Люди и звери

— Феликс, Филиппа, просыпайтесь! Пора на охоту! — львица легонько тронула лапой деток-близнецов.

Львята, сладко потянувшись, продрали глаза, тряхнули головами, сбрасывая остатки сна, и устремились прочь из норки вслед за матерью.

Охота… Мать, когда была королевой, говорила, что это бессмысленное и жестокое развлечение. «Нехорошо убивать зверушек ради забавы». Теперь же охотиться приходилось, чтобы что-то кушать. Единственное — мать строго-настрого наказала Феликсу и Филиппе людей не трогать. «Хоть мы и обращены в львов, — говорила она, — а всё-таки люди».

А превратила их коварная фрейлина королевы, возжелавшая выйти замуж за короля. Не сама, конечно — заплатила щедро колдуну. Тот, дождавшись, когда королева вышла в сад вместе с принцем Феликсом и принцессой Филиппой, пробормотал заклинание, и королева обернулась львицей, а её дети — львятами. По наказу фрейлины их выгнали в лес.

Поначалу брат и сестра испуганно жались к матери. А львица, обнимая их пушистыми лапками, приговаривала: «Не бойтесь, котята мои, ещё поживём». Хотя выживать не приспособленной к дикой природе королеве вместе с детками было непросто.

Мышь полевая… Немного, но всё же лучше, чем ничего. Феликс затаился, ожидая, когда добыча отойдёт подальше от норки… Пора! Молодой лев протянул было лапу, чтобы сцапать её, но вдруг услышал голос Филиппы:

— Феликс, смотри!

Забыв про мышь, он подбежал к сестре. Каково же было его удивление, когда у её ног он обнаружил человеческого детёныша!

— Почему он лежит тихо? Он живой?

— Не знаю, — ответила Филиппа и легонько тронула его лапкой.

Младенец проснулся и тут же закричал.

— Надо отнести его к людям. Он здесь погибнет.

Вскоре брат и сестра с кричащим младенцем на спинах вышли в деревню. Запах привлёк их к дому, на крыльце которого сидела молодая женщина. Увидев львов, хозяйка с визгом попятилась.

— Должно быть, это и есть его мама, — сказала Филиппа. — Запах такой же. Давай положим на крыльцо и отойдём, чтобы не пугать.

Сделав так, львята спрятались за угол. Очень уж им хотелось увидеть, как оправившаяся от испуга мать бросится, плача, к ребёнку, прижмёт его к своей груди…

Но к их изумлению, мать схватила орущий свёрток и понесла к колодцу.

— Выродок, — шипела она с ненавистью. — Всё равно я от тебя избавлюсь!

— Она его убьёт! — с ужасом произнесла Филиппа.

Феликс выскочил из-за угла и кинулся ей навстречу, грозно рыча. Та, бросив ребёнка, с криком побежала к дому.

— Бежим, Филиппа, — сказал молодой лев, хватая ребёнка. — А то сейчас соседи сбегутся.

Соседи и впрямь прибежали на крик, но львята были уже далеко.

Отдышавшись, Феликс и Филиппа в задумчивости смотрели друг на друга, качали головами: что делать с ребёнком? Не отдавать же его горе-матери.

— На опушке живёт старый дровосек, — проговорил, наконец, Феликс. — Матушка говорит, бездетный. Давай отнесём ему.

Филиппа с радостью согласилась.

Вскоре они стояли у порога одинокой хижины. Хозяин вышел им навстречу. Увидев ребёнка, кинулся к нему, плача от радости:

— Внучёк, родной! Нашёлся, моя кровинушка! Нашёлся!

Поспешившие удалиться львята уже не слышали, как старик кричал им вслед:

— Спасибо, люди добрые!

— Знаю, что это люди, — бормотал старик, когда ребёнок, насытившись козьим молоком, заснул с улыбкой на устах. — Недаром у меня в кармане цветок папоротника — он-то позволяет видеть сущность каждой твари живой…

А ещё этот цветок желания исполняет. Стоит только съесть его в ночь равноденствия. Только самого заветного не выполнит — сына ему не вернёт… А как внучёк-то на него похож. И родинка на левой щеке точь-в-точь как у него. Хорошо, не в мать уродился. Злая она женщина, и ребёнка своего ещё в утробе ненавидела. Небось, сама и утащила его в лес подальше, чтоб околел.

Сегодня ночью как раз равноденствие. Пусть же те, кто вернули ему внука, снова станут людьми.