Глава 1. «Дора, Шира, Хина и Ланрея»

Снаряды катапульт вонзались в крепость один за другим, но наступающие всё ещё не желали сдаваться. Их целью был сенатор. Сенатор Кра Донесле, что прибыл в королевство Хибаши для заключения мира между ширанами и хинамирами. Дорианцам это было совсем некстати, так как тогда на них обрушиться шквал огня двух союзных между собой государств. Поэтому командующий Кнерос всеми силами пытался подойти к одиночной башне в центре города, в которой, по донесённой ему информации, находились дипломаты обеих стран, решающие вопрос о подписании мирового договора. Власти приказали Кнеросу во что бы то ни стало достичь такого результата, который показался бы любому обладающему здравым умом человеку просто невозможным. Но любой человек — не Кнерос. Именно поэтому прославившийся в нескольких войнах легат легиона не останавливался ни перед чем. Скомандовав усилить натиск на восточном направлении, Кнерос устремил свой взгляд на карту ещё раз. Глаза уже выучили абсолютно все улицы, перекрёстки, выходы из города. Ему повезло, что Гилам представлял собой огромную крепость, из которой был только один выход, что являлся и входом. Других путей (по крайней мере, так было изложено на карте) отхода у сенаторов не было. Подход к воротам был почти проложен, и к месту назначения уже выдвигался таран. Ни хвалёная пехота, ни лучники не помогали ширанам заставить Кнероса и его армию бежать. Более того, натиск, который они создавали, лишь раззадоривал легата Красной Империи. Но, хоть наступление и шло хорошо, но оно было слишком медлительным. Кнерос планировал начать атаку на восходе солнца и закончить к закату, но время неумолимо шло, солдаты изматывались, а ворота Гилама до сих пор не были пробиты.

Ещё одна катапульта готова была произвести выстрел, но Кнерос дал команду прекратить огонь. Вся батарея из шести катапульт вмиг перешла из режима полной боевой готовности в режим покоя. Легат осмотрел поле боя. Уже смеркалось. Но в голову Кнероса пришла идея о том, как не дать шанса на передышку обороняющимся. За его спиной стоял огромнейший лагерь, в котором сейчас находилось порядка десяти тысяч человек. Кнерос думал, что они выйдут только тогда, когда дорога к воротам будет открыта, но время пришло раньше. Подойдя к командиру батареи, Кнерос сильным голосом рассказал ему, что он будет делать дальше:

— Слушай внимательно, — в гласе легата не было колебаний, лишь сплошная уверенность в своём плане. — Как только вся живая сила начнёт спускаться с холма, ты обрушиваешь весь шквал огня на стены.

— Стены? Но катапульта едва нанесёт ей хоть какой-то урон!

— Одна катапульта — да. Ты наведёшь орудия так, что сначала падёт восточная стена от ворот, потом — западная. Те две тысячи солдат не справятся со штурмом восточной стороны крепости. Настало время им отойти.

— Будет исполнено!

На подготовку сего маневра ушло порядка часа. Но время больше не волновала ни легата, ни всю его армию, которая была уверена в том, что их ведут не просто на убой. Тысячи солдат, что находились в составе войска Кнероса, верили ему, как родному отцу. Отцу, любящему их, понимающему их страх перед боем, их сомнения перед первым убийством, но также строгому и требовательному. Именно поэтому они шли за ним всегда. Из года в год. Из битвы в битву. Из войны в войну. Из войны в мир. Шли и сейчас. Легат знал, что они его не подведут. Также знал и о том, что время теперь играет не против него, а на него. Чем больше будут держаться обороняющиеся, тем быстрее сломаются ворота.

Но как бы там ни было, в воздухе царило напряжение. Напряжение перед предстоящей схваткой. Каким бы смелым и мужественным воин не был, невозможно обуздать мандраж, стихийно захватывающий всё его нутро. Страх вселился в каждого. Лишь Кнерос был лишён его. Дорианский легат, прошедший не одну войну, имевший в каждой из оных успех, тактический гений и бесспорный патриот своей родины, готовый отдать жизнь за неё и своего императора был лишён чувства под названием страх. Он избавился от него уже очень давно. В день своей первой битвы, когда он шёл под командованием центуриона Гала Доминиа́на на полчища ширанов. Бой начался внезапно, незапланированно, потому что шираны напали первыми, а командующий Доминиа́н и не думал обороняться, а сразу спустил своих солдат, как собак, на атакующих. Первые секунды боя для Кнероса были необычайно жестокими и безрассудными. Товарищи по оружию натыкались на вражеские мечи, копья, летели конечности и головы, повсюду брызгала кровь.

По прошествии буквально пяти-семи минут воины обеих сторон уже ходили по земле, усыпанной трупами. Кто-то падал, задев ногой обмякшее тело человека (когда живой солдат встречался лицом с отрубленной головой или лежащим пластом мёртвым человеком, ему было уже без разницы, кто лежит перед ним — враг ли, друг ли), кто-то блевал недавним обедом, кто-то с криком бегал по полю боя, сойдя с ума в считанные мгновения. Царил хаос. И лишь Кнерос, вкусивший вкус крови своих врагов, не желал останавливаться. Он пронзал доспехи, доставал из туловищ лезвия своего меча и с яростным криком либо бросался дальше, либо изощрённо добивал уже павшего противника. На его счету в тот день было четырнадцать убийств. Все до боли неаккуратные, совершённые с явным рвением и ярко выраженным… любопытством. Любопытством к тому, как может умирать человек. Кнерос не был психом, нет, отнюдь, он предельно рационален и рассудок его не затуманен. Псих не может так убивать. Нет. Так может убивать только тот, кому нравится вид и запах вражеской крови, нравится, как выглядит павший соперник. Кнерос был холодным убийцей, хищником в человеческом обличье, ужасным чудовищем, за которым шли тысячи солдат сейчас.

Настало время решающего удара. Катапульты по сигналу ударили по стене, и удар получился в сумме настолько сильный, что появилась брешь. Глаза трибуна, возглавлявшего осадные орудия, были не на шутку метки. Прошло ещё пару минут. Катапульты были снова взведены. Трибун скомандовал «Огонь!» и шесть снарядов понеслись на встречу с позициями защитников. Снова безупречное наведение. Стена не выдержала бы ещё пару таких попаданий, поэтому войска ширанов поспешно покинули её.

Огромная армия солдат двинулась в сторону крепости. Путь наполовину был расчищен. Лишь надвигающаяся песчаная буря могла хоть как-то помочь ширанам отбиться или вывести дипломатов и часть населения из города. Но выход, как и вход — был только один. И открыть его, значит, открыть проход для армии Кнероса в Гилам преждевременно. А ширанам нужно было время. Хоть оно играло и против них, они надеялись на самое лучшее, молили всех существующих в их сознании богов, чтобы они хоть как-то помогли им. Но боги то ли не слышали, то ли не хотели слышать их молитв. А может, эти боги существовали действительно только в их сознании, и нигде больше.

— Нужно уходить, милорд, — произнёс представитель королевской охраны ширанов. — Мне только что доложили, что Кнерос пробил брешь в восточной стене рядом с воротами. Огромное войско, чьих размеров мы не знаем, выдвинулось в нашу сторону.

— Ты мне предлагаешь оставить мой город?! — взвыл губернатор.

— Боюсь, в данном случае это необходимо. Нам хватит взрывчатки, чтобы подорвать северо-восточную стену. Вы и делегация хинамиров уйдёте через возникнувший после подрыва проход. С вами пойдут несколько моих солдат и… — голос предводителя отряда чуть притих. — Ланрея.

— Что?! Эта наёмница?! Она нас продаст за гроши, как только Кнерос настигнет нас!

— Не обсуждается. Уходите. Зигмунд, увести господ через северо-восточную стену посредством подрыва!

Двери башни открылись. Тринадцать человек, одетых в стёганые дублеты, по диагоналям на которых от плеча до нижнего ребра сверкали цепи с гербом в месте пересечения, вышли наружу. Герб на стальном миниатюрном щите представлял собой голову змеи, пробитую насквозь двумя пересекающимися между собой кинжалами. Символ победы над самыми опасными явлениями в этом мире. Символ того, что люди государства Ширания не страшатся змей — смертельно опасных пресмыкающихся, которые в королевстве ассоциировались с людьми алчными, корыстными и хитрыми и холодными. С ними было ещё шестеро. Губернатор Гилама, дипломат от хинамиров и его охрана, а также молчаливая наёмница под именем Ланрея. У Ланреи не было никаких отличительных признаков, кроме как шахматного орнамента на правом плече. В качестве оружия у охотницы за наживой были два разных по длине одноручных меча, за спиной на поясе закреплены несколько метательных кинжалов. Виднелись какие-то скляночки, прикреплённые к ремню. Неизвестно, что они собой представляли, но жидкость, присутствующая в них, точно не являлась обычной водой.

Отряд выдвинулся, как и было приказано, к северо-восточной стене. Даже отсюда, из центра города, было слышно, как близко подобрались солдаты Кнероса. Бой шёл уже точно в черте города, ворота не выдержали напора. На то, чтобы захватить весь Гилам, у дорианцев уйдёт около полутора часа — так мыслили представители отряда, отступающего в неизвестность. Двигаться нужно было быстро, так как каждое промедление шло на руку Кнеросу. Конечно, хинамиры могли помочь ширанам уже и безо всякого договора, но формальности в сие время — дело первой важности. Ошибка там, ошибка здесь, и весь мир ополчится против тебя.

Пересекая заваленные и ограждённые дороги, мелькая по переулкам, Зигмунд вёл за собой отряд. До стены оставалось совсем немного, как вдруг совсем недалеко от них начали сыпаться стрелы. Стальные наконечники вбивались в землю и, внимательно присмотревшись к вонзившимся стрелам, и Зигмунд, и все остальные поняли, откуда вели огонь. Восточная стена была занята дорианцами. Снова тактическая уловка Кнероса. Он изначально не собирался прочёсывать весь город вдоль и поперёк в поисках делегации. Достаточно было захватить стены, с которых обзор на Гилам, трудно отрицать, превосходный. Отряд попал в западню. Никто не знал, что делать. Но вдруг в дело включилась наёмница, подбежавшая к укрывшемуся за домом Зигмунду.

— Нужно идти на север, — произнесла она с чудным, странным акцентом. — Там река. Есть лодка. Побежим по прямой. Они не поспеют.

— Уверена?

Ланрея кивнула. Лицо её было закрыто капюшоном и стальной лицевой пластиной, закреплённой ремешком на затылке. Зигмунд не видел ничего, кроме глаз девушки. Но увидел в этих глазах настоящую уверенность в своём плане. Он ей поверил.

— Выдвигаемся на север! Бежим по главной дороге без остановок! У нас порядка пятнадцати минут, пока они доберутся туда! Вперёд!

До северной стены они без передряг добрались за семь с небольшим минут. На закладку взрывчатки ушло порядка полутора минут. Тридцать секунд ждали взрыва. Прогремев, он обратил всё внимание обитателей сего города, коими сейчас являлись не только шираны, но и захватчики дорианцы. Мешкать было больше нельзя. На всех скоростях группа побежала к берегу реки, на котором, по сведениям Ланреи, должна стоять лодка. Ланрея не обманула. Лодка была. Но всего лишь на шесть персон. Но этого было достаточно. В лодку забрался Зигмунд, губернатор и вся свита дипломата хинамиров вместе с ним. Ланрея и солдаты Зигмунда остались на берегу. Но если королевская охрана была готова умереть за то, чтобы их родина процветала, то какое дело до этого Ланрее? Дела не было. Поэтому и умирать она не планировала. Она выполнила работу, которую заказал у неё представитель охраны, настало время нового договора.

Дорианцы вышли к берегу только тогда, когда лодка отплыла уже более чем на полкилометра. Каково же было удивление Кнероса, который лично вёл своё войско, когда перед ним предстала лишь двенадцать солдат из охраны и один неизвестный ему экземпляр. Он не знал о том, что Ланрея — девушка. Из какой она страны — тоже. Из символики у неё был лишь шахматный орнамент, который ни о чём не говорил. О том, что она заодно с хинамирами и шаранами — тоже. Поэтому она интересовала его сейчас больше, чем что и кто-либо. Погоню он проиграл. Впервые за долгое время его тактика не принесла успех в битве. Да, город он взял. Но задачу не выполнил. И если он вернётся к императору с пустыми руками, то его ждут неприятности. Внимательно приглядевшись к персоне, стоящей перед ним, он всё-таки выявил по выступающему бюсту, что это представительница прекрасного пола. Экипировка Ланреи его удивила — впервые перед ним стояла девушка, владеющая стилем боя на двух одноручных мечах.

— На чьей ты стороне, девка? За кого воюют твои мечи? — издевательским голосом задал вопросы Кнерос, но ответа он не получил. — Я с тобой разговариваю! Отвечай, иначе прикажу тебя убить, как и всех тех, кто стоит за твоей спиной!

Ланрея молчала, пристальным взглядом рассматривая Кнероса, его мимику, изменение поведения. Её забавляло, как он терял терпение. Наконец, она ответила на очередной его возглас.

— Мне противно говорить на вашем дурном языке, Derthayne, — произнесла Ланрея с акцентом, но не теряя при этом высокомерного посыла, обращаясь к дорианцу.

— Хорошее у тебя чувство юмора! — брюзжащий тон Кнероса сменился на смех. — Откуда ты? Впервые слышу такой акцент.

— Я — наёмница. Я ниоткуда. Это не государственный, не национальный, не относящийся ни к одной категории языков из известных этому миру. Это мой. Собственный. Другой.

— Нехило, нехило. Так что ж мне делать с тобой, владелицей другого языка? Пустить, как и всех, под одну гребёнку?

— Мы можем договориться. Я наёмница. Меня тебе убивать не обязательно. На остальных мне плевать.

— Ты только что помогла моим врагам. Нелегко заключить договорённость с таким персонажем, как ты. К тому же, мне нужна хоть какая-то важная голова сегодня. Ты не знаешь, куда поплыли дипломаты. Тебе этого не говорили. Поэтому договор с тобой — штука бессмысленная. Но, может, выторгуешь что-нибудь. В схватке со мной.

— Уверен?

— Доставай свои мечи, манда! Сначала я убью тебя, а потом развлекусь с твоим телом, пока оно тёплое!

Последние слова Кнероса не произвели на Ланрею никакого впечатления. Спокойно вытащив мечи из ножен, она встала в стойку — сделала выпад на левую ногу, как бы готовясь к прыжку, мечи взяла не в одинаковое, а разное положение. Лезвие меча в левой руке было направлено к земле, в правой — поперёк телу. Кнерос не двигался. Встал в оборонительную стойку, готовясь к атаке наёмницы. Он знал, что она нападёт первая. Подняв меч на уровень лица, он прислонил гарду к нему, а острие лезвия направил в сторону Ланреи. Наёмница ловким движением подскочила, правым мечом разрубая перед собой воздух, чуть не коснувшись Кнероса. Выйдя из стадии полёта, она проскользила на правом наколеннике и колющим движением левого меча, меньшим по размеру, всадила лезвие в чашечку Кнероса и, тут уже уйдя в кувырок, вернулась в исходное положение. Кнерос шипел от пронзившей его боли, но отступать не стал. Сделав резкий выпад, он провёл безуспешную атаку по области, потом, заставив Ланрею уклониться от колющего удара, сделал ещё один выпад, схватив левой рукой наёмницу за плечо и ударив коленом в живот, повалив тем самым её на землю. С замахом ударив по позиции Ланреи, Кнерос промахнулся, ибо та перекатилась в сторону и уже встала на ноги.

— Недурная ловкость для того здоровяка, как ты, — с уважением подметила наёмница, сверкая своими зелёными глазами из-под лицевой пластины. — Но пора заканчивать.

Разбежавшись, Ланрея в прыжке ударила сначала правым, затем левым мечом по лезвию Кнероса. Затем, ни на секунду не останавливаясь, с большим усилием произвела атаку левым. Наконец, открыв легата для проведения удара, тут же колющим движением нацелилась правым мечом в сторону лица Кнероса. Мгновение. Брызнула кровь. Глубокий порез на лице Кнероса, заканчивающийся отрубленной частью уха. Легат схватился левой рукой за лицо, его глаза принялись метаться, а кровь сочилась из раны. Наёмница, снова отступившая и стоявшая уже в нескольких шагах от соперника, вынула из-за спины кинжал и кинула его в сторону Кнероса, целясь в левую ногу.

— Tohri Kadella! — прокричала она, начиная разбег, предварительно повалив легата на колени путём соприкосновения кинжала и голени.

Последнее, что увидел легат перед тем, как потерять сознание — несущаяся в сторону его лица рука, заключённая в шипованную перчатку.