Анна

1.«На берегу»

Вечером летнего дня, когда на улице уже смеркалось, сверчки начали свой ансамбль, в воздухе еле чувствовался запах дыма, а на небе одна за другой загорались звезды — деревенский люд уже ложился на заслуженный отдых перед новым рабочим днём. На окраине деревни стоял ничем не приметный дом бондаря и его сына Микиты. Единственное, что отличало этот дом от других — его более худое состояние. Уже как второй год у бондаря не ладится с работой и он вынужден уезжать в Восточную Сибирь работать шахтером в надежде накопить денег, чтобы снова заняться своим ремеслом и отправить сына выучиться на врача, так как жена его умерла по той причине, что в селе не оказалось ни одного доктора, и никто не смог вовремя помочь ей. Микита — единственное, что у него осталось в этом, по его мнению, бескрасочном мире.

На дубовой кровати в своей комнате лежал сын бондаря, беспечно смотря в потолок. Микита-парень лет шестнадцати от роду, ростом выше среднего.

В открытое окно задувал свежий летний ветер, частично обдувая его неподвижное тело.

Неожиданно для него в доме послышались знакомые шаги. Приятная дрожь пробежала по телу от мысли, что кто-то решил проведать его. Дверь отворилась, и в комнату уверенно вошёл Данила, давний приятель Микиты, с которым он был знаком с самого раннего детства.

— Батя-то в отъезде снова? — едва зайдя в комнату спросил Данила.

— Да, всё зарабатывает, хочет меня учиться отправить, говорит — без знаний никуда...

— Я собственно, чего пришёл-то — остановил его Данила — пойдёшь со мной к лесу? Там сегодня полно дивчин. Костры жгут, говорят обряды свои проводят, но я-то знаю, что это всё для того, чтобы молодых парней завлечь. Им же, знаешь, ничего больше и не нужно, только бы повеселилась душа.

— А что же за обряды такие? — удивился Микита.

— Да бог их знает, придумают себе праздники в голове и бегают вокруг да около костра, пока волосы не обожгут.

— Праздники? — удивился больше прежнего Микита. Он уже был готов идти туда, но больно сильно хотел, чтобы его ещё совсем немного поуговаривали.

— Слушай, не хочешь идти, я и без тебя пойду. — С недовольной гримасой на лице сказал Данила, всем видом показывая, что вот-вот уйдёт.

— Да постой же. Почему не хочу сразу? Сейчас накину на себя что-нибудь и пойдём.

— На улице жду тебя! — Крикнул Данила и выскочил из комнаты, дабы избежать лишних бесед, которые, как ему казалось, могут затянуть сборы.

Выходя на улицу, Микита увидел сидящего на лавке Данилу, нервно пристукивавшего ногой об землю в предвкушении вечера.

— Ну, пойдём скорей! — Вмиг подскочил Данила, увидев своего приятеля.

— Постой, как-то нехорошо мне. Невесело мне там будет, буду портить всё своей недовольной миной, как в воду гляжу.

Данила рухнул всем телом на лавку и печальным голосом произнёс:

— Да чтоб тебя, что ты заладил Микита, вечно с тобой так. Ну, рассказывай, что случилось?

— Так в том-то и дело, что ничего не случилось. Мне невесело становится на всех этих песнях и плясках, я, знаешь, делаю вид, что веселюсь, но вот внутри меня этакое мрачное происходит.

— Может тебе к врачу нужно обратиться? Как-то один умный человек из города сказал, будто у людей всех возрастов бывает: каких-либо витаминов не хватает, и им всё не так кажется.

— Право, может оно и так, да вот только у меня чувство появилось, будто должен встретить кого-то. Идёшь, бывает, и как будто вот-вот встречу её.

— Её? — прошептал Данила, пытаясь понять смысл его слов, уже и забыв куда он собирался.

— Да, очень давно сон мне приснился: сижу я на берегу реки, и из воды вышла девушка. Вся в белом одеянии, с светлыми волосами и идёт ко мне. Когда я спросил: «Как тебя зовут?», она ответила: «Анна.» И не Аня, как обычно, знаешь, говорят, а Анна. А голос её такой нежный, как знакомый что-ли… Только вот Анны я никакой не знаю и лицо её, черт меня подери, никак не могу вспомнить, похоже чем-то на мать мою покойную. Больше никогда не приходила она во сне, а забыть не могу, хоть сон уж как несколько лет назад этот видел. Вот теперь хожу ночью на берег один...

— Один? Ночью? — перебил его Данила. — Тебе точно к врачу нужно или в церковь к попам. Может бесы на тебя глаз положили, вот и хотят со свету сжить.

— Да не верю я в этих твоих бесов, — вздыхая сказал Микита, уже пожалевший, что рассказал эту историю Даниле, потому как совсем других слов хотел услышать он от него.

— Так что иди без меня, — продолжал он.

— Ну, как знаешь, Микит, — неожиданно вспомнил Данила, куда он собирался этим вечером. — Бывай! — хлопнув по плечу, он торопливо ушёл.

Долго ещё сидел Микита возле дома, чувствуя запах костров и размышляя о том, кого он должен встретить и, если Данила его друг, то что он должен был сказать, видя его грусть. Мысль сходить к доктору посещала его всё чаще.

Какое-то время спустя появилось уже знакомое желание пойти на берег реки. Он тут же встал и пошёл туда в надежде найти ответы на свои вопросы. Хоть река находилась совсем рядом, шёл он туда едва не бегом, будто вот-вот должно что-то случится. Неподвластное чувство тянуло его туда.

У берега вдали виднелись костры, доносился смех девушек и радостные крики знакомых ему голосов.

Присев на берег, Микита думал, где ему хотелось бы находится больше всего: здесь на берегу в компании лягушек и своих дум или в веселой компании местных девушек. Вечер на берегу был такой же, как и предыдущий. Ничего не происходило, и Микита чувствовал желание вернуться назад, домой. И не мог он понять, почему каждый раз, когда он торопливо шёл к берегу, едва дойдя до него, он уже хотел бежать со всех ног домой, а когда приходил домой — появлялось желание вернуться на берег.

Наступала ночь, веселье вдали никак не стихало и Микита, полный душевной тоски, решил идти домой и постараться уснуть. По дороге домой еле слышный смех обжигал его грудь, и сердце начинало биться сильнее от мысли, что он не может веселиться.

— Нужно идти быстрее, — подумал Микита.

Скоро придя домой, он лёг на кровать в надежде уснуть, но чуть уловимый запах костров учащал его пульс. Так он пролежал до самого утра, когда деревенские мужи уже вовсю занимались делами по хозяйству.

Шли дни, за ними проходили недели, которые были похожи друг на друга. Микита ходил ночами на берег, в надежде там кого-то встретить, никого там не найдя, он, сломя голову, бежал домой, будто там что-то горит и до утра лежал на кровати. Жизнь проходила рядом с ним, не касаясь и не тревожа его. В один лишь вечер, уходя, он прошептал: — Дьявол, забери мою душу, но позволь мне встретить Анну, — плюнул и поспешил домой.

2. «Ещё пару недель»

— А почему ты тут, Александр Егорыч? Что же такое заставило тебя сюда снова приехать? Ведь не от хорошей жизни сюда люди приезжают.

— Так сложилось, Кузьма, а вот хорошая жизнь — это понятие совсем не точное и неопределенное. Там где одному плохо, другому счастье будет.

— Складно говоришь, Александр Егорыч, у тебя, говорят, даже дом какой-никакой есть, не то, что я беспризорник, да и волосы твои — через один седой, и тебе уж как шестой десяток пошёл, не иначе. Видать, всяко ты свою жизнь хорошей не считаешь. — сказал Кузьма, пытаясь узнать истинную причину нахождения здесь старика с бледной кожей.

— На, держи, Кузьма, мою пайку, у меня совсем аппетит пропал. Ты молодой, тело смотри какое крепкое, нужно тебе больше брюхо набивать, а у молодых аппетит всегда великий, — и протянул руку с куском пшеничного хлеба.

— Всё! Конец обеда, давай подъём, за работу! — закричал высокий крепкий человек грубым голосом.

Все работяги, сидевшие вокруг ближайших деревьев, зашевелились. На лица их тут же пропадала безмятежная улыбка, разговоры прекратились и все начали надевать свою грязную залатанную одежду, мысленно готовясь к тяжелому труду.

Наступила тишина. В безоблачном синем небе, над отвесными скалами парил ястреб, который казался олицетворением свободы пред человеческой суетой. Каждый хотел успеть насладиться последним мгновением отдыха и величественными красотами вершин, и дремучих лесов вокруг шахты. Мгновения спокойствия и пение птиц сменили удары молотков и крики: «И-и раз, и-и два!», пыль поднялась, работа закипела. Пот валил градом с чёрных от грязи мускулистых тел. Каждый из них был частицей в огромном механизме. Казалось, этот день будет тянутся вечно, особенно тяжело было думать о семье, которая была так далеко от многих из них.

Четверо мужчин вынесли из шахты безжизненное окровавленное тело, раздавленное очередным обвалом горных пород. Смерть в шахте тут была обычным делом, она сулила лишь увеличение работы на плечи оставшихся в живых. Огромный механизм ни на мгновение не прервал своего движения.

Вечерний колокол был как глоток свежего воздуха, он означал, что самое тяжелое уже позади и теперь их ждёт долгожданный отдых. Все работяги разбрелись кто-куда: под деревья, навесы, ущелья скал. В надежде скоро лечь отдыхать перед новым трудным днём. Но и ночь, и крепкий сон не давали достаточно отдыха, а утренний колокол был словно проклятье для всех тех, кто его слышал. И вот, несколько десятков мужей уже идут, нехотя передвигая ноги, в свой бескрайний день.

— Продержаться бы до полудня, братцы! А там и бог поможет, — крикнул кто-то из толпы. Вновь поднялся шум и продолжался до обедни.

— Ну всё, шабаш! — раздался грубый голос, это означало, что можно перевести дух и снова мысленно полетать в облаках.

Под одним из деревьев в одиночестве сидел старик.

— Александр Егорыч, позволь присесть к тебе? — спросил подошедший юноша.

— А, Кузьма! Опять ты, что ж, присядь, коль пришёл, — улыбнулся старик.

— Эх, горе вчера случилось. Ещё одного бедолагу смерть схватила своими лапами проклятыми, а у него ведь и жена и дочь есть, несправедливо как-то, бедняга последние секунды только о семье и молвил, а как же жить они теперь будут без него. — сказал Кузьма.

— Да ведь это от того, что второй звоночек не послушал. Предупреждал его дважды: ни то бог, ни то дьявол. — сказал старик, перекрестившись.

— А что за звонки такие, Александр Егорыч?

— Молод ты, Кузьма, не знаешь, что всякое дело начав, если оказался раз от смерти-продолжай, второй-бросай дело и беги со всех ног от него. Ведь на третий от неё уже не ускользнёшь. Вот и татарина того, уж как два раза засыпало, дважды по лезвию ходил он, говорили старики ему бросай дело, не послушал татарин, а и где теперь он...

— Ну, жизнь она штука такая, и сам не знаешь, когда может закончиться, — вздыхая сказал Кузьма.

— А ведь, Кузьма, ты прав! Жизнь она и вправду может закончится в любой момент, а в вместо того, чтобы с сыном быть, тут у черта на куличиках гроблюсь, в надежде заработать ещё...

— Так у тебя и сын есть? — удивился Кузьма.

— Да, есть. Вот-вот ещё совсем немного денег соберу, отправлю отпрыска своего учиться, да делом своим займусь: буду дальше бочки мастерить, ох и заживем мы тогда с сыном, немного осталось.

— Пару недель осталось Егорыч, пару недель.

— Эх, Кузьма, не понять тебе горя старика. Я только за последние дни точно понял, что не правильно это — жить мечтами. Жизнь она то, что есть сейчас, и не существует «будет» и «было», только здесь и сейчас бытие, остальное это «фарс». В молодости всегда думал, будто жизнь она никогда не закончится, а с годами понимаешь, что жизнь, это уже пройденный путь и хочу я этот оставшийся путь пройти вместе с сыном.

— Егорыч, пару недель всего, пару недель и поедешь к сыну своему. — продолжал подбадривать Кузьма старика.

Раздался колокол...

3. «Вечер четверга»

В один из дней Микита проснулся после полудня и отправился к Даниле, ведь с тех пор, как он посещал его, прошли недели, хоть жили они недалёко друг от друга. Всю дорогу думал Микита, спрашивать ли про тот вечер костров или нет.

Подойдя к дому он встретил Данилу, сидящего рядом на пне.

— О, Микита! — крикнул радостно Данила, только заметив его. — А я всё думал, когда же мы свидимся, мои батька с мамкой уехали в город на несколько недель, а то и месяц, и нарекли за хозяйством смотреть.

— Здравствуй, друг! — воскликнул Микита, глаза его блестели и, казалось, вся тоска пропала, будто и не было, когда ему стала понятна причина столь долгой разлуки. Данила был тоже рад видеть своего товарища.

Всю следующую неделю они провели дома у Данилы. Поскольку своих дел по хозяйству у Микиты не было — он помогал товарищу. Они славно трудились, ходили на рыбалку и болтали за чаркой водки обо всём подряд. Микита рассказывал о своих ночных кошмарах. Но в одну ночь, с четверга на пятницу, не стал напиваться Микита и решил таки добраться до своего дома.

На небе святила полная луна, освещая ему путь домой. Микита неспешна брёл по улицам и улыбался, вспоминая прошедшую неделю. Как вдруг, что-то заставило его остановится и вздрогнуть. Невольно он сказал: «Черт возьми.» Справа на дороге сидела чёрная кошка, еле заметная даже при такой светлой ночи. Только подумал Микита о том, что кошка может перебежать ему дорогу, как она вдруг оказалась на другой стороне.

— Точно ведьма, — подумал Микита, и сгусток шерсти тут же пропал. Микита насторожился, но не подав виду страха перед самим собой, отправился дальше. Пройдя пару домов, повернув направо, за его спиной раздался громкий смех, словно сам дьявол усмехается над ним, смех этот был ужасен и страшен настолько, что Микита не поверил в его возможность существования, как такового. Повернувшись лицом в сторону звука, он прошептал: «Значит послышалось.» Едва повернувшись, снова раздался зловещий смех, казалось, громче прежнего. Микита побежал, что есть сил, так быстро он, казалось, не бегал никогда, и только его скорая усталость заставила сбавить темп. В своём забеге он вспомнил единственную молитву, которую он знал и повторял её раз за разом, иногда вскрикивая: «Сгинь нечистая сила, сгинь.» Пробежать оставалось последний поворот и десяток-другой домов прямо, разделявших его от дома. Перед поворотом на прямики Микита остановился, страх не давал ему туда пойти, и единственным решением казалось постучаться в какой бы то ни было дом и рассказать о случившемся. Вспомнив про доктора, мысль быстро улетучилась, её заменила мысль о возможных тумаках за стуки в дверь средь ночи. Он стоял, как вкопанный и мало понимал, как перебороть свой страх. В дали чуть показался силуэт, который неторопливо двигался в сторону последнего поворота. Микита решил дождаться доброго человека в надежде, что он повернёт вместе с ним. Он казался его единственным возможным спасением. Микита, не сводя глаз, наблюдал за силуэтом, который чудным образом исчез. Страх овладел всем телом от головы до самых кончиков пальцев ног. Все, что оставалось, это найти в себе мужество и решиться на этот непростой забег. В прочем, так Микита и сделал, собрав оставшиеся силы, сжал кулаки и, словно ветер, помчался в сторону своего дома. Шум поднимался со всех сторон, лай собак, визг свиней и завывание ветра превратились в единую мелодию ужаса. Оставшиеся несколько десятков метров казались бесконечностью, будто время остановилось, а он бежит на месте. Микита бежал изо всех сил и смотрел только прямо, не сводя глаз с очертаний своего дома. В конце концов путь был окончен. Всё позади. Вмиг он очутился на кровати за семью замками и заставленными окнами. Всю ночь Микита думал о произошедшем и уснул только услышав крики первых петухов. Проснувшись ближе к вечеру, даже не поевши, побежал к Даниле рассказать о его непростом пути и бесконечной ночи, однако крик: «Микита!» — заставил его остановиться. Под деревом возле дома старухи, промышлявшей торговлей водкой, сидел на земле худощавый седой мужчина с большим красным носом и загорелым от постоянных работ на поле летом. Это был Петро, местный любитель напитков, обжигающих горло, слоняющийся с места на место в поисках найти себе труд, за который могут вознаградить столь заветным напитком, чтобы вновь утолить свою жажду похмелья. Петро был рад своей жизни, когда не пил он славно трудился не покладая рук, но была у него этакая проблема, мог он запить на очень долгий срок и работу выполнять на отрез отказывался, и была у него даже жена, но дома он совсем не находился, а предпочитал скитаться по хатам своих «хозяев», но больше всех ему наливал бондарь и никогда худого слова ему не говорил, Петро в свою очередь всегда выполнял работу в срок и ни разу не подводил бондаря.

— Что же, это, батька-то не вернулся шахт-то? — хриплым голосом спросил Петро.

— Нет, не приехал. Может передать чего как приедет? — торопясь спросил Микита

— Да чего уж там, не нужно. А когда приедет-то?

Микита пытался вспомнить нынешнее число, но точно знал только, что на дворе июль.

— Петро, а какое сегодня число? — тут же Микита подумал о глупости своего вопроса, ибо тот, наверное, и месяца наверняка не помнит.

— Сегодня-то? — удивился старик. — Так пятница тринадцатое число, это точно знаю. Прошлой ночью-то нечисть выходила на улицу, скот пугала, ни один добрый человек в такую ночь носа не высунет.

Знакомая дрожь посетила Микиту. Картина в его голове приняла новые краски происходящего, нужно было все рассказать Даниле.

— Скоро! Скоро вернётся, в конце месяца должен, — убегая быстро проговорил Микита. Лишь сзади был слышен хриплый крик: «Так какого месяца-то?»

Добежав до Данилы, ещё не переведя дух, обрывками слов, в перемешку с тяжелыми вздохами, Микита поведал свой рассказ о минувшей ночи и встречи с Петро, который рассказал ему какой сегодня день.

— Да ты, Микит, перебрал видимо вчера, вот и привиделись чудеса тебе. — спокойно сказал Данила, подняв одну бровь.

— Перебрал? — с гневом возразил Микита. — Ты вообще в своём уме, я ведь не пил почти, а как смех услышал, так вмиг трезвее трезвого стал.

— Говорят, брат, нет уже на христианской земле чудес, да и пока сам не увидишь, не поверишь в это. — медленно протянул Данила.

Долго ещё Микита пытался убедить Данилу в обратном, но всё было тщетно, второй не желал, либо боялся верить в правдивость происходящего.

— А знаешь, может оно и правда, почудилось, у страха, сам знаешь, глаза велики. Пойду я, Данила, завтра зайду к тебе. Попрощавшись, отправился Микита бродить по округе и думая о том, что может оно и действительно было не взаправду, а привиделось, но грядущая ночь сеяла беспокойство в его душе.

— Пойду до берега, пока ещё совсем не стемнело, — подумал он.

Дойдя до берега, уже пропадали последние зорьки уходящего солнца, и тьма безмолвно окутывала всю округу. В привязанной рыбацкой лодке, сидела фигура похожая на человека в чём-то светлом, никак нельзя было рассмотреть, кто там сидит. Микита удивился гостю в его укромном местечке и во что бы то ни стало решил завязать диалог с незнакомцем. Подойдя ближе, он спросил: «Прошу прощения, а Вы тут случайно собачки не видели, вот такой?» — и прислонил руку к колену, это единственный вопрос, который казался ему уместным.

— Нету у тебя собачки Микита, чью же собачку ты ищешь? — произнёс нежный женский голос.

Микита побледнел, этот голос был до боли знаком ему, тело его остолбенело и он не мог произнести ни единого слова, страх парализовал его.

— А-а, ты, видно не узнаешь меня? — протяженно медленно продолжала незнакомка.

— Ан-на? — еле выдавил из себя Микита, казалось в горле его что-то застряло и резало его изнутри.

— Этого не может быть, я либо сплю, либо я и вправду умом тронулся.

— Может Микита, может, подойди же ко мне, — прошептала она.

Невольно Микита начал медленно приближаться к ней, луна частично осветила её лицо, она была такая как он и представлял её: высокая, с длинными шелковыми волосами, голубые глаза её горели неестественно ярко, божественная улыбка опьяняла его, и Микита не понимал сон ли это или явь.

— Почему ты вся в белом? И почему босиком?

Вдруг она наступила в воду и вода еле касалась её колен, она не переставала улыбаться.

— Пойдём со мной, Микита. Я всё расскажу, — говорила незнакомка тихим, нежным голосом.

Один за другим башмаки Микиты погрузились в воду, он не отводил от неё глаз, а она смеясь отходила все дальше от берега.

— Пойдём, пойдём, я всё расскажу тебе, — повторяла она, и, смеясь, протянула ему свою руку. Микита безмолвно начал поднимать свою и увеличивать шаг, вода уже была выше пояса. Взяв её за руку (рука оказалась холодная), и холод этот передался и ему.

— Кто же ты? — спросил Микита. — Ты похожа на мою маму, я плохо помню тебя, я ведь был совсем ребенком.

— Я? Как же ты не понял, — засмеялась девушка — Я, есмь смерть, — крикнула она, и из прекрасной девушки незнакомка начала превращаться в старуху. Нос её увеличился и сделался крюком, одеяния вмиг стали чёрными, глаза загорелись красным пламенем, и нежный смех молодой девушки сделался смехом старухи.

— Ты ведь меня и ждал все это время, почему ты не радуешься нашей встречи?

Микита не смог выдавить ни единого слова.

— Только вот беда в том, что не нужна твоя душа ни в мире мертвых, ни в мире живых, и потому обрекаю тебя на муки вечные, будешь ты слоняться по земле грешников, да только тени от тебя не будет, и никого узнать ты не сможешь, и душа твоя будет веки вечные искать покоя, да только не найдёт его.

Нога Микиты ступила в обрыв, и он погрузился в воду на миг с головой, вытащив голову на поверхность, хотел он закричать, да только потерял дар речи, ноги его были будто связаны, во все стороны Микита махал руками в надежде удержаться на плаву. Сильное течение уносило его все дальше и дальше от берега, чёрная вода попала в горло, кашель добавил ещё больше страха и паники, он изо всех сил пытался ухватится за жизнь, которая была на волоске от смерти. Чёрные, как смола тучи затянули небо, и луна скрылась за ними, всё погрузилось во мрак. Ноги были, как и прежде, неподвижны, вода снова и снова попадала в горло, а затем в лёгкие. Внутри все загоралось, и вода стала кипящей, обжигая его грудь. Раздался смех нежный и прекрасный в дуэте со страшным и ужасным.

На следующее утро тело Микиты нашли рыбаки, когда его прибило к кустам на отмели.

Через неделю поздней ночью приехал отец Микиты, безумно радостный, что наконец он смог заработать денег и теперь смогут они жить как раньше, испытывая все радости жизни. Подходя к дому эмоции переполняли его, наконец они смогут жить сейчас, а не думать о жизни в будущем. Отец зашёл домой, свет не горел, он крикнул: «Микита, Микита, сынок, просыпайся скорей, мы наконец с тобой заживем, как долго ждал я этого дня!» — слезы радости были на его глазах.

Не услышав ответа он зашёл в комнату к Микита, где обнаружил оборванный листок в котором было написано:

«Я думал, что во сне спасенье,

Что там смогу я отдохнуть.

Спастись от мрачного забвенья,

От мыслей жаждущих прощения,

От злобы, скуки, напряжения,

Но сны мои не лучше яви..

Явились люди в чёрном одеянии,

Хотели чтоб я дал ответ.

Ответ быть мог — вопроса нет.»

Бросил листок в сторону и побежал отец Микиты к соседу Агафону в надежде узнать, что же произошло в его отсутствие, сердце сжалось, горло пересохло, все было будто в тумане. Дойдя до двери, начал он стучать, что есть сил, чувствуя неладное. Агафон открыл и завидев отца Микита сказал: «Проходи, Егорыч… садись».

Рассказал Агафон все как было, как уснул сын его вечным сном.

— Не успел я… не успел… — прошептал старик, слезы горя заменили слезы радости, опустив глаза побрёл он домой. И хотел сосед оставить его у себя, да только и своих забот хватало у него. На утро решил Агафон проверить своего ночного гостя и нашёл в доме повешенным тело Егорыча.

Спустя много лет не вспоминают эту историю. Лишь рыбаки, возвращавшиеся с поздней рыбалки, в очередной раз рассказывают о юноше, сидящем на берегу.