А, Бэ, Це

— А Бэ Це?

Каримов подскакивает, смотрит на меня, как на психа:

— Вы сказали — А Бэ Це?

— Ну…

Смотрю на страницу, график как график, три координаты, А, В, С, что не так…

— Дайте-ка гляну… А вы ничего не замечаете?

— А что я должен заметить?

— А ничего, что везде в книгах встречается икс, игрек, зет, а здесь — А, Бэ, Це?

— Да какая разница, их хоть как можно обозначить, хоть икс, игрек, и И краткое…

Даже не улыбается. Это плохо, что даже не улыбается. Нет, это еще не плохо, плохо было бы, если бы он меня сейчас за дверь выставил за такие шуточки…

Рисую график, чувствую, ни хрена я не помню, ни хрена. Что учил, что не учил, это другие как-то за одну ночь выучить могут, у меня так не получается…

Каримов смотрит не на меня, а куда-то сквозь меня, вскакивает с места, показывает пальцем на мой график, хочет что-то сказать, не может, возмущается, клокочет, как индюк, кулды-кулды-кулды…

— Вы смотрите… вы смотрите-ка… опять икс-игрек-зэт пишете…

Вздрагиваю.

— Да, пожалуйста, как скажете, так и напишу.

— Нет, вы мне скажите, вы почему последние три буквы пишете?

— М-м-м…

— Вы мне вот что скажите… если есть последние три буквы… то остальные-то где?

Смотрю на график. Не понимаю.

— Куда я их дену… двадцать шесть измерений, что ли?

Каримов настораживается.

— Двадцать шесть измерений, говорите?

— Ну… по количеству букв…

— Молодец, браво. Зачетку давайте. Пять…

Думаю, с ума он сошел или как. Ладно, мне-то какое дело, не я же из ума выжил…

Хочу спросить, что делать.

Не спрашиваю.

Сам скажет.

Нет. Ничего не говорит, листает запыленные фолианты, как будто меня не замечает вовсе.

Осторожно покашливаю.

Каримов поворачивается ко мне.

— А они правда были.

— Кто был?

— Другие буквы… другие измерения…

Он показывает мне раскрытую книгу, смотрю на координаты D, E, F, вежливо киваю.

— А вы, значит, на практику?

— На неё.

— Ну, пойдемте… что вы так вырядились, как на парад, мы же землю копать будем…

Морщусь. Вот тебе и практика, думал, мы тут интегралы рисовать будем, а оно вот что, картошку копать поехали… ну-ну, правильно, без высшего образования и картошку копать низззя…

— Вы осторожнее… что вы как слон тут руками машете, повредите еще…

Хочу возразить, что у слона рук нет.

Не возражаю.

Осторожно ворошу землю вилами, осторожно подцепляю переплетение палок, это еще что за противотанковый ёж…

— Тише вы, поломаете!

Вздрагиваю. Хочу сказать, если так не доверяешь мне, так и не брал бы меня с собой…

— Осторожнее…

Каримов вытаскивает у меня из-под вил переплетение линий, костей…

— Вот оно…

— Это что?

— А вы сами посмотрите… вот они… измерения-то недостающие…

Каримов вертит передо мной переплетение линий, поворачивает то туда, то сюда, линии то исчезают, то появляются снова…

— Вот… одно, два, три, четыре, пять… шесть, семь…

— А, бэ, цэ, дэ?

— Не знаю насчет а-бэ-цэ-дэ… это в лаборатории посмотреть надо, какие именно линии…

— Сюда нельзя.

— А?

— Нельзя сюда, — повторяет полицейский.

Думаю, с ума я сошел, или как.

— Но… меня препод вызывал… с музеем помочь… паоле… паело… палеонтологическим. С этими… измерениями прошлыми…

— Убили препода вашего.

— К-кто убил?

— Вот и выясняем, кто. Был у него кто-то в гостях, чай пили… вот кто-то и отравил его чайком этим…

Смотрю через плечо полицейского, смотрю на полки, где должны быть скелеты координат, скелетов нет, ничего нет…

— Ну, давайте знакомиться, что ли… — человек с бескровным лицом протягивает мне руку, — Буритов моя фамилия.

— Очень приятно… — пытаюсь протянуть руку, рука не протягивается, да-а, здорово меня его молодчики отделали, — Владик. А… а можно вопрос?

— Да, пожалуйста.

— Это вы скелеты у препода сперли?

— Не спер. Уничтожил.

Вздрагиваю.

— Да вы…

Хочу сматериться, не матерюсь, с трудом подбираю слово:

— …с ума сошли. Это же уникальные экземпляры были…

— Молодой человек, у нас этих уникальных экземпляров как грязи. Хотите посмотреть?

— Хочу.

— Пойдемте. Встать-то можете? О-о-х, черт, я молодчикам своим бошки поотрываю, русским по белому сказал, сюда доставить, не бить, не колотить, они устроили…

— А я им тоже врезал.

— Ой, молодец… Ну пошли, посмотрим…

Смотрю на переплетение линий, вот они, мерцают, вращаются, то исчезают, то пропадают, то появляются снова…

Ахаю:

— Живые?

— А то какие же…

— Они же… вымерли.

— Кто вам такую ерунду сказал?

— Но…

— Никто не вымер, как были, так и есть…

— Тогда почему… — не договариваю.

— …почему в учебнике только три последние буковки? А вы сами как думаете?

— М-м-м… вы от нас их прячете… измерения.

— Верно, прячем… Двадцать семь измерений, это вам не шуточки шутить… это, знаете, не каждому дано… и не каждый умеет пользоваться…

— А вы умеете?

— А то… А вы мне, Владик, нравитесь, смышленый… Я вот всё думаю, что с вами сделать, пулю вам в лоб или уму-разуму поучить… с измерениями обращаться…

— Поучите.

— Ну, смотрите, Владик… дело-то серьезное, тут лет двадцать люди учатся…

Хочу сказать, что к тому времени я уже стариком стану.

Не говорю.

Что-то мне подсказывает, что стариками здесь не становятся.

Буритов пятится к двери, еще не знает, что никакой двери у него за спиной больше нет.

— Остановитесь… прекратите… немедленно… Владик! Владик, я вам говорю, вы с ума сошли, Владик!

Не отвечаю. Распахиваю клетки, как учили.

Только меня не учили распахивать их все разом.

Измерения оживляются. Смотрят на дверцы клеток, не верят себе.

Хлопаю в ладоши, пугаю их, как голубей:

— Летите, летите!

Летят. Все. Разом. Еле успеваю наклониться к земле.

— Владик… — Буритов смотрит на меня, как на психа, — вы еще сами не понимаете… что сделали…

Хочу распылить его.

Тоже как учили.

Не распыляю, оставляю в живых, еще пригодится.

Не знаю, зачем.

Просыпаюсь.

Вздрагиваю, жуткий получился сон, такой сон, после которого не сразу поймешь, где сон, где явь.

— Проснулся? Ну, молодец… вставай… Выспался хоть? Меня сюда привели, я вообще первые ночи глаз не сомкнул, страшно было. Еще учитель такой попался, сразу мне в руки измерения дал, я их в руках держать боялся… Ничего, мы с тобой сначала теорией займемся, со стороны посмотришь, как с измерениями управляться… там и до практики дойдет…

Киваю.

— Дойдет.

Буритов косится на меня:

— Ты что такой?

— Так…

Буритов еще не знает про мой сон.

Знаю только я.

Только я знаю, что будет дальше…