — Мы слишком долго ведём зачистку, размениваем силы на сектантов. Манкход, я думаю, что ты справишься со сдерживанием беглецов в одиночку.

— Думаешь мне хватит сил на огненное кольцо вокруг такого большого гнезда? — поразился тот в ответ.

— Мы начнём вместе, затем будем сужать его, пока ты не сможешь держать его в одиночку.

— Но что ты хочешь делать?

— Немного ускорить набег, — уклонился от ответа он, не особо желая делиться подробностями. Что-то подсказывало ему, что они будут возражать, что будут пытаться отговорить его, но им лучше не вмешиваться. Им просто страшно, но из-за этого страха они не могут вернуться домой.

— Главное — собрать их в одном месте. Не дать никому уйти. И не мешать мне. Сгоните их в центр круга, всё остальное сделаю я, — велел он.

Они выполнили его поручение. Когда огненное кольцо, отрезающее пути для бегства, сжалось, Балазар опустил руки, и Манкходу пришлось перехватить инициативу, продлевая путь своего заклинания и поддерживая его. Люди убегали от вооружённых бойцов, метались в ловушке, но те, что сидели в ритуальном круге, продолжали свои песнопения, словно в трансе, а их собратья опасались его переступить. Будто в этом рисунке на земле, выложенном камнями, заключалась какая-то сила. Подходя ближе, Балазар надеялся, что это так. Он хотел, чтобы их кукловоды видели и слышали, что здесь происходит. Паника была подавлена, и теперь обманутые ложными обещаниями люди смотрели с мольбой на окруживших их королевских солдат. Истово верующие же источали затаённую злобу, но пока лишь формировали вокруг молящихся плотное кольцо. В него случайно попал и Рикто, но пока не решился с боем пробиваться наружу, а сектанты его не замечали. Он, держа свой меч наготове, осторожно крался между камней и рисунков на земле, между мужчин и женщин, сидящих с закрытыми в трансе глазами, поющих свои молитвы на полузабытом древнем языке, и пытался понять, почему остальные не решаются войти сюда.

— Где же Ваши хвалёные духи, которые должны вас защищать? — с презрением бросил Балазар окружённым людям, подойдя ближе. — Неужели они не спасут вас от плена?

Верующие смотрели на него с презрением, кто-то даже улыбался. Его слова их совершенно не пугали. А вот соратники Балазара стали бросать на него недоумённые и непонимающие взгляды, опасаясь того, чего он хочет добиться.

— Кажется, вас не страшит неволя, — заключил командир, проходя вдоль пленников. — Но спасут ли вас ваши духи от смерти?

Люди зароптали, от чего один из истово верующих подался вперёд.

— Вам это с рук не сойдёт! — воскликнул он, брызжа слюной. — Вас покарают за убийство ни в чём не повинных людей!

— Очень на это надеюсь, — презрительно смерив его взглядом, Балазар сделал резкий выпад, и его меч рассёк живот мужчины диагональной полосой, выпуская наружу внутренности. Тот схватился за них с застывшим на лице удивлённым выражением, будто надеясь их собрать, несколько раз дёрнулся и упал замертво. Люди закричали и попытались рвануться прочь, и многим это удалось, ведь бойцы Балазара дрогнули от случившегося. Лишь песнопения в центре круга оставались неизменными, как и огненное кольцо, не выпустившее сектантов. Часть из них попыталась броситься на мага, но тот лишь усмехнулся, а затем направил в них огненный поток, намекая на их полную беспомощность против него.

— Держите их! — рявкнул он своим бойцам, возвращая их в чувство. А затем снова обратился к своим явно дрогнувшим жертвам. — Ну, где они?! Где ваши спасители, когда они так нужны?!

Его руки горели огнём, вселяя ещё больший ужас. Да, именно это ему было и нужно. Животный страх в их глазах, чтобы они переступили черту собственной одержимости. И привели ему настоящего врага. Жаль в тот момент он не видел себя со стороны. Он вселял сомнения не только в сердца сектантов, но и собственных спутников. И всё же они, пусть и несколько мешкаясь, исполняли его приказ, загоняя людей, словно стадо овец, в центр гнезда, где те кучковались, осознанно или неосознанно создавая живой щит к возносящим молитвы истово верующим. И, если поначалу адепты дрогнули, то затем внезапно набрались смелости и бросились в атаку, видимо понимая безвыходность своего положения. Сколь нелепо и безнадёжно. Все, кто бросался на боевого мага, мгновенно получали смертельный запал огня в лицо, пламя вгрызалось в тела смельчаков, отметая их назад, где они вопили от боли и катались по траве, пытаясь сбить с себя огонь. Но это отнюдь не служило для остальных уроком. Сектанты кидались на королевских воинов, всё больше превращая операцию по зачистке в хаотичную чехарду. Несколько человек даже прорвались через кольцо огня, после чего обожжённые, с пламенем на одежде, бежали дальше, в лес, надеясь оставить позади этот кошмар. Оставались лишь либо слишком напуганные, либо слишком уверенные в своей вере, но бойцам Балазара всё же удалось оттеснить их назад.

Однако не все враги смело кинулись в бой только с кулаками, Манерс получил исподтишка удар кинжалом, благо, что в плечо. Подоспевшие Винтерс и Джорен оттеснили врагов, и ему пришлось немного отступить, в ладонях замерцал целебный свет, залечивая рану. Хорошо, что лезвие не было отравлено, иначе пришлось бы возиться с этим дольше. Остановив кровь, паладин поспешил обратно на помощь товарищам.

В общей суматохе происходящего Зебиус чувствовал себя увереннее остальных, искренне веря, что его командир точно знает, что делает. Крепкий и высокий боец оттеснял сектантов группами, пусть для этого и приходилось прикладывать гораздо больше силы. И, пожалуй, его единственного восхищало то, как Балазар исполнял пируэты, и огонь, яркими вспышками разрезающий тьму, метался между носящимися по кругу людьми, практически их не задевая. Только тех, кто решился поднять руку на воинов короля. Только предателей и сектантов. Так и должно работать правосудие.

Пожалуй, он слишком засмотрелся, и бросающиеся со стороны люди с оружием начали давить его в оборону. Но они слишком плохо его знали. Несколькими резкими взмахами он заставил мужчину с топором отступить, а зашедший сбоку с гортанным криком толстяк, вооружённый мясницким ножом, получил удар коленом в живот, пока Зебиус блокировал его атаку, затем пришлось быстро повернуться, размахивая мечом, чтобы два сектанта с кинжалами отступили. Сбоку что-то мелькнуло, слишком близко и резко, не оставив ему времени на раздумья. Он резко размахнулся в обратную сторону и ударил, предполагая, что попадёт противнику в лицо. Но его кулак обрушился в затылок замешкавшемуся мужчине, от чего ноги того подкосились, и он упал на землю. Ошарашенная молодая женщина рядом с ним, тянувшая его вперёд за руку, бросила взгляд, полный ужаса, на Зебиуса, а затем припала к жертве, пытаясь привести его в чувство. Кулак ныл, боец явно не рассчитал силу, но проверять самочувствие неудавшегося беглеца было некогда, ведь прошлые противники никуда не делись.

Они не придут. Эта мысль не давала покоя Балазару. Весь его труд и труд его людей снова пропадёт зря. Порождения демона не придут, пока он лишь делает вид, что опасен для их паствы. Им нужна кровь, ещё больше крови, не только тех, кто сам накликал свою судьбу, но и невинных. Ведь они защитники угнетённых. Глубоко вздохнув, Балазар подавил сомнение и следующей атакой бросил направленный взрыв в людей перед собой. Энергия высвободилась наружу, отщепляя рваные куски от тел своих жертв, трое упали замертво, ещё около десятка припали к земле в агонии. Всё вокруг будто замерло, непонимание, осуждение, ненависть — всё это во взглядах собравшихся обратилось к Балазару. Но он не замечал. Тяжело дыша, он бросал взгляд по округе в поисках магического свечения. Ну где же они? Когда же они придут? Что ещё ему нужно сделать, чтобы они появились? Только эти мысли помогали ему не думать о том, сколь чудовищно поступил он сам.

— Ты позвал нас, — прошипел голос монстра над ухом Балазара, чуждый этому видению, словно тварь извне вмешивалась в его и без того тревожный сон. — И мы пришли.

Рикто с опаской озирался по сторонам, заметив, как символы на земле стали светиться. Вспышка инородной магии возникла где-то в лесу, вдалеке, а затем внезапно загорелся и ритуальный круг. Боец метнулся прочь, успев перешагнуть черту, пришлось грубо толкнуть в спину столпившихся людей, но их плотная стена всё равно не выпустила его. Обернувшись, он заметил, что из пространственного разлома возникло чудовище. Молящиеся сектанты пропали, но неистовые фанатики всё же нашлись, и вытолкали Рикто обратно в круг. Боец опешил, не зная, что предпринять против превосходящего его в разы врага, а тот лишь гортанно заревел и одним мощным взмахом руки отбросил его прочь. Отлетев в сторону, словно тряпичная кукла, он ударился головой о дерево и мгновенно потерял сознание.

Видя воочию предмет своего поклонения, истово верующие бросились на колени, а сомневающиеся — прочь. Балазар же, не в силах скрыть распирающей его радости, метнулся вперёд и влился в бой с монстром, не замечая ничего вокруг. Наконец-то! Как же долго он ждал этого момента!

— Ты так хотел, чтобы мы пришли, — прошипело повисшее на его мече чудовище. Столь резкий скачок из начала боя в конец дезориентировал Балазара и заставил в страхе оглядеться. Вокруг были лишь опалённые трупы поверженных им сектантов, сначала поднятые вновь на ноги демоническим порождением, а затем истерзанные и разорванные боевым магом. Больше никого, ни друзей, ни врагов, лишь он и последний монстр на этом поле боя.

— Где мои люди? — прошипел со злостью Балазар, выворачивая лезвие в неподатливой плоти чудовища, искренне надеясь, что тому от этого столь же больно, как и обычному человеку.

— Почему ты задаёшь этот вопрос? — усмехнулось оно с искренним непониманием. — Разве тебе не всё равно?

В голове снова возникали фрагменты боя. Но не того, каким он помнил его. Он был в самом центре действия, словно наблюдал за самим собой из чужих глаз.

— Разве ты не отбросил сомнения, наплевав на то, что они о тебе подумают?

Он смотрел на самого себя и ощущал смятение, неуверенность и страх. Боль от неправильности происходящего разрывали его нутро. Следом за командиром его бойцы должны были переступить грань того, что считали для себя неприемлемым — ради короны проливать кровь невиновных, запутавшихся людей. Стать не воинами, а карателями.

— Ты перенёс на них бремя ответственности, не думая, смогут ли они его вынести. Получится ли у них справиться с этим, несмотря на груз, что уже лежит на их душе. Ты чувствуешь это?

“Ты почувствуешь их боль, — услышал он столь навязчиво повторяющиеся слова из видений, а затем, словно воспоминание, которого у него никогда не было, этот же голос продолжил, размытый и усиленный эхом окружающего большого закрытого места. — Вы так наивно продолжаете верить в него. Искать в нём защиту и опору. Или уже нет? Ведь вы видели, во что его обращает сила. Во что он превращается. Вы всё ещё верите, что случившееся в тот день произошло во благо? И совершенно не желаете отомстить ему за то, что он так распорядился вашими судьбами?”

— Их злость. Их ненависть. Обращены на тебя. Твои мучения питают их, — улыбнулось чудовище, и внезапно Балазар ощутил, как удаляется, словно падает куда-то во тьму своего сознания, пока всё вокруг и вовсе не растворилось в ней. Боль и жжение во всём теле нарастали, он стонал, стиснув зубы, не в силах завопить. Он жаждал лишь проснуться от этого странного наваждения.

“Передайте ему. Вашу злость. Вашу боль. Ваше отчаяние. Пусть он захлебнётся в них”.

Горло сдавило, обращая стоны в хрип, в странное бульканье, словно он погружался в какую-то неведомую жидкость, смердящую гнилью и тленом.

— Слишком долго, — произнёс голос, притворявшийся матерью Дейни. — Связь становится обоюдной… Ты не сможешь маскировать её вечно…

После этого Балазар уловил нечто странное, прежде чем лишиться чувств. Во всей этой гуще ощущений промелькнула едва заметная нота удовлетворения.

Он не знал, сколько прошло времени, сколько мучительно долгих часов в этой вязкой темноте. Казалось, она проникает в него, пропитывает его насквозь, растворяя в себе, лишая осознания того, кем он был на самом деле, стирая остатки его прошлого без следа. Он силился вспомнить, кто он, откуда пришёл, но это давалось с трудом. Он пытался пошевелиться, но тело будто сковывали путы, не позволяя ему дотянуться до спасительного медальона, всегда внушающего ему надежду и уверенность. Что в этом медальоне? Там должен быть портрет. Но чей? Девушки, которую он любит. Как её звали, как она выглядит, что он помнит о ней? Отчаяние проникало всё глубже в его душу. Дейни, она растворялась в его памяти, и он всеми силами продолжал цепляться за неё понимая, что, если потеряет её, то у него больше не останется ничего.

А затем в вышине над ним внезапно забрезжил свет, и он охотно потянулся к нему. Разлепив глаза, он увидел мутные силуэты среди мерцающего тёплого свечения. Звуки постепенно начали проясняться и обрушились на него всем своим скопом — тихие рыдания и стоны боли, бряцание металла, хлюпанье, шорохи шагов, осторожные разговоры, слова из которых не хотели обрести смысл в голове Балазара.

— Командир, — позвало его самое большое пятно, нависающее над ним и постепенно обретающее черты юного паладина.

— Николс? — прошептал тот, ощущая во всём теле дикую слабость. — Что случилось? Где все остальные?

— Похоже, всё закончилось. Вы заставили чудовищ отступить, — неуверенно ответил тот.

— А остальные из отряда?

— Они здесь, с Вами.

Балазар повернул голову, всматриваясь в происходящее. Его бойцы, все до одного. Раненые находились под чутким наблюдением Манерса, остальные собирали трофейные останки демонических порождений, загоняли пленников в группы у деревьев. Всё было кончено. Или ещё нет? Странное чувство тревоги не покидало Балазара. Это был ещё не конец.

Размереный топот копыт по булыжной мостовой сопровождался вздохами ужаса проходящих мимо людей, деревянная телега грохотала, попадая колёсами в выбоины. За ней тянулся уже едва заметной тонкой полоской багровый, почти чёрный след крови, сочащейся из двух трупов, привязанных за руки к наспех сооружённой конструкции в виде рамки, выставляющей напоказ всё их уродство. Мужчина и женщина, раскрывшие рот в немом крике, измазанные грязью, в рваных лохмотьях, что ещё сильнее подчёркивало сухие ветви, торчащие из их тел, проросшие сквозь них. Хотя тела итак сохранились не в лучшем виде — одна из рук женщины грозила оторваться и сильнее раскачивала её в стороны, мужчина уже давно лишился второй половины своего тела, и теперь она спокойно лежала на дне повозки. Рядом с ними крутилась ещё более заросшая ветвями голова, в которой уже сложно было признать человека. Их тела были пронизаны почерневшими жилами, в которых угасло зловещее фиолетовое свечение. На повозке была прибита табличка для окружающих зевак: “Порождения демонического культа”. За строем лошадей смиренно семенили вперёд связанные селяне, оглядывающиеся со страхом по сторонам, пленённые пособники культа, которых удалось схватить. Некоторым особо активным пришлось заткнуть рот наспех сооружёнными кляпами, потому что они, несмотря на своё положение пленников, имели наглость вести агитацию в деревнях, через которые проходил их конвой.

Балазар возглавлял делегацию. Он двигался впереди, его походный коричневый камзол был изорван, местами виднелись подпалины, на теле — ещё не зажившие ссадины и глубокие порезы. Он держал путь вперёд, в темницу Вельзефрайн, но не видел дороги перед собой. На мгновение он обернулся, чтобы увидеть лица своих бойцов. Все они были подавлены пережитым, сломлены, мрачно смотрели в землю, словно не желая видеть свой жуткий груз. Лишь Карган сверлил странным ледяным взглядом его спину, словно ожидая чего-то. Балазар отвёл в сторону задумчивый взгляд, а потом снова вернулся к дороге.

— Убийцы! — донёсся первый возглас из толпы, за ним последовал недовольный ропот. Балазар вздрогнул, но продолжил свой путь. Именно так их встречали на всём протяжении их пути. Благо, что не бросались с вилами. Крики набирали силу, а командир отряда всё больше погружался в собственные мысли. Деревня за деревней, этот путь казался бесконечным, словно они блуждали кругами. Ещё немного, и толпа распалится, а затем в командира полетит первый камень. Краем глаза он заметил припавшего к земле селянина, а потому мгновенно выхватил меч из ножен. Одним рывком он отбил булыжник в сторону. Бросивший опешил, отступив на пару шагов назад, толпа в ужасе ахнула, а командир отряда спешился с коня, чем вырвал из анабиоза своих товарищей.

— Я никогда не убивал невиновных, — произнёс он с затаённой угрозой в голосе. — Ваши обвинения ничего не значат!

— Неужели? — произнёс старческий голос, а затем из толпы, опираясь на посох, вышел его обладатель, одетый в лохмотья с вшитыми в них ветвями — явный сектант, от чего Балазар мгновенно напрягся.

— Я узнал тебя, — с презрением сказал старик, остановившись в нескольких шагах от боевого мага.

— Вот как? — повёл тот бровью, сжав крепче рукоять своего меча.

— Ты и другие шелудивые псы семь лет назад разоряли наши деревни.

Огонь костров, горящие в ночи дома, крики и опьянённый гогот промелькнули в голове Балазара. Этот приятный адреналин, разливающийся по крови, вкушение запретных плодов — безнаказанного насилия, лёгких денег, строптивых девиц, безнадёжно отбивающихся от незнакомых рук, что лишь делало их слаще. Та грязь, что никогда не смоется с его имени. Он помнил, и, видя смятение на его лице, старик сделал ещё один шаг вперёд, отвратительно усмехнувшись.

— А теперь ты делаешь вид, что выступаешь со стороны правосудия, — прошипел он. — Но мы оба знаем, кто ты на самом деле.

— Я никого не убивал, — произнёс в ответ Балазар, но голос предательски дрогнул. Юный разбойник, только ступивший на этот путь. Эта жизнь казалась ему весёлой и опьяняюще свободной, как та бутыль пойла, что он распил со своими соратниками перед своим первым нападением, чтобы отбросить оставшиеся страхи. Да, он всё ещё немного боялся, пусть эйфория и захлёстывала его волной. Больше не будет бесконечных ограблений прохожих, чистки домов нерасторопных горожан, а настоящее дело.

— Точно? Помнишь её? — продолжал давить старик. — Мою дочь. Девушку, чьего жениха ты убил.

Он помнил. Ведомый алкоголем, Балазар в компании трёх своих соратников ворвался в первый попавшийся дом, оттолкнул в сторону немощного старика, попытавшегося встать у него на пути, и бросился следом за приглянувшейся ему девицей. Он загнал её в комнату и повалил на кровать, но внезапно со спины на него набросился разъярённый юноша. На что он надеялся, бросившись в драку с голыми руками? Пусть Балазар и растерялся, но его рука чисто инстинктивно выхватила кинжал. Напавший мужчина остолбенел, растерянно глядя на своего убийцу, а его кулаки продолжали всё так же крепко сжимать куртку разбойника. Всё ещё не до конца осознавая произошедшее, юноша вырвался из его хватки и отполз в сторону. Девушка издала истошный крик, бросилась к мужчине, словно пытаясь привести его в чувство, обнимала, звала, раскачиваясь из стороны в сторону, словно обезумевшая от горя. Окончательно растерявшись, Балазар практически наощупь вышел из комнаты, но в голове всё ещё стояли её отчаянные вопли.

— Помнишь, — удовлетворённо улыбнулся старик. — Помнишь, что потом твои дружки сделали с ней? Как ты им отплатил за это, продав их короне? Ты думал, что тем самым искупишь свою вину, спасёшь свою шкуру? Но ты совсем не чист. И тебе никогда от этого не отмыться.

Эта мысль часто мелькала у него в голове, она убивала его. Он стоял перед людьми, ощущая унижение, будто был совершенно обнажённым, и каждый из них смотрел на него с укором, словно знал, что у него за душой, всё его тёмное прошлое. Но что-то внутри Балазара противилось. Гордость? Неприятие их злобы?

— Кто ты такой, чтобы меня судить? — прошептал он мрачно, а затем замахнулся мечом, выпуская в старика огненную дугу. Тот опешил, замешкался, от чего получил сполна. Пламя врезалось в него, отбросив назад с несколькими людьми и сильно припечатав в стену стоящего позади дома. Кто-то хотел броситься на него с кулаками, но он размахнулся, посылая огненные сгустки во все стороны. Его атаки всегда находили цели, пусть толпа и пыталась броситься врассыпную Крики звучали словно музыка для его ушей, огонь жадно пожирал тела, расползаясь по домам. Оставшиеся рядом со стариком трое селян пытались помочь ему встать, не обращая внимания на его потемневшие вены, в которых странно пульсировало загадочное магическое свечение, но их, одного за другим, поразили сгустки пламени, лишив чувств, а, возможно, и жизни. Заметив приближающегося боевого мага, сектант попятился назад. В окружающих огнях идущий ему навстречу мужчина казался демоном, поднявшимся из тёмных миров. Но шансов сбежать не было.

— Я знаю своё прошлое, — уверенно сказал Балазар, приставив к его горлу меч. — Зачем ты пытаешься внушить мне лживые воспоминания?

Паника пропала, в глазах старика возникла оранжевая кайма, а на губах заиграла издевательская усмешка. Всё вокруг, казалось, замерло, ожидая развязки их диалога.

— Ты ошибаешься. Они вовсе не лживые. И внушаю их тебе не я. Я лишь направляю повествование, если оно становится слишком рваным. Сглаживаю углы. Наблюдаю со стороны за твоей непримиримой борьбой и пытаюсь предугадать, кто же из вас победит.

Совершенно не опасаясь приставленного оружия, старик поднялся на ноги, а его черты продолжали медленно деформироваться, окончательно возвращая ему облик чудовища. Но Балазар не реагировал, полностью погружённый в свои тревожные мысли. Убийца невиновных. Клеймо преступника и разбойника, продавшего всё святое и ценное за чеканные монеты. Оно никогда не принадлежало Балазару. Но с ним в свой отряд он принял Каргана.

От этих мыслей голова загудела мигренью, словно что-то пыталось помешать его попыткам всё вспомнить, разложить по нужным полочкам. Но он верил, что борьба приведёт его к нужному результату, что сопротивление отнюдь не бесполезно. И, словно в подтверждение своих слов, он ощутил, как силы возвращаются к нему вместе с воспоминаниями, пусть и очень медленно. А люди из его отряда один за другим поднимали головы и смотрели на него немигающим взглядом, будто в ожидании чего-то.

Он был в доме Дейни, ощущая её холодность, выслушивая её признание в любви к другому мужчине. В тот момент, когда его мирная жизнь вне военных операций разрушилась. По его вине. Из-за его пагубного пристрастия к выпивке. То, что помогало ему забыться, отбросить тяготы прошедшей службы, и в то же время медленно уничтожало его изнутри. Проблемы с алкоголем никогда не беспокоили Балазара, но он часто замечал их у Волбери.

Дальше, глубже. Болезнь матери. В своём бессилии её излечить ему признавался Николс. А её странные слова? Её неприятие его брака с простой девушкой, принуждение к обещанию на смертном одре — кто из его людей мог нести подобный груз на своей совести? Он никогда не вникал столь глубоко в их проблемы, но среди всех его людей больше всех подходил под описание Агманд. И, судя по тому, что у него была молодая жена, он давным давно нарушил просьбу умирающего родственника.

Чем дальше, тем вспоминать было сложнее. Сгоревшие дома, погибший отец, двое племянников и сестра. Но у Балазара никогда не было сестры. С трудом он заставил себя вспомнить лицо брата, из-за которого его и определили в военные, чтобы не претендовал на наследство. Он вспомнил, как ему ставили в пример Самиена, ведь тот всегда усердно перенимал дела семьи, в то время как юный Балазар развлекался с друзьями и ухлёстывал за девушками. Девушки… Была ли у его брата жена? Стараясь вспомнить, он ловил себя на мысли, что перед глазами всплывает один и тот же одноэтажный деревянный дом, залитый солнечным светом. Объятый языками пламени в ночи. Его обугленные останки. Жил ли он здесь? Нет, никогда. Если верить подсказкам из видений, здесь жил Винтерс. Здесь умерла его семья, пока он был на задании.

Дальше, ещё дальше, глубже в память. С каждой разрешённой загадкой он чувствовал, как силы приливают к нему, всё больше и больше, а потому всё увереннее продолжал свою борьбу. Но с какого момента всё началось? Когда он перестал видеть правду и окунулся в иллюзии?

Убийство Изиро, своего соратника, единственного, кто мог ему помочь, а так же пленивших его тюремщиков, бегство от преследования по лесам, словно дикий зверь, спасающийся от гончих — это были старые кошмары Рикто, покинувшего родное королевство Нокартир, которое признало его предателем и врагом. Балазар знал об этой тёмной странице в жизни своего подопечного, когда принимал его в отряд. Ярлык предателя прилип к мужчине на всю его жизнь, несмотря на то, что Рикто был верен приютившему его флагу. Ведь, как гласит народная пословица, предашь однажды — предашь и дважды.

Что было потом? Чудовище, бросившееся вслед заплутавшим членам его отряда? Его обещание, данное им, что он приведёт кого-то им на помощь. То самое, что всплывало неоднократно в видениях — обещание Бейлана вернуться к своим товарищам. Он опоздал, не успел вовремя, и считал, что их смерть лежит на его совести, потому что он выжил. Ещё немного назад. Плен и травмы, из-за которых он ощущал свою полную бесполезность для своих людей. Обуза, помеха — то, с чем всегда так упорно пытался бороться Офьен. А до него — убийство Манерса, жуткое ощущение, что он добил своего раненого товарища, которого, возможно, ещё можно было спасти. Что в дальнейших видениях с точностью до малейшей детали описывал Джорен. Раньше, ещё раньше — девушка, с которой они были близки. Его временное лёгкое увлечение, ставшее для неё слишком серьёзным, заставившее её сделать роковой прыжок из окна. Голос Манерса не зря звучал в этом видении. Паладин, не обделённый женским вниманием, всегда воспринимавший его слишком легкомысленно, вполне мог нести втайне ото всех этот груз. Оставалась лишь странная ссора его соратников, разделившая отряд на части. Страх Зебиуса, перенесённый из прошлого отряда, когда они, брошенные в лесах Ангара, решили пойти разными путями, от чего в живых из 16 человек осталось лишь четверо.

Все его люди, все. Он пытался вырваться из оков тьмы, но что-то продолжало неумолимо тянуть его в глубины этого кошмара, повторяя эту череду событий снова и снова, мерцающую мгновениями перед его глазами. Остался кто-то ещё. Манкход, присоединившийся к ним для этой операции, второй огненный маг их отряда. Чего он мог бояться? Мелькающие воспоминания концентрировали в себе больше всего одно — яростно полыхающее пламя и нарастающее безумие от близости тьмы, готовой поглотить его в любую секунду. Его напарник настолько боялся не совладать с вверенным ему королём даром? Видимо, да. Но Балазар мог. Он отбросил сомнения, внушая себе, что контролирует свою собственную силу, что прекрасно осознаёт, что он не безумец, и что хочет проснуться от всего этого кошмара. И тьма отступила, ей на смену в его ноздри ворвался жуткий смрад тлена и сырой древесины, тихое журчание со стороны затухало от мощной, вибрирующей пульсации, похожей на биение сердца. Впервые за всё это время, Балазар ощутил, что наконец-то проснулся, что может открыть глаза по-настоящему. И он сделал это.

Темнота прорезалась редкими вспышками фиолетового свечения, пульсирующими в стенах. Вокруг была земля, земляной грот, пронизанный корнями. Балазар хотел шевельнуться, но ощутил, что его стягивают плотные жгуты по рукам и ногам. Сил было слишком мало, но он всё же смог заставить себя повернуть голову, чтобы разглядеть плотные сильные корни, стягивающие его, светящиеся пульсирующими в них жилами. От отчаяния захотелось вопить, стенать, но он сдержался и стал думать, что же ему делать дальше. А затем от мыслей его отвлекло движение впереди. В полной темноте был виден лишь силуэт, контуры тела, подчёркнутые магическим свечением, и лишь глаза очерчены оранжевой каймой. Последний монстр, самый могучий, явился, чтобы завершить начатое. Но почему он медлил?

— Ну? — спросил Балазар, едва совладав со своим горлом, от чего слова сопровождались жутким хрипом. — Что тебе нужно?

— Твоя воля действительно слишком сильна, — ответило чудовище с явным удовлетворением в голосе.

— Тебе не сломить меня. Хватит этих иллюзий, — твёрдо прошептал Балазар. — За что? Почему именно я?

— Потому что в своём равнодушии ты определил вашу общую судьбу, твою и твоих спутников. Ради собственных амбиций, ты распорядился их жизнями. И они хотят отплатить тебе за это.

— Где они? — внезапный прилив сил от злости позволил Балазару повысить голос и рвануться вперёд под треск своих оков.

— Они все здесь, — усмехнулась тварь, разведя руки в стороны. — Рядом с тобой.

Сделав резкий взмах, чудовище призвало из земли пламя, чёрное, с голубыми языками, чуть сильнее осветившее округу. Да, грот был небольшим и находился явно под корнями какого-то магического дерева, пульсирующими сокрытой в нём энергией. В их переплетении были закованы люди, все члены его отряда, истощённые, измученные и будто спящие.

— Что ты с ними сделал? — с ужасом прошептал Балазар.

— Погрузил в петлю кошмаров, из которой у них уже не было выхода. Внушил им абсолютную беспомощность и предложил подчиниться мне, — беззаботно ответило чудовище, прогуливаясь вокруг, не слушая тревожных отрицаний пленённого командира. — А затем дал возможность перенести всю их боль на тебя. Жаль, что их старания в любом случае были обречены на провал. Ведь твоя воля была сильнее, а до сокровенных страхов они так и не смогли докопаться.

— Зачем?! — проревел пленник, словно забыв о своей усталости, словно боль и ненависть лишь придавали ему сил, распаляя неудержимый жар в груди. — Почему?! За что?!

Тварь остановилась и наклонила голову, будто всматриваясь в него.

— Потому что тот, кто подарил тебя мне, очень страстно желал твоей смерти. Но было бы истинным безрассудством так бездарно растрачивать такой подарок судьбы. Такая сильная воля, рвение к истине. Неужели я мог позволить тебе просто умереть, даже не попытавшись дать тебе шанс стать чем-то большим?

Балазар онемел, внезапно растеряв все свои силы. Подарок? Его жизнью и жизнями его людей распорядились, словно вещью? Но кто посмел, кто мог настолько сильно ненавидеть его? Из всех прочих в голову приходил лишь один человек. Ролнар, зашедший в своей приземлённой, мелочной мести, слишком далеко.

Изиро не знал, что именно заставило его прийти сюда — в наспех сооружённое больничное крыло в стенах замка, где паладины ухаживали за ранеными в боях с демоническим культом боевыми магами. Может то, что здесь все его тревоги отступали, навязчивое напряжение, ощущение наблюдающих за ним отовсюду глаз, пропадало? Нет, он перестал ощущать облегчение уже давно, около месяца назад, и прекрасно понимал, почему. Здесь ему не становилось лучше. Перед светом он ощущал себя грязным, с головы до ног, слишком далёким от веры и её идеалов. И, что самое печальное, чувствовал абсолютное равнодушие к этому.

Потому он не хотел здесь появляться, пусть это место и было частью его новой вотчины — практически полностью перестроенного крыла замка, отведённого под академию боевых магов. Больница для тех, кому не повезло. Длинный коридор делился на койки, завешенные плотными ширмами, но стоны раненых красноречиво рисовали картину того, что находилось за ними. Он приходил сюда не часто, а потому его визит обычно вызывал небольшой переполох среди и так работающих на пределе паладинов. Вот и сейчас они, заметив его присутствие, внезапно ускорили свои перебежки между больными, а один из них, заложив руки за спину, выпрямился и подошёл к первому боевому магу.

— Ваша милость? — поклонился он, ожидая поручений.

— Как состояние раненых? Улучшения есть? — тут же перешёл к делу Изиро.

— Да, господин. Во многом благодаря их духу. Они настоящие бойцы, — улыбнулся паладин. — В ближайшее время большинство смогут вернуться в строй.

— А как Ролнар? — напряжённо уточнил первый маг, на что тот явно помрачнел.

— Его раны тяжелее, чем у других магов. Мы прикладываем все усилия, но пока улучшения почти незаметны.

— Понимаю, — кивнул Изиро, опустив взгляд. — Но он хотя бы пришёл в себя? Я могу его навестить?

— Да, Ваша милость, только не заставляйте его сильно волноваться. Боюсь, это может усугубить его состояние.

— Я постараюсь, — едва заметно скривился маг и проследовал в направлении, куда указал ему главный лекарь. Небольшой закуток в самом углу помещения, занавешенный более плотной тканью, чтобы пропускать меньше солнечного света. Когда он вошёл внутрь, пара паладинов тут же поспешила покинуть больного, бросив пару неуверенных взглядов на нового гостя.

Ролнар провёл здесь уже две недели. Его отряд слишком долго возвращался, от чего состояние его ран лишь усугубилось. Враждебная магия въелась в кожу, продолжая поглощать её миллиметр за миллиметром, будто медленное тление. Ожог расползался по его левому плечу, переходя на голову, покрытый желтовато-розовой коростой над проеденной кожей, глаз заплыл в ней, и его, похоже, спасти уже не получится, в щеке зияла дыра, а края ранения слабо светились фиолетовым свечением, всё ещё пытающимся пройти ещё дальше. Первый маг скривился от боли и неприятия. Он предпочитал не посещать раненых, не отвлекать паладинов от процесса выздоровления, но Ролнар лежал здесь слишком долго. И, где-то в глубине души, Изиро ощущал, что ему необходимо увидеть воочию, что именно случилось с его подопечными на этом задании. Что ждёт каждого из них, кому не повезёт.

Перестав ощущать целительное тепло, раненый маг несколько раз болезненно дёрнулся, после чего всё же открыл здоровый глаз, и его взгляд тут же упал на внезапного гостя.

— Здравствуй, Ролнар, — кивнул первый маг, всеми силами сдерживая странный внутренний порыв оборвать мучения ранее жизнерадостного и задиристого юноши.

— Изиро? — с трудом прошептал краем губ тот, вторая половина рта срослась плотной плёнкой коросты и при движении явно оттягивала едва восстановившуюся на лице кожу, причиняя ещё больше боли.

— Наверное, мне стоит зайти позже, — смиренно вздохнул гость и развернулся, чтобы уйти прочь.

— Нет… подожди, — успел остановить его Ролнар и даже поднял ему вслед здоровую руку. — Всё в порядке… Я почти здоров.

В подтверждение своих слов он слабо усмехнулся. Это нисколько не убедило Изиро, но тот всё же остался. Дальше на какое-то время повисло напряжённое молчание, первый маг мялся у койки, не зная, как подобрать слова к волнующему его вопросу.

— Ты ведь пришёл не справиться о моём самочувствии? — подозрительно сощурился раненый, на что первый маг смиренно вздохнул, словно понимая, что его раскрыли.

— Я слышал свидетельства всех, кто вернулся с операции, опросил и членов твоего отряда. Мы действительно очень многое узнали о монстрах за последнее время, но остаётся то, что я не могу понять до сих пор, потому мне нужна твоя помощь. Ты не заметил ничего странного?

— Всё это было слишком странным, — скривился тот, слова давались ему непросто, а потому произносил он их медленно и порой не совсем разборчиво. — Весь этот поход. Но это нормально. Мы имели дело с новым врагом. И до конца не знали, на что он способен и что может предпринять.

— Но почему они появились? В этом нет никакой логики, — задумчиво произнёс Изиро. — В лагере, на который напал отряд Тирибольда, демоническая тварь возникла, когда они уже связали всех сектантов. Дейрик атаковал гнездо, где уже сидело чудовище. А на ваш отряд и вовсе напало на обратном пути к поселению.

— Наверное шло по нашим следам, — со злобой произнёс Ролнар, глядя куда-то в точку перед собой, явно вспоминая. — Оно возникло как будто из ниоткуда. И всё бы удалось, если бы один из сектантов внезапно не преобразился. Всего на секунду они застали меня врасплох…

Он замолк, не в силах продолжать дальше.

— И вдвоём сумели одолеть Сейнура? — осторожно продолжил Изиро, на что тот лишь утвердительно кивнул, поморщившись от боли. Не понятно, то ли от этого, то ли от освежившихся эмоций, по его щеке скатилась слеза.

— Они бросились на него в одно мгновение, с разных сторон. И я ничем не смог ему помочь. Видимо, я не настолько хорош, как мне казалось, — он мрачно усмехнулся, но его голос дрожал на грани. К физической боли прибавлялась душевная, его кожа побагровела, и Изиро начал ощущать беспокойство за его самочувствие.

— Скорее, ему нехорошо! — позвал он паладинов, а затем бросился к товарищу. — Тише, не переживай, ты сделал всё, что мог. Успокойся.

— Да уж, Балазар бы сделал больше, — фыркнул Ролнар злобно, пока всё его тело задрожало от агонии и разыгравшихся эмоций. — Наверняка вернулся с помпой. Обезглавил парочку тварей, и приписал все наши заслуги себе...

— Он не вернулся, — помрачнев, тихо сказал Изиро. Эта новость настолько шокировала раненого, что он уставился единственным зрячим глазом на собеседника, его пыл ненадолго угас, и боль, похоже, стала отступать.

— Что? Но как? — прошептал он с непониманием. В палату ворвались паладины и, оттеснив первого мага, тут же приступили к лечению. Помешкав, Изиро вышел наружу, присел в углу на пустую больничную кровать и погрузился в свои мрачные мысли.

Спустя несколько минут его вырвал из них один из паладинов, кашлянув, чтобы привлечь к себе внимание.

— Ваша милость, — учтиво поклонился лекарь. — Всё в порядке. Раненый хочет сказать Вам что-то ещё.

— Хорошо, благодарю, — смутился Изиро, но всё же вернулся к Ролнару. Проводив тревожным взглядом удаляющихся лекарей, пациент жестом подозвал своего гостя поближе.

— Я не верю, — прошептал он, смотря на первого мага с болью. — Он же был лучшим из нас. Действительно лучшим.

— Может, потому его и не стало, — отвёл мрачный взгляд собеседник.

— Вдруг он просто не может вернуться? — тревожно, словно одержимый, яростно отвергая мысль о смерти друга, с которым их разделила ссора, затараторил Ролнар. — Вдруг они угодили в ловушку? Плен? Может, они просто вышли за границы королевства и опасаются показаться вражеским отрядам?

— Насколько ты сам веришь в вероятность того, что они могли выжить? — оборвал его тираду совершенно бесчувственным тоном Изиро. Раненый замолк, глядя на него взглядом, полным мольбы, будто упрашивая, чтобы он забрал эти жестокие слова, но с каждой секундой этот взгляд становился всё твёрже.

— Ты можешь заранее похоронить его. Но я отправлюсь на его поиски, как только почувствую себя лучше, — решительно прошипел Ролнар.

— Это непозволительная роскошь для нас, — повёл бровью Изиро. — Через пару недель король объявит о наборе учеников для королевских магов. Нам понадобятся все наши специалисты. К тому же ты не знаешь, где именно его искать.

— И что же? Забыть про друга? Вычеркнуть его, будто его и не было в моей жизни?

От этих слов Изиро едва заметно болезненно дёрнулся.

— Я… — замешкался он. — Он мог отклониться от ранее выбранного маршрута, мог уйти дальше, мог пересечь границу. За это время могло произойти что угодно. Я не буду тебя удерживать, если ты собираешься отправиться на его поиски, пусть и не имею малейшего понятия, сколько времени это у тебя может занять. Но нам необходимо подготовить новое поколение боевых магов. Наш первый удар по демоническим отродьям был не самым плохим. Теперь, чтобы вести с ними борьбу, нужно учесть полученные знания. Мы должны быть готовы к полноценной войне, а потому нам нужен и твой опыт.

— Похоже, мне всё же придётся написать для тебя книгу, — улыбнулся Ролнар, немного поразмыслив над его словами. Изиро слабо рассмеялся, и, кажется, повисшее в воздухе напряжение немного спало.

— Хорошо, спасибо за понимание. Поправляйся, — кивнул первый маг, на что пациент ответил ему таким же кивком, после чего он вышел из палаты, предоставляя раненого паладинам. Но стоило ему сделать пару шагов, как Ролнар торопливо, с явной тревогой в голосе окликнул его.

— Подожди, Изиро!

Пулей влетев обратно, тот сосредоточенно посмотрел на юношу в окружении немного растерявшихся лекарей.

— Ты спрашивал, было ли что-то странное, — взбудораженно прошептал Ролнар, подавшись вперёд и тяжело дыша. — Мы плохо спали первые несколько дней похода.

Не зная, как воспринять эту новость, Изиро в недоумении повёл бровью, но собеседник поспешил продолжить.

— Каждый из нас видел жуткие кошмары. В один день — двое, в другой — четверо, в следующий — кто-то один. Но они были похожи. В них часто были демонические порождения. А ещё наши самые глубокие страхи.

Первый маг отвёл взгляд в сторону и задумался. Кошмары? Вероятно, сказалось излишнее волнение перед столь ответственным заданием. А если нет? Если отродья демонов были способны проникать в головы людей и вытаскивать из глубин сознания то, во что можно больнее всего ударить? Это давало новую пищу для размышлений, но для них требовалось уединение.

— Спасибо, — бросил обеспокоенный взгляд на Ролнара Изиро и поспешил удалиться прочь в свой кабинет.

Каждый из них пусть и получил демоническую силу, владел ею, развивал её и подчинял себе, всё равно оставался человеком. А люди уязвимы, имеют множество слабостей и могут быть сломлены этими бездушными существами даже без боя. Множество слабостей. Как можно избавить от них своих воинов? Он пытался не думать о том, что это невозможно, или что так его соратники будут ничем не лучше преследуемых ими чудовищ. Нужно лишь немного подумать…