Молчаливый дом

Смерть не покажется вам такой страшной,

если вы представите ее в виде доброй старушки

со старой деревенской косой. А ведь она такая и есть,

она лишь срезает засохшие колосья, при этом давая жизнь другим.

«Вечность в маленькой комнате. Рундл ин ринас»

«Писателю потому трудно быть писателем, что надо быть и читателем

тоже. А ведь люди, которые умеют делать два дела

одновременно, не часто рождаются»

Крит Дарен

***********

Я купил этот дом, когда еще был молодым. На восемнадцатилетние мне достались кое какие средства от родителей, да и квартира от бабушки в центре города. Я попробовал в ней пожить, но меня хватило только на полгода, шумная обстановка, угнетающая атмосфера. Мне все это не понравилось сразу, хотелось тишины и спокойствия, хотелось иметь свой собственный, пускай и маленький, участок.

И вот я начал поиски дома своей мечты. Я побывал во многих местах, узнал о ценах и о семьях, живших в этих местах ранее и о тех, кто живет сейчас. Ну и, в конце концов, остановился на коттедже, недалеко от города. Пустующие улицы, хороший вид из окон, тихие соседи. Хозяева давно уже его покинули, они либо уехали, либо еще что то, оставив свое имение в потрепанном виде. И все же этот дом понравился мне с первого взгляда, в нем была какая-то своя атмосфера. Он стал моим личным замком. В нем я мог скрыться от всего: от проблем, от людей, от самого себя. Я полюбил его, как полюбил своих друзей, когда был еще молодым и друзья казались чем-то вечным, каким-то защитным оберегом. Он стал моим приятелем. Я следил за его обстановкой, убирался и наводил чистоту, а он следил за мной, делал так, что бы мне не было одиноко одному, оставлял мне старые книги в разных местах, иногда захватывающие, иногда просто интересные. Мы слушали рассказы друг друга не один день, он то, что со мной происходи, я то, что с ним происходило раньше, слушал его тишину. Я пропитался им так же, как он пропитался мной.

С покупки не многое изменилось, отношение друг к другу у нас осталось прежним. Я узнал его лучше, а он меня. Я вернул его к жизни, практически перестроил его на столько, на сколько у меня хватило сил. Заменил старые обои, поменял потрепанный пол, побелил потолок, полностью изменил ванную и вынес не малое количество мусора и грязи. Дом засверкал по-новому.

Мы стали еще старше, мне исполнилось тридцать шесть, ему само собой намного больше. Мы отпраздновали не один юбилей и много других праздников. Я окончательно устроился в жизни. Меня приняли на работу в одну газету, я нашел жену, правда потом с ней развелся, но у нас родилась прекрасная дочь, с которой мы не ссоримся и всегда на связи. Казалось бы, что уже ничего не изменится. Все хорошо и так и останется. Но, увы. Не в моем случае.

И, в один из самых обычных дней, я начал замечать, что меня кто-то преследует. Сначала я не оборачивался и не придавал этому значения, мало ли кто это и, может быть, мне вообще все кажется. Я любитель придумывать то, чего нет. Но потом я ясно увидел, что это одна и та же личность. Высокий подбородок, рост под сто семьдесят, серый плащ, черные туфли, небольшая борода и усы. Он не прятался, давал себя обнаружить в течение месяца, потом уже в наглую стал ходить по моим пятам, когда я отправлялся на работу и с работы домой. Иногда я даже видел его из окна, когда он стоял под фонарным столбом и следил за моим домом. И тогда я обратился в охранное агентство, рассказал, что со мной происходит, что за мной следят и, что я не хотел бы оказаться прирезанным дома. С тех пор он ненадолго отстал, и я успокоился, продолжил жить. Но это была моя роковая ошибка. Попытаюсь вам объяснить. Я Крит Дарен и это моя история.

***********

Будильник заработал как всегда не вовремя. «И-и-и, у-у-у. И-и-и, у-у-у», — мелодия, которая заставляет вскочить ни свет, ни заря, мелодия, которая медленно сводит с ума. Откидываешь одеяло, вырубаешь электронику, потягиваешься — все как всегда. Спальня у меня маленькая, в ней помещается только кровать да тумбочка. Я сам такую захотел, два окна и дверь, что еще может быть нужно. Встаешь, еще раз потягиваешься, зеваешь, разглядываешь комнату. Вроде все на месте: картина весит как надо (опушка леса при восходе солнца), да и решетки на окнах не перекошены. Что? Какие еще решетки? Надо же, не выспался — показалось. Так, что там надо было сделать сегодня. Ага, хотел почитать ту книгу, ну ту, что нашел за стеллажом с остальными произведениями. Как раз разведу свой камин, сяду по удобнее, не зря же отпуск дали, надо отдохнуть по-человечески. Что там еще? Ах да, проверить почту, позвонить в службу охраны, в последнее время все больше, кажется, что кто-то следит, наверное, бред.… Но все же.

Начнем с почты и кружечки кофе, я выпиваю его по утрам с каким-нибудь леденцом, а после само собой чищу зубы. Скажете, что я какой-то странный, да нет, просто в некоторых вещах я люблю постоянство. Импульсивность, это хорошо, но, все же, должно быть что-то, что будет вас удерживать, что-то, что напомнит вам о вашем доме, и о том кто вы есть на самом деле. В этом мне и помогает капучино, лимонный леденец и мятная зубная паста. Для кофе у меня есть кофейный автомат, поэтому я не трачу на него много времени. Нужно только пройтись до кухни и включить автомат в сеть. Кухня у меня, в отличие от спальни, огромная, но она же является и гостиной. Встаешь, открываешь дверь, и тут же оказываешься в большом, просторном помещении. Оно все залито светом, в нем белые обои, плазма в пол стены, стулья, столы, диван посередине, напротив телевизора. Я не завтракаю, только пью кофе, потом в обед съем что-нибудь сытное, а в вечер набью желудок чем-нибудь пополезней и лягу спать.

Для того что бы прочитать почту нужно пройти до входа в дом. Для этого нужно выйти на длинный коридор, ведущий через все комнаты, их у меня много, в некоторые я вообще не захожу, так как не использую. Почту мне опускают в дверной проем еще раньше, чем я просыпаюсь, поэтому, она уже давно ждет меня на полу. Писем не много, одно от друзей с работы, другое от начальника, третье от родных, два письма пришло из налоговой и одно какое-то странное, красное, с черной надписью: «Для Фреда». Фред, это мое имя, значит лично мне, интересно от кого. Несу письма обратно в гостиную. Я разбираю их там, за столом. Друзья пишут, что скучают и что все как всегда. Начальник спрашивает, как отдыхается и когда буду готов вернуться на работу. Родные узнают как дела, ну и налоги налогами. Так, красное письмо, распечатываю, читаю: «Здравствуйте Фред, вы меня еще не знаете, хотя мы много раз виделись на улице. Но я знаю о вас все. Фред, я знаю, что вам скучно, что вы ведете жалкое существование. И я так же знаю что у вас много денег, Фред. Я знаю, что вы набили не малое состояние за свою жизнь. И скоро мы с вами встретимся. Вы вероятно заметили, что я за вами слежу, это потому что вы мне нужны, Фред, мне нужно очень многое от вас, вы слишком долго экономили, и пришло время у вас все отнять. Но просто так я этого сделать не смогу, мне придется покончить с вами Фред, и я делаю это в данный момент. Наверняка вы только сейчас заметили новое окно в гостиной, старое я пробил, когда закидывал в ваш дом отравляющий газ, ваш мозг медленно умирает Фред, это будет страшная смерть со страшными галлюцинациями. Ничего личного Фред, просто бизнес».

«Ощущение, когда кровь стынет в венах», — я много раз читал про это в книгах, слышал об этом в разных фильмах, но никогда не испытывал на себе. До этого дня. Это когда сердце колотится быстрее, чем думает ваш мозг. Это, когда в один миг ты понимаешь все, что с тобой произошло и от этого твой мозг просто вскипает! Слишком много фактов. И все эти факты против тебя. Откуда те, выплывшие на долю секунды, решетки в спальне? Откуда те прыгающие лица на картинах? Надо быстро выбираться из этого чертового дома, кричать, звать на помощь, надо бежать к выходу, соседи же должны тебя услышать. И вот, в тот момент, когда вы на гране срыва, когда жижа в голове окончательно вскипает, что бы окончательно не свихнуться, вы просто теряете сознание. Ведь обморок это обычное дело, потерял сознание и вроде как собрался, расслабился. Голова ведь должно отдохнуть от этой каторги. Но, увы, не в этой ситуации. Не, когда тело двигается отдельно от мозга. И не, когда ты вырубаешься в одном месте, а приходишь в себя в другом. Например, в уютном кресле у камина, с той самой книгой, которую хотел прочитать утром. Ты думаешь, что все это было сном, диким ужасным сном, фантазией, пришедшей на ум, и успокаиваешься.

И вот именно так ужас, наделенный неведомой силой мысли, хватает тебя за горло, сжимает что есть мочи и не отпускает. И он уже никогда тебя не отпустит, ведь как говорится — пусти богу кровь и люди усомнятся в нем. И он пускает тебя кровь, а, ведь, до этого ты был для него богом! И, теперь, он будет играть с тобой в коварные игры всю жизнь, запутает тебя окончательно и загонит в тупик. Ты, будто, сам этого хочешь. Думаешь, ведь так не будет скучно, так ты, вроде, такой же, как и все. И ты лишаешься сил, а книга начинает давить на тебя, ведь она намного сильнее. Ей сотни лет, она не боится терять, не боится отдавать. И ее вес придавит тебя на столько, что ты не сможешь ее поднять. Ты будешь похоронен заживо.

И, вдруг, словно молния ударяет в камин, пробегает по нему, затем по длинному персидскому ковру к твоим ногам и влетает тебе в голову, секундная, но настолько мучительная боль. И ты не понимаешь — за что? А через мгновение ты уже не понимаешь — где? Кто? И это не длится долго, раз, два, три, и ты снова в спальне, день начинается сначала.

Будильник заработал не вовремя: «И-и-и, у-у-у. И-и-и, у-у-у». Не вовремя для того, что бы проснуться у себя в спальне и почувствовать кровать, полную мочи. А первую секунду хочется побыстрее вскочить, убрать простынь подальше, так что бы никто не видел. Но почему-то не хочется вставать. Хочется полежать еще, собраться с силами. И ты снова делаешь эту попытку отдернуть одеяло, это же так тошно, так неестественно для мужчины, которому за тридцать. Но сил опять не хватает, да и в голове какой-то туман. Нету никакой ясности, только какие-то бредовые мысли. Хочется унестись куда-нибудь подальше, куда-нибудь в детство, туда, где ничегошеньки не беспокоило, туда, где была беззаботная, полная приключений жизнь. Но и туда врываются какие то странные ведения, хоть ты и почти погрузился — ты уже мечтаешь.

Помню, бежал по лесу, а лес был какой-то странный, страшный какой то. То ухали совы, то начнет выть стая волков. И лес такой густой, как трясина, все завлекал на единственную тропинку в чащу, в самый центр. А назад было нельзя, помню, кто-то гнался, кто-то маленький, но очень страшный. А впереди поляна, чувствуется, что на нее долго не ступала нога человека, а вот следов от лап полным полно, одни большие, другие поменьше. И хижина посередине, старая, косая, как будто дед с палкой. Смотрю, а это и в правду дед, стоит на поляне и манит меня, подойди мол, а я тебе вкусненькое дам, и руку с конфетой тянет. А я бы и так подошел, с ним хоть и не так страшно, не так одиноко, он, поди, старый, лес этот знает, как свои пять пальцев, может и выведет из него.

А потом ты окончательно приходишь в себя, простыня уже высохла, за окном вечер. Кое-как ты встаешь, накидываешь на себя какое-то тряпье, а голова все равно как в тумане. Руки невольно тянутся назад, сцепляются в замок и вот, ты уже не можешь их расцепить. Но тебя это не заботит, ты уже понимаешь, что сейчас все вокруг сильнее тебя, даже твои собственные руки. Бредешь на кухню, что бы хоть как то прийти в себя путем заварки своего любимого кофе, рассасываешь леденец и, вроде становится легче, спокойнее. Но это ненадолго, ведь со спокойствием приходят и воспоминания. И вот твои глаза округляются, и ты вспоминаешь все, и страшное письмо и боль, страх, отчаяние. Вспоминаешь, что нужно делать, что нужно звать на помощь. И ты бредешь к входной двери, в поисках защиты. Медленно, шаг за шагом, почти ковыляя, рассматривая гогочущие картины, одни лица в них смотрят на тебя пустым тупым взглядом, а другие наоборот любящим нежным. Это та самая картина, что весит над кофейным прибором, твоя любимая, когда увидел ее первый раз на аукционе, то сразу влюбился. И таких же как ты было много, ты отбивал ее с боем и, в конце концов, выиграл сражение. От сюда, с коридора, ее так же хорошо видно, как и все остальные. Ведь она гораздо больше и от нее исходят, проницающие все, яркие лучи. Останавливаешься на мгновение, а потом вспоминаешь, зачем шел и бредешь дальше, в тебе будто просыпаются силы, ноги идут все быстрее, правда руки еще подводят, не хотят расцепляться, ну и пусть, они тебе сейчас не нужны. Но ты не успеваешь подойти к двери, дернуть за ручку, ну или просто крикнуть посильнее, как дверь открывается сама, а на пороге твоя дочь. Такая же, какой ты ее помнишь: кудрявая, со светлыми волосами, стройная, с прекрасными глазами. Наверное, приехала от родителей, соскучилась и приехала, что бы спасти тебя.

— Пап? Пап! Привет, дурно выглядишь, хуже, чем всегда, что-то случилось?

И ты рассказываешь ей все, хоть и не хочешь пугать, в самых мелких подробностях, даже про лес, про дружелюбного лесничего, говоришь ей, что надо убираться побыстрее. А она только смотрит на тебя и ее глаза наполняются скорбью.

— Пап! Ты чего говоришь такое, никто тебя не преследует, тебе, возможно, приснился дурной сон, тебе нужно отдохнуть.

Но ты не можешь сейчас отдыхать, в доме газ! И он постепенно заражает и твою дочь тоже, наверное, она уже во власти него, надо спасать ее, выводить из этого дурдома, надо вскочить, схватить ее, поволочь к двери. Но тело тебя опять подводит, и ты скашиваешься, падаешь на колени. Ну, ничего, дочка все поймет, дверь открыта, она его спасет, она сильная.

— Фред? Вы пришли в себя? Я вижу, вы себя плохо чувствуете, Фред. Ну, ничего, это все скоро закончится. Скоро вы окажетесь там, где вас никто не побеспокоит. Вам нужно только помочь нам. Фред, вы слышите? Мы на вашей стороне, мы все хотим одного, хотим, что бы вам стало лучше, что бы вы избавились от страха. И ваша дочь, ваша жена. Простите, бывшая жена, они все этого хотят, и они встретят вас там, через десять, может быть двадцать лет, но встретят. И ваша семья воссоединится, а это ведь то, что вы хотите Фред. Мы знаем это, мы все о вас знаем. Вам же надоело это однообразие, одно и то же изо дня в день, кофе по утрам, леденец, который надоел бы уже всем на свете, зубная паста. Мы знаем, что вам тут плохо, и мы всего лишь хотим вас спасти, так помогите же нам Фред! Помогите нам, черт возьми!

И ты опять просыпаешься, возможно, уже тысячный раз на дню, с головной болью, с ломотой в теле, ничего, главное ты жив. Не все так плохо или все-таки так. Ты ведь слышал этот голос, слышал, что он тебе говорил. Этот мелодичный, похожий на сонату, голос. Тебе надо лишь помочь им. Нет! Слышишь ты? Я сказал нет, возьми себя в руки, взбодрись, открой глаза, это все газ, тебе всего лишь надо выбраться из этого чертового дома. Но когда веки разлипаются, становится еще хуже, сначала яркий свет слепит так, что хочется закричать, а потом она. Та девушка с картины, сидит перед тобой в кресле, в твоем кресле, самом любимом. Пытаешься оглядеться, но не узнаешь ничего кроме паутины, наверное, ты в одной из комнат, которых не посещаешь. Хочешь вскочить, но уже не можешь, она тобой завладела, ее красота прижимает тебя к стулу, на котором ты сидишь. Она чудо — длинные черные волосы опускаются ниже груди, широкие скулы, кожа на лице, отражающая свет так, что кажется, будто она сверкает, и глаза, проникающие глубоко в тебя. От нее невозможно оторвать взгляда, ты влюбляешься просто в картинку, пока она еще и ничего не сказала, ты уже любишь ее силуэт.

— Значит, вы не хотите по-хорошему, Фред. Прекрасно, значит, будет, по-вашему. Вы хотите страдать дальше, ладно, нет проблем, Фред. Мы сделали все что могли, что бы вас исправить, и сделаем это опять, вы от нас не скроетесь нигде, ни в одном уголке этого дома и мы будем ходить за вами по пятам. То, что было раньше, покажется вам раем. Послушайте, Фред, ведь вам ничего не стоит, вам нужно только расслабиться и дать нам шанс помочь вам. Мы ведь хотим вам добра. Послушайте, я ведь вам нравлюсь? И вы мне нравитесь, Фред, но вы не идете на контакт, так не пойдет, расслабьтесь и дайте нам вас спасти.

***********