Post 06: Иди и вернись

Эй, вы! ВЫ!

Я обращаюсь к вам, ко всем тем, кто развязал эту чертову войну! Персонально к каждому! Я проклинаю вас!

Я проклинаю вас за то, что вы убили меня.

Пол Корриган и Джей Канада перед Дверью

Рассвет. Медленно вкрадывается в спящий город, погребая его под собой. Звезды на светлеющем небе уже потеряли блеск и стали похожи на дешевую подделку. Они умирают, отдавая жизнь наступающему дню. Следующей ночью они воскреснут, но будут уже другими, так же, как станет другим мир, который они увидят. Мир изменяется медленно, невидимо человеческому взгляду, но неотвратимо.

Карма.

Он думал о карме, стоя у окна и глядя, как просыпается город. Сигарета, зажатая между пальцами, тлела в темноте красным огоньком, и ему казалось, что это еще одна звезда. А тонкая струйка дыма была похожа на отлетающую душу.

А как это будет, когда душа покинет тело? Не знаю. А что будет дальше?

Не знаю.

Темнота.

Час назад он проснулся от дикого крика, как скальпель, распоровшего ночную тишину. Кто-то кричал совсем близко от него, и он вскочил, обливаясь холодным потом и сжимая в руке нож, существовавший только в его воображении. Но через какое-то мгновенье пришел в себя и вдруг осознал, что это кричит он сам. Он задохнулся, и старая рана в груди начала пульсировать горячим сгустком боли. Он зажал ее рукой и в бессилии упал навзничь.

Сон. Это был сон. Ему не надо было вспоминать, что ему снилось. За двадцать лет непрекращающихся кошмаров он выучил их наизусть. Вот только не научился не видеть их. Он закрыл глаза в надежде провалиться в спасительную пустоту, но в ней вдруг снова возникло лицо с узкими раскосыми глазами и ненавистью в них.

Это был лагерь для военнопленных, куда их привели после того, как они нарвались на засаду. Клетки из бамбука, в которых можно было только сидеть, согнувшись пополам. Выгребные ямы. Крысы. Пытки. Стоны умирающих. Бессвязное бормотание сошедшего с ума рядового, которому казалось, что он попал в Ад. Только это и был Ад.

Воспоминание обожгло его, и он снова вскрикнул. Сел на смятых простынях, сжимая руками горящие виски и раскачиваясь из стороны в сторону, как от сильной боли. Прошло несколько минут прежде, чем картинка исчезла, и он пришел в себя.

Все. Сегодня уже не уснуть. Кошмар вернется, едва он закроет глаза. Никуда от него не деться. За двадцать лет он научился спать по три-четыре часа в сутки, но так, чтобы не видеть сны. Иногда удавалось растянуть это время до шести часов. Иногда он вскакивал через несколько минут после того, как лег, и всю ночь потом был обречен лежать с широко раскрытыми глазами, глядя в темноту перед собой. Почему-то такие тяжелые приступы случались чаще всего под Рождество и Новый год. Иногда он не мог справиться с ними сам, и, чтобы забыться, ему требовалось ОЧЕНЬ МНОГО выпивки. Сейчас был как раз такой период.

Он поднялся с постели и подошел к окну. Его бил озноб, но он знал, что бесполезно одеваться. Холод был внутри. Первая сигарета плясала в его пальцах дикий танец, но после второй стало немного легче. Озноб почти прошел, но холод остался, словно внутри него был лед. Кусочек льда вместо сердца. Он обхватил себя за плечи и подумал о карме.

Из всех, кто был в лагере он один остался в живых. Все погибли.

Темнота.

Все, кроме него.

Карма.

Он остался умирать каждую ночь.

* * *

В светлеющих сумерках комната изменилась. Предметы проступили четче, обретая форму. Он вдруг почувствовал утреннюю прохладу — она лизнула его обнаженные плечи. Сигарета так и осталась недокуренной. Он пошел к разоренной постели, чтобы лечь и снова попытаться уснуть — предстоящий день обещал быть тяжелым. И вдруг увидел неясную фигуру в темноте, призрак, восставший из… Ада. Он не мог рассмотреть его лица, но это явно был мужчина. Призрак стоял неподвижно и лишь немного покачивался, словно его зыбкое тело разносило ветром.

— Кто ты?

Голос прозвучал хрипло и показался ему чужим. Призрак не ответил, только немного шатнулся вперед.

Он увидел угрозу в его движении, и невольно пришли в действие боевые рефлексы, вбитые в него годами упорных тренировок. Он не успел сообразить, что не нужно было этого делать. Его рука взметнулась вверх, а тело бросило вперед — удар должен был убить призрака на месте. В темноте что-то вздрогнуло, а потом разлетелось с мелодичным звоном. Призрак исчез, словно захлопнулись двери обратно.

Запах крови. Тоненькая струйка стекала по руке и обрывалась, падая на пол густыми каплями. Горячо.

Нет ничего.

Он не выдержал и закричал долгим, леденящим душу криком, но перехватило дыхание, и крик замер на губах. Оборвался, словно расстрелянный.

Нет ничего.

Он помедлил несколько секунд, а потом все же добрался до кровати и зажег свет. Пол был усеян мелкими блестящими осколками, а рама на стене зияла, как провал в памяти.

Не было ничего.

Он посмотрел на руку, увидел, что сам порезался в нескольких местах и вдруг глупо хихикнул. Это было зеркало — его отражение в зеркале. Он хотел убить себя. Смех разорвал его грудь и был похож на рыдание. Не мог остановиться, даже когда подкосились ноги, и он упал на колени. Кажется, это была истерика.

Она длилась целую вечность. И только когда легкие начали пылать огнем незажившей раны, он заставил себя прекратить всхлипывать и замер, неподвижно лежа на полу. Нагой человеческий эмбрион. Мысли застыли, как фантастические изваяния.

Темнота.

Время остановилось.

Когда он поднялся, размазывая по щекам слезы и кровь, все еще был рассвет. Ему уже не хотелось смеяться. Его душу выжег огонь ярости.

Ненависть.

И потом опустошение.

Как слепой, он ощупью дотянулся до изголовья кровати и сначала нашел нож, а потом вожделенную бутылку и приник к горлышку, жадно глотая обжигающую жидкость. Они часто спивались — такие, как он. Спивались или сходили с ума. Он пил, чтобы не сойти с ума. Иногда, это помогало.

Отбросив бутылку, он прошлепал в ванную и открыл ледяную воду. Еще не успев умыться, непроизвольно поднял глаза и вдруг снова отшатнулся. На него смотрел изможденный человек с заострившимися скулами и безумием в глазах.

Он сам.

Снова он сам в зеркале.

На лице слезы смешались с кровью. Он выпрямился, и вся ярость и ненависть, что была в нем, вся боль и горечь прошедших лет, что не принесли ему забвения, выплеснулась в одном долгом леденящем душу крике. На одном дыхании. Последнем.

Кулаки обрушились на зеркальную поверхность, сметая и его самого и его жизнь. Боль в изрезанных руках отозвалась во всем теле горячей волной. Вместе с зеркалом лопнула и хрупкая ткань реальности, погребя его под темным покрывалом.

Нет ничего.

Любовники в соседнем номере, не спавшие на рассвете и слышавшие его крик, встрепенулись и утратили весь свой любовный пыл. До конца жизни уже.

Карма.

* * *

Холод.

Холод окутывает тело, и пустота вокруг. Сознание балансирует на тонкой грани света и тьмы — серые сумерки. Боль еще не вернулась. Холод ее заморозил.

Он очнулся от холода, оттого, что тело сотрясал озноб. Было уже светло, и он сообразил, что был в отключке несколько часов. Бок, на который он упал, от холода не ощущался, и мимолетно ему подумалось, что снова не миновать госпиталя, если от простуды откроются старые раны. Он поднялся, постанывая. Понадобилось не меньше часа под горячим душем, чтобы он отошел и перестал трястись, как осиновый лист. Он старался не смотреть на кровь, стекавшую по ногам, и постепенно успокоился. Чашка крепкого кофе в баре перед началом работы окончательно привела его в себя.

Бар назывался «Кирпичики» и существовал еще тогда, когда он только вернулся с этой чертовой войны. Он зашел туда выпить, да так и остался, нанявшись вышибалой. Владелец — улыбчивый одноглазый мужчина по имени Косой Билл — с первого взгляда узнал в нем бывшего солдата и что не все у него в жизни гладко. Он не стал задавать вопросов, — просто дал ему выпивку за счет заведения, а потом предложил работу. Потом он стал одним из совладельцев и никак не мог понять, что движет Биллом в его стремлении устроить судьбу случайно зашедшего к нему человека.

Только однажды, вернувшись из скитаний по стране в поисках родственников бывших сослуживцев, он услышал одну историю, объяснявшую очень многое.

Историю о Звере.

Историю о парне, вернувшемся с его войны и принесшем Зверя в своей груди. Он был убит уже на гражданке, и Зверь вернул ему жизнь в обмен на жизни других. Этот парень был другом Косого Билла. Никто не знал, куда он исчез, когда его жизнь была оборвана снова, но говорили, что видели его потом — он так и не нашел забвения.

Пепел вместо сердца.

Тогда же он услышал об Арсте. От незнакомого слова веяло безысходностью. Он запомнил его, потому что оно рождало то, что он чувствовал.

Арст вместо жизни.

Он сидел, глядя в пустоту перед собой, и прикуривая одну сигарету от другой. Его никто не тревожил, потому что знали уже, как он может быть опасен, спасаясь от призраков прошлого.

Опасен и невменяем.

Он отреагировал только на появление Билла.

— Пол.

Он медленно-медленно поднял голову.

— С тобой хочет поговорить какая-то девушка.

— Что за девушка?

— Она сказала, что ее зовут Джей Канада, и что это касается тебя и Дика Джонса.

Он встрепенулся.

Прошлое.

Джей Канада была дочерью одного из его сослуживцев. Но она не могла знать о Джонсе. Или могла?

— Где она?

— Она будет ждать тебя вечером здесь.

Он кивнул и зажег новую сигарету, наблюдая, как огонек спички снова танцует в его пальцах.

Хуже кармы было прошлое, ее создающее.

Отставной сержант Пол Корриган знал это как никто другой.

* * *

Джей закончила атаку на бар к полуночи и, поставив на стойку последний стакан, огляделась, пытаясь увидеть Пола. Под действием виски изображение утратило свою четкость, и картинка расплывалась. И тогда Джей подумала, что на этот раз ей удалось напиться так, чтобы не видеть и не воспринимать окружающий мир. В основном не видеть, потому что не воспринимать было несколько затруднительно. Какая-то часть ее никак не хотела отключаться и каждый раз поддерживала в отравленном организме жизнь и быстроту реакции против ее воли. И это тоже было частью того, из-за чего она стремилась напиться.

Маленький пожилой бармен — китаец предъявил ей счет, и Джей принялась с интересом изучать содержимое своих карманов в надежде обнаружить там нужную сумму, и периодически сверяясь с цифрой на бумажке. Она старалась двигаться как можно ровнее. К счастью, денег хватило. Джей бросила на стол три смятые бумажки и уже собралась убраться отсюда, но ее внимание привлек странный шелестящий звук откуда-то сверху. Знакомый такой звук. На мгновение Джей замерла, страстно надеясь, что ей померещилось, а потом подняла голову.

Пепел появлялся ниоткуда. Он медленно падал тонкой пеленой и ложился на столы, на пол, на плечи и головы людей. Зал был уже наполовину укрыт серым покрывалом, но люди почему-то не замечали его.

Только Джей.

Снова началось.

Она стряхнула пепел со своих длинных волос, и ощутила, как обожгло ей руку. Джей невольно вскрикнула, чувствуя, как адреналин нейтрализует алкоголь в ее крови. На мгновение все исчезло, и она сделалась совсем трезвой. Но было уже поздно. Пепел летал по залу, а бармен улыбался, и в его раскосых глазах Джей видела то же выражение, что и в глазах VC, стремившихся убивать. Он знал, чем это кончится.

Джей вскочила, и рука невольно дернулась к кобуре на поясе. К кобуре, которой не было сейчас, и которой она никогда не носила.

Только пепел.

— С вами все в порядке, мисс Канада?

Бармен улыбнулся еще шире, и Джей тихо процедила сквозь зубы:

— Не твое дело, ублюдок. Чертов желтозадый недоносок.

Его лицо осталось безмятежным. Она так и не поняла, он не услышал ее или сделал вид, что не услышал. Но ей вдруг показалось, что он знает все о ней. О ней и об этом пепле.

— Зачем ты так?

Она резко обернулась, готовая убивать. Но ярость в ее глазах вдруг утихла, обнажая ее душу.

Он был старше на двадцать лет, чем она помнила из своих снов. Волосы темные с проседью. Серые глаза оттенка стали. Она знала его таким всегда, но только сейчас поняла, что перенесенные страдания и двадцать лет не прошли для него незамеченными.

Все кончилось. Отпустило напряжение, в котором она жила последний год. Обжигающий пепел стал прахом и исчез.

— Ты хотела со мной поговорить?

— Да.

— Я слушаю тебя.

— Мистер Корриган… Пол…

Она вдруг почувствовала, как вместо слов рождаются слезы. Ноги предательски подкосились и, падая, она успела выдохнуть, словно заклясть:

— Помоги мне, Пол.

Боль, которую он увидел в ее глазах, заставила его вспомнить кошмар, пришедший ночью, и то, какой он был после того, как пришел в себя. Испуганный зверь, загнанный в угол.

Что-то знакомое.

Он вел себя так же, когда вернулся. Что-то знакомое в этой девочке было им самим — таким, какой он был двадцать лет назад. Боль пережитых страданий, ушедших, но оставшихся в сердце.

Война.

Пол подхватил ее на руки и прижал к себе. Она была легкая, и Пол подумал о своей так и не родившейся дочери.

Люди смотрели ему вслед, когда он шел через бар, но он закрыл дверь своего номера, отсекая внешний мир.

Разбитое зеркало.

Темнота.

Пепел.

* * *

В полузабытьи она бормотала что-то, и сердце Пола окутал ледяной мрак. Джей говорила о его войне — о войне, которая окончилась двадцать лет назад, так, словно сама вернулась с нее только вчера.

Она открыла глаза, обвела номер подозрительным взглядом и произнесла первую фразу:

— … твою мать.

На что Пол тихо ответил:

— Не бойся. Здесь они до тебя не доберутся.

Она поверила ему.

— Ты только не уходи. Не оставляй меня.

— Я не уйду.

Совсем не думая о своих действиях, он лег рядом с ней и прижал ее к себе. Джей прильнула к нему, как котенок, свернувшись клубком, и впервые за последний год уснула, не тревожась. Все уже кончилось.

Ненадолго.

Пола разбудил сдавленный крик, оборвавшийся на полувздохе. Он открыл глаза и прислушался к ночной темноте. Сначала ему показалось, что это снова кричал он сам, но потом он вспомнил и не нашел Джей рядом с собой. Он пружиной поднялся и на мгновение замер, когда пришло понимание. Потом огляделся, страшась не увидеть ее, но она была здесь.

Джей сидела на подоконнике, поджав под себя ноги и обхватив одной рукой плечи. Она смотрела на темное небо, как бисером, усыпанное звездами, и он подумал, что она могла бы быть эльфийской принцессой, если бы родилась не здесь и не сейчас, и не знала страданий. Он старался ступать осторожно, но она все же услышала и обернулась, вздрогнув всем телом. Он увидел, что между тонкими пальцами тлеет длинная сигарета, но даже это не разрушило его иллюзии. Она старалась не дрожать, но было видно, что ее руки ходят ходуном. Маленькая хрупкая девочка, узнавшая то, что терзало и его тоже.

Карма.

Время сдвинулось, и ее кармой стала боль того, кого она не знала. Не могла знать. Или могла?

Он рискнул подойти поближе и тихо заговорил:

— Расскажи мне, что это было.

Джей глубоко затянулась сигаретой и хрипло ответила:

— Мне никто не верит. Но он сказал, что ты мне поверишь.

Она бросила окурок и зажгла новую сигарету, пряча волнение. Пол взял ее за руку, и она вдруг увидела, что у него глаза мальчишки.

Но он был такой же, как она. Беззащитен перед неумершим прошлым. Разница только в том, твое это прошлое или…

— Скажи, что стало с Алексом?

От неожиданности он отшатнулся от нее.

— Он умер.

— Его убили. Убили уже в лагере, да?

Да. Узкие раскосые глаза, обладатель которых жаждал его крови. Крови сержанта Пола Корригана.

Он выдохнул:

— Да.

И замолчал не в силах больше отвечать. Но она стала говорить сама:

— Вы возвращались из разведки, и вертолет разбился. Ты тогда был ранен в бок, поэтому впереди шел Дик. У него был пистолет. Алекс пристал к вам где-то в джунглях. Вы тогда подумали, что он немного не в себе. Он и правда был не в себе. Шел дождь, и поэтому Дик не услышал шум. Вы нарвались на засаду. Дика расстреляли. А тебя забрали с собой. А что стало с Алексом?

Пол смотрел на нее и не видел. Ответил, словно сомнамбула, повторяя:

— Его убили уже в лагере, — но потом встрепенулся, — Ты не можешь этого знать. Откуда ты знаешь?

— Мне рассказал Дик.

Дик.

Его расстреляли первым, потому что он прикрывал их.

Магический ужас объял его, и он невольно застонал. Воспоминания, которые он так долго стирал из своей памяти, снова проявились четко, как на переводной картинке. За двадцать лет он так и не забыл ни одной минуты всего этого кошмара.

Трое их было. Трое мужчин пробирались через джунгли под прикрытием тропического ливня.

Первым шел Джонс, и у него был пистолет. С треском продираясь по мокрым кустам, краешком сознания он понимал, что нужно быть осторожнее, производить как можно меньше шума, и вообще быть незаметнее. Но сейчас ему было наплевать, что он уязвим. Им всем было наплевать на то, что с ними будет. Но все же Джонс надеялся, что те, кто сейчас были позади него, успеют спастись, когда его убьют первым. Он надеялся, что Корриган вернется в часть и расскажет то, что они узнали в этой идиотской разведке. И то, что с ними случилось, после того, как сбили их вертолет, и они чудом спаслись от взрыва. Он знал, что ему предстоит умереть первым, если они нарвутся, и надеялся на возвращение напарника в часть, потому что тогда его родители не получат обманчивую надежду «Пропал без вести». Эта надежда заставляла его идти вперед.

Корриган шел замыкающим, всего в каких-то четырех шагах от шедшего перед ним и по его следам. Время от времени картинка перед его взглядом расплывалась, а звуки делались плотнее, и он думал, что это усиливается дождь. Но пульсирующая боль в боку напоминала ему о ране, и тогда он понимал, что все это признаки подступающего беспамятства. Ему хотелось упасть и не подниматься, но он продолжал выдергивать ноги из грязи и переставлять их, двигаясь вперед. Он верил, что Джонс их выведет… куда-нибудь. Только подальше отсюда.

И был с ними еще один — семнадцатилетний мальчишка, худющий, босой и оборванный, с тихим голосом и безумным взглядом. Он приблудился к ним по дороге и помнил только свое имя — Алекс. Но ночью он бредил, и Джонс слышал, как он говорил о лагере, о гуках и крысах. Днем он шел молча и только изредка вскрикивал, закрывая лицо тонкими, как плети, руками, словно видел что-то, недостижимое для них. И не верил ни во что.

Они шли вторые сутки, но Корригану казалось, что прошла целая вечность с того момента, как Джонс оттащил его от горящего вертолета. Он с трудом мог понять день, потому что приступы беспамятства крали тусклый дневной свет, и ему казалось, что снова пришла ночь. И дождь, не прекращавшийся ни на минуту.

Все было так, как и предполагал Джонс. Они шли вторые сутки, и вторые сутки монотонный ритм тропического ливня был их проводником. Поэтому они не услышали звук, раздавшийся в нескольких шагах впереди. Показалось, что по кустам прошмыгнул зверек, и тут же все смолкло, а джунгли сомкнулись, храня своих обитателей. Джонс отогнул ветку и вышел из-под прикрытия кустов.

Яркая умытая ливнем зелень перед его газами напомнила ему о доме, и он успел подумать о том, как вернется. Еще он успел увидеть, как среди этой зелени вдруг расцвел дивной красоты огненный цветок, а потом боль скрыла от него мир. Падая на колени, он закричал, спасая остальных, и этот крик взорвал его сердце на тысячи осколков жизни. Только бы не стала темнота. Для него она была бы концом. Некоторое время он еще боролся, расстреливая черные призраки, которые появились из кустов. Не призраки — людей, убивших его.

Только бы не стала темнота.

Но она наступала неотвратно, как рок. И пришла в тот момент, когда он понял, что умирает.

Корриган уже не услышал его крик. Когда он пришел в себя, жизнь уже кончилась и начинался Ад.

Лагерь.

* * *

Дальше она не знала, но до него вдруг дошло, что она и так уже рассказала немало. У него был только один вопрос:

— Откуда ты все это знаешь?

Она пожала плечами.

— Мне рассказал Дик Джонс. Он хотел, чтобы я нашла тебя.

— Дик Джонс мертв.

Некоторое время она молчала, а потом начала говорить.

Ей было шестнадцать, когда это началось.

Нет, сначала кончилось.

Кончилось в один день, когда она не смогла справиться с управлением своего мотоцикла, потому что какой-то лихач подрезал на повороте. Когда она пришла в себя после недельного забытья и увидела над собой белый потолок вместо голубого неба, то первой мыслью было, что это госпиталь в Сайгоне.

Сайгон?

Но потом ей казалось, что это всего лишь отголосок сна. После того, как отец взял ее за руку и сказал, что ее парень умер через десять минут после аварии. Еще несколько дней Джей провела в сумеречном состоянии, не реагируя на внешние раздражители. А когда ее душа воскресла из тьмы, то уже не принадлежала ей.

Она стала дверью в Арст.

Сначала это были просто сны. Ей снилось, как трое продираются сквозь джунгли, и она была тем, кто шел впереди. Каждый раз сон обрывался в тот момент, когда автоматная очередь перерезала грудь. И крик не мог вырваться наружу, — она просыпалась, задыхаясь и теряясь в реальности. Во времени.

Дик Джонс появился после того, как она впервые увидела пепел, появлявшийся ниоткуда. С этого момента она стала его жизнью. А он хотел вернуться. Спустя двадцать лет все еще хотел.

* * *

Арст есть мир между Жизнью и Смертью. Дверь в него открыта, но немногие могут войти туда. А выйти не может никто.

Иезис — хозяйка там. Иезис — Нерожденная и Никогда-Не-Умирающая.

* * *

Когда автоматная очередь разорвала его грудь, Дик Джонс понял, что умирает, но не захотел этого. И когда где-то там, на протяжении темного туннеля, открылся боковой вход, о котором никто никогда не рассказывал, он вошел в него, не задумываясь о том, а сможет ли вернуться назад.

Здесь не было времени. Жизни. Смерти. Здесь вообще ничего не было. Он был один и не знал, сколько. Потом дверь открылась снова, и на пороге возник силуэт хрупкой девушки. Девочки. Дик заговорил с ней и узнал, что там, в его — другом — мире, прошло уже двадцать лет.

Она стала его жизнью. Он рассказал ей о себе все, что никому еще никогда не рассказывал. Сначала она думала, что это безумие. Потом начала думать, что это безумие безумца. А потом нашла Пола Корригана.

* * *

— Расскажи мне, как это — умирать?

Все еще была ночь. Бесконечная ночь. Джей сидела в глубоком кресле, расслабившись и грея руки о чашку кофе, что Пол сварил для них. Он стоял к ней спиной и смотрел в окно. Вздрогнул от ее вопроса и понял, что сейчас он более уязвим, чем она.

Низкие темные тучи заволокли небо, принеся с собой резкий ветер, — похоже, собиралась гроза.

Темнота.

Они сидели в темноте, потому что электричества не было, и у Пола не нашлось свечей. Он ответил:

— Там темнота, — и добавил, — Дик знает.

Она сделала глоток из чашки, и в этот момент раздался первый взрыв. Она пригнулась в кресле, а потом увидела, как Корриган метнулся от окна и упал на пол, к ее ногам. Несколько секунд они оба были в оцепенении, и каждый подумал о напалме. Джей первой пришла в себя. Дождь, стремящийся выбить стекла, подсказал ей, что это была иллюзия. Не взрыв — раскат грома. Резко стало холодно.

Пол поднял голову, и Джей ужаснулась, увидев в его глазах ненависть, и только где-то на самом дне едва теплилась боль. Вспышка молнии, а потом новый раскат грома заставил его снова пригнуться. Джей скользнула вниз, и ее нежные пальцы коснулись его плеч, ощутив, как он дрожит.

— Это только гроза. Только гроза.

— Я знаю.

Он поднялся, держась за грудь. Осознание приходило медленно.

Только гроза.

Гроза, где молнии похожи на горящие джунгли, а гром на взрывы. Гроза, когда ливень иссекает беззащитное тело. Гроза, после которой утопаешь в грязи. Гроза, открывающая дверь в…

Ад?

Арст?

Куда-нибудь.

Он почувствовал прикосновение Джей. Хрупкая девочка, неизвестно какими судьбами узнавшая ужасы войны, и такая беззащитная перед неумершей болью. Сейчас она была щитом между ним и его прошлым. Ее присутствие неожиданно наполнило его душу спокойствием.

— Ты еще молода, Джей. Тебе не надо знать всего этого.

— Но я знаю.

— Ты знаешь, когда пепел вместо сердца. Знаешь, когда ночью видишь кошмары. Ты все знаешь.

Он прильнул щекой к ее плечу. Она нежно коснулась его седых уже волос. И тогда он ощутил, что плачет. Конечно, не впервые за последние двадцать лет. Но впервые, прижавшись к кому-то, кто умеет его понять.

Джей вдруг нашла его сухие губы и, забывшись, провела по ним языком, как когда-то целовала своего любимого.

Пол замер, не веря себе. Его уже давно никто не любил, — женщины отдавались ему, потому что так хотели. Фальшь их поцелуев заставила его отказаться от любви. Сейчас он снова подумал о Джей, как о своей дочери, потому что она просила его защиты. О матери, потом что она закрыла его собой. О любовнице, потому что сейчас она любила его так искренне, как только могла. Иначе не могло быть.

Карма.

И в тот момент, когда он ответил ей, невидимая ткань реальности зазвенела, словно разбивающееся зеркало. Он поднял голову и еще сильнее прижал Джей к себе.

Зеркало. Его не было, потому что он разбил его ночью в стремлении убивать. Пустая рама светилась невидимо темным светом, пульсировала, как сердце. Где-то в бесконечной глубине завихрения складывались в нечеткие формы. Он смотрел и видел в них джунгли. И троих, идущих на смерть. Молния за окном сверкнула, словно предвещая апокалипсис.

Джей обернулась тоже и тут же поднялась. Она увидела джунгли и себя — мужчину — впереди троих. И зов.

— Там Арст.

Он вздрогнул от ее слов и понял, что сейчас она должна будет уйти туда. Ему с ней нельзя. И ему ее не остановить.

— Я должна. Меня ждет Дик. Я найду его и вернусь или…

Она не договорила, но он понял и так, увидев обреченность в ее глазах.

… или не вернусь.

Что там, за дверью из мира живых?

Не знаю.

А как там будет?

Не знаю.

Он сказал тихо, и сам едва услышал себя:

— Иди, я подожду вас здесь.

Зеркало продолжало светиться темнотой. Гроза безумием бушевала за окном.

Из изголовья постели Пол достал свой нож и протянул Джей. Она взяла его и опустила в голенище сапога. Потом сжала его ладонь. Пол смотрел ей вслед, но она не оглянулась, — шагнула в темный провал и исчезла. Почему-то стало темно.

Когда он открыл глаза, ничего уже не было. Он поднялся с пола и огляделся. Ясное небо было за окном. Пустая рама зеркала на стене. Джей нет. И не было.

Ее поцелуй все еще жег его губы.

Арст: Джей Канада и Дик Джонс за дверью

Не дано никому знать, что там есть — Арст. У каждого своя жизнь и своя смерть.

* * *

Его поцелуй жег ее губы, когда Джей открыла глаза. Она все еще была в номере, но Пола уже не было рядом. Она поднялась и обернулась к зеркалу. Ничего. Пустая рама — нет даже осколков. Джей подошла к окну и заглянула наружу. Там был город, точно такой, каким она помнила его.

Не совсем.

Он был пуст. Ветер гнал пыль по дороге и трепал наполовину оторванную афишу. Окна соседнего дома были похожи на ослепшие глазницы. Кругом была пустота, — Джей ощущала ее каждой клеточкой. Она невольно попятилась, а потом стремительно вышла из номера. Позвала, но только тишина была ей ответом. И здесь не было никого. Джей подошла к лифту и нажала на кнопку вызова диспетчера. Эфир отозвался статистическим потрескиванием, а потом чей-то голос выкрикнул:

— Эй, Джуд!

— Привет!

Но вместо ответа она услышала какие-то звуки, и через несколько секунд сообразила, что это играет старая заезженная пластинка, игла которой постоянно соскакивает с одной дорожки на другую. Невольно Джей разочарованно стукнула по кнопке вызова. Лифт ответил ей кряхтением, но потом все смолкло. Она повернулась к нему спиной и направилась к двери, ведущей на лестницы. Но там был тупик.

— Эй, какого дьявола!

Голос погас в тишине. Еще немного постояв и убедившись, что здесь выхода нет, она пошла по коридору, проверяя все двери подряд. Ей потребовалось всего минут десять, чтобы убедиться, что выхода нет вообще. Она позвала снова, и снова не получила ответа. Джей вернулась к лифту и присела на корточки у стены, задумавшись. Лифт недовольно заурчал и открылся со змеиным шипением. Джей соскочила и словно погрузилась в его недра. Двери сами закрыли, а потом лифт задумчиво тронулся. Она наблюдала, как меняются цифры на индикаторе этажей. Единица сменилась нулем, а потом появилась надпись: «Выход». Створки раздвинулись, и перед Джей открылась степь, сначала показавшаяся ей бесконечной, потому что горизонт где-то там далеко сливался с небом. Она вышла, а когда обернулась, лифта уже не было. Несколько секунд она оставалась неподвижна, привыкая к новой реальности. К реальности иного мира.

Этот мир был иным. Прислушиваясь к себе, она не узнала времени. Потом пришло понимание — здесь его просто не было. А потом она посмотрела вокруг.

Серые сумерки. Небо затянуто низкими грозовыми тучами. Перед ней была степь, сколько хватало ее зрения. Сухая трава под ногами. Где-то в бесконечности горизонта небо сливается с землей.

В бесконечности.

Не было ничего за спиной.

Была степь. И бесконечность тоже.

Она хотела крикнуть, но звук застрял где-то в гортани, и она так и не смогла вытолкнуть его наружу. Совсем как в ее снах сначала, когда она просыпалась от безмолвного крика, тяжело хватая ртом воздух. Тишина звенела в ее голове. Джей сделала шаг, ожидая услышать хруст серой травы. Но не услышала ничего. Серое безмолвие.

Пепел.

Она пригляделась внимательнее и увидела, что под ногами у нее пепел. И кости, рассыпающиеся в прах. Она закричала, не думая, что здесь не можно этого сделать. Воздух ответил ей легким ветерком, подхватившим ее крик и задувшим, как свечу. Она зашлась в кашле, подобном тому, что мучил с войны Пола, и невольно упала на колено, сжав грудь. И только тогда услышала.

Приступ кончился, но она не знала, как долго он продолжался. Все еще не поднимаясь, она огляделась. Бесконечность вокруг растянулась на всю ее жизнь.

Пепел.

И прах.

Что-то сказало ей, что нужно идти. Найти Дика, потому что только тогда она сумеет вернуться.

Через какое-то время сумерки посветлели, а потом из-за горизонта поднялось Солнце. Она надела темные очки, и мир снова стал сумерками. Она не знала, сколько времени прошло, — кажется, несколько часов. Она шла вперед, не думая о том, куда ей нужно попасть. Вообще ни о чем не думая. Это ощущение было ново для нее и необычно. Весь последний год ее душа искала покоя. Иногда ей казалось, что она умерла, и ее призрак никак не может его обрести. Мир серого пепла и сумерек дал ей его. Она просто шла, зная, что нужно идти.

Она сделала привал, когда Солнце поднялось уже достаточно высоко, и лежала на спине, давая отдых ногам. Немного хотелось пить, но пока она не обращала на это внимание. Она думала о карме. Была уверенность, что она не погибнет здесь. И через несколько миль она нашла реку.

Река была неширокая. Джей подошла поближе и увидела, что вода в ней чистая и такая прозрачная, что она видела каждый камешек на дне. Она сняла очки, и мир оказался намного ярче, чем был в степи. Трава была зеленая и молодая. Река текла справа налево, и Джей заворожено смотрела на ее течение, а потом присела на колено и опустила руку. Вода оказалась холодной. Снова дала знать о себе жажда. Она зачерпнула воду ладонью и сделала несколько глотков. У нее был вкус — вкус чистой ключевой воды.

Вкус крови. Он появился внезапно, и сначала она не поняла, что происходит. Вода оставалась чистой, но на ее губах превращалась в горячую жидкость с солоноватым привкусом. Джей сделала еще глоток и поднялась. Только сейчас она увидела темные потеки, что пробивались по краям. Они разрастались, превращая прозрачный поток в грязно-бурое течение. Трава, соприкасавшаяся с водой, высохла на ее глазах и рассыпалась в пепел, что был в степи. Невольно она отступила назад на несколько шагов. Краски поблекли и смешались, словно стерлись. Теперь перед ней была река крови, в которой она видела огонь, пожирающий джунгли.

Кровь невинных.

Она закричала снова, и все исчезло.

Она подошла к реке, в которой вода была так прозрачна, что она могла разглядеть каждый камешек на дне. Трава по краям была молодой и зеленой и казалась ярче. Прежде чем перейти реку, она наполнила пластиковую бутылочку, которая нашлась в ее рюкзачке. Чистая вода была похожа на хрусталь, и каждая ее капля переливалась в солнечном свете тысячами оттенков радуги.

Она отыскала брод и перешла реку по камням, едва замочив сапоги. Она все боялась снова увидеть кровь, но больше этого не было. Просто чистая река.

* * *

Потом был дом. Она нашла его, когда снова начало смеркаться. Он был полуразрушен, но стены и крыша сохранились достаточно хорошо, и сначала она подумала, что сможет найти кого-нибудь, кто сможет помочь ей выбраться. Она вошла внутрь и несколько мгновений привыкала к полутьме. Хотела позвать, но снова не услышала себя. Дом был пуст, но следы говорили о том, что покидали его в спешке. Она подумала о тех, кто жил в этом странном мире, и о том, что заставило их уйти. Но ей идти было некуда. В доме она провела ночь.

Смеркалось быстро. Джей попила немного воды и с удивлением отметила полное отсутствие чувства голода.

Уснуть удалось не сразу, и сон ее был беспокойным. Ей виделись люди, должно быть некогда жившие в этом доме. Их лица были искажены страхом. Они что-то кричали друг другу на странном гортанном языке, в котором Джей узнала тот язык, который никогда не знала. Они метались по дому, собирая вещи, и не замечали ее. Джей пробовала заговорить с ними, но когда один из них просто прошел сквозь нее, она оставила все попытки и просто наблюдала. Дом был сделан из бамбука, и сквозь щели в стенах полыхало алое зарево.

Зарево.

Ночью.

Джей выбежала из дома и резко остановилась, словно наткнулась на невидимую стену. Перед ней не было степи, — были джунгли, которые полыхали огнем. Она обернулась — за спиной была хижина из бамбука, и она уже догорала. На нее полыхнуло огнем, и Джей инстинктивно закрыла глаза руками, отшатнувшись. Когда она снова смогла видеть, вместо хижины уже остался только…

Пепел.

Он падал сверху, появляясь ниоткуда.

И проникал в ее мир.

Джей шла вперед, раздвигая руками цепляющиеся ветки. Пошел ливень, и она успела вымокнуть до нитки, но ей уже было все равно. Она шла, надеясь, что когда-нибудь это кончится. Время от времени ее сознание сворачивалось в тугой горячий комочек и в любой момент готово было покинуть тело, но она удерживала его внутри усилием воли. Знала, что нужно сделать еще что-то.

Что-то очень важное.

Оно уже отступило куда-то на задворки сознания Джей, когда она отодвинула ветку и вышла на прогалину. В тот же момент чья-то невидимая рука сделал то же самое, и ей навстречу вышел мужчина. Высокий. В помятой «джангл-фетигс». С пистолетом в руке. Изможденный. Она увидела в его глазах страдание, и вдруг внезапно пришло узнавание.

Узнавание.

Она сама была им несколько месяцев.

Дик Джонс.

Она не услышала выстрелов. Просто увидела, как он отшатнулся, и отшатнулась сама. Грудь пронзила сильная боль, и Джей невольно упала на колено.

Дик схватился за грудь и упал на колено, перехлестнутый автоматной очередью. Он что-то резко закричал, и два человека за его спиной метнулись куда-то вглубь джунглей. Не успели. Их окружили, взяли в кольцо. Вторая очередь прошила горло, и потом он уже не смог подняться.

Джей вскрикнула от боли и начала задыхаться, рванув ворот куртки. Глаза застлала кровавая пелена, и потом она сменилась темнотой. Где-то на пороге ее сознания пульсировал горячий сгусток, бывший ее жизнью. И все исчезло.

Темнота вокруг.

Она все еще была рядом, когда Джей открыла глаза. Жгло грудь. Но она была жива, и не было ничего больше. Глаза постепенно привыкли, и она увидела, что все еще находиться в доме. Через окна светился голубоватый рассвет. Джей немного подождала, пока уймется боль, и вышла наружу. Перед ней была степь.

Наваждение.

Но боль была, сидела в ее…

…Дика…

…груди маленькой ядовитой змейкой. Настоящая.

Она словно воочию услышала снова крик Дика, сплетшийся с ее собственным.

Она должна.

И пошла вперед.

Карма.

* * *

Когда степь сменилась горами, Джей уже потеряла счет времени. Горы встали перед ней сплошной стеной, и тянулись, теряясь в горизонте, и не оставляя надежду на переход между ними. Но она нашла узкое ущелье и начала подъем. На высоте нескольких десятков футов она нашла родник и пополнила запасы воды. Голода по-прежнему не было, и Джей заметила, что немного потеряла в весе. Ровно столько, сколько потеряла бы при аналогичных физических нагрузках в тренажерном зале.

Плато было почти в сотне футов над землей. На нем был вход в пещеру и пропасть с другой стороны.

И еще прах, что и в первой половине ее пути по степи. Истлевшие кости. Пепел. Она подумала, что это Голгофа. Конец ее пути. Теперь нужно было ждать.

Она легла на спину, и небо раскинулось над ней голубым шатром. Ни одно облачко за весь ее путь не коснулось его девственной чистоты. Впервые Джей подумала о том, а что осталось там, в ее мире, за пределами Арста. Она просто исчезла? Или осталось ее тело, которое возможно находится в коме или в летаргии? И впервые она подумала о том, что не хочет возвращаться. Здесь было то, чего она искала там — покой.

Запредел смерти.

Нет ничего.

Арст.

Она ждала до ночи и всю ночь, лежа на спине и наблюдая, как зажигаются звезды, а потом гаснут. Созвездия были похожи на те, что ей довелось наблюдать в школе, на занятиях по астрономии. Но не те. Вместо Полярной звезды здесь были три: белая, алая и черная. Они располагались треугольником, но вместо треугольника ее подсознание нарисовало корону. Не было медведиц, — вместо них она увидела дракона, расправившего крылья и выдыхающего пламя из ноздрей. Здесь не было серых сумерек.

Рассвет пришел слишком быстро, совсем не так, как это было внизу. И на рассвете она поняла — пришло время. Джей поднялась на ноги и отошла в сторону от входа в пещеру. Луч поднявшегося Солнца попал в расщелину по ту сторону пропасти и сконцентрировался. Его тонкая раскаленная добела игла прошила прохладный воздух и исчезла во мраке пещеры. Нервы Джей напряглись, но несколько секунд ничего не происходило. Но потом…

Сначала был ветер, который принес снова пепел. А потом она увидела призрачные фигуры, что появлялись из недр пещеры. Они выходили оттуда и шли через плато, а потом шагали в пропасть и растворялись в воздухе. Сначала десятки… потом сотни… потом Джей подумала, что их тысячи. Их силуэты были размыты. Стерты из жизни. И даже из мира Арста.

Прах.

Они все выходили и выходили — тысячи погибших на той войне. Выходили, проходили мимо нее маршевыми колоннами и уходили в пропасть. И только потом она увидела его. Он был последним. Не таким, как другие. Его взгляд все еще был живым, хотя кровь на «джангл-фетигс» говорила, как его убили. Дик Джонс привалился к скале и тут увидел ее. Стон:

— Джей.

Это был первый звук, который она услышала в этом мире, и сама обрела голос:

— Дик.

И все кончилось. Они были одни, совсем одни на весь Арст — умерший, чтобы вернуться, и умершая, чтобы вернуть.

Джей увидела, как он начал скользить вниз, и подхватила его, закинув его руку себе на плечо. Солнце поднялось уже высоко. Джей опустилась на землю, все еще поддерживая его.

— Джей.

Он застонал и вдруг заплакал, как плакал до него Пол Корриган, неумело, уткнувшись ей плечо. Джей гладила его по волосам, успевшим поседеть.

— Тш-ш… все кончилось. Мы вернемся. Я обещаю.

Джей обняла его и ощутила, как он обнимает ее в ответ. Она целовала его лицо и чувствовала его поцелуи на своих губах.

— Идем… Нам пора.

И они пошли обратно.

* * *

Долгий был этот путь. Джей не знала точно, сколько шла вперед. Дни и ночи слились в ее памяти нескончаемой серой чередой, в которой был только пепел. И еще одиночество. По ночам они разжигали огонь и спали, крепко прижимаясь друг к другу. Иногда она слышала, как стонал Дик. Иногда он пробуждался, и она всегда знала, что ему снилось. Там, в ином мире ей виделись его кошмары. Тогда она целовала его сухие губы и начинала рассказывать о том, каким стал их мир через двадцать лет. Он слушал ее, не перебивая. И лишь иногда шептал молитву милосердной Иезис, прося ее позволить им вернуться.

Она позволила спуститься с гор. Они уже поверили, что возможным стало вернуться, когда на горизонте показался дом, в котором Джей видела свой сон сбывшимся. Ее первой мыслью было — обойти его стороной, как можно быстрее, как можно дальше. Не приближаться к нему, но здесь Иезис впервые вмешалась в их путь.

Когда упали первые капли дождя на землю, до сих пор знавшую только пыль и пепел, Джей не поверила своим ощущениям. Она вытянула руку ладонью вверх и поймала еще несколько капель. Они были чистыми и прозрачными, но маленький зверек внутри Джей, разбуженный Диком, сжался в комочек, весь подобравшись, — она ждала, что в любой момент на ее руках вместо хрусталя воды окажется кровь. Но ничего не произошло, только усилился дождь и скоро превратился в настоящий ливень.

Дик тоже увидел дом, и не стал долго думать. Он крепко взял ее за руку и потянул за собой.

— Ничего не случиться, не бойся. Нам надо только переждать ливень. Идем, я буду с тобой и смогу тебя защитить.

И она поддалась, позволила увлечь себя, как маленькая девочка, и побежала за ним, чувствуя, что струи, рассекающие ее лицо, обжигающе горячи.

Словно напалм.

Они все же успели вымокнуть прежде, чем добрались до дома. Низкие грозовые тучи превратили небо из серого в свинцовое, и внутри царил полусумрак. Свет не пробивался даже в щели. Джей перевела дыханье и отжала волосы.

— Я вся мокрая. Ты сможешь развести огонь?

— Сейчас посмотрим, что можно сделать. В джунглях было возможно.

Дик послонялся по дому и нашел несколько сухих досок. У Джей в джинсах всегда была зажигалка, и уже через несколько секунд их укрытие осветилось небольшим рыжим огнем. Джей огляделась и только сейчас заметила, что дом был совсем другим, чем тогда. Свет не пробивался в щели между стволами бамбука, потому что сейчас стены были монолитными. Похоже на глину. В спину дохнуло холодным ветром, и она, обернувшись, увидела струи, стекающие с крыши мимо окна.

Которого не было, когда они вошли.

— Дик.

Его взгляд был внимателен, словно он уже знал, о чем она спросит. Кажется, и правда знал.

— Здесь все так быстро меняется. Почему?

— Это иной мир, Джей. Здесь ничего не служит нам, а мы подвластны Иезис.

— А кто она?

— Она хозяйка всего здесь. Она видит все и все знает. Нет ничего постояннее Арста, но здесь нет ничего постоянного.

Он смолк, не умея больше ничего сказать. Она тоже не спрашивала, начав осознавать, что не все дано знать здесь живым.

На улице стремительно темнело, а дождь все не кончался, выбивая на крыше мерную дробь, от которой клонило в сон. И вот уже не осталось света, кроме их костра. От тепла одежда начала подсыхать, исходя паром, и Джей сделалось неуютно. Дик давно снял куртку и распял ее около огня. На его груди и плечах она увидела шрамы, но не стала спрашивать об их происхождении. Знала и так. Видела. Только покрепче обхватила себя за плечи, стремясь сохранить остатки тепла.

Дик, наконец, решился.

— Тебе надо высохнуть и согреться.

Она не ответила, прекрасно осознавая, что он прав. Но… Он сказал снова:

— Ты ведь была там вместе со мной. Ты знаешь, что иногда жизнь важнее. Сейчас как раз такой случай.

Он разулся, стянул штаны, и остался совсем обнажен. Все же сел на пол спиной к ней. Через несколько секунд Джей тоже потащила куртку через голову. Сначала стало холодно, но огонь быстро высушил кожу, и стало тепло. Усталость сделала свое дело, и Джей улеглась на пол, автоматически сворачиваясь в позу зародыша, и подсовывая себе под голову рюкзачок. Уже на грани сна и реальности, она почувствовала, как Дик осторожно лег рядом с ней, стараясь не потревожить ее хрупкий сон, и крепко обнял, прикрывая собой ее спину от холода, вползающего из окна. Она невольно прижалась к нему, окончательно проваливаясь в сон.

На этот раз Иезис их пощадила. Они спали спокойно, и Джей очнулась только на рассвете. Не от кошмара, — оттого, что Дика рядом с ней колотил мелкий озноб, и только сейчас она осознала, что всю ночь он согревал ее собой, не взяв ничего взамен. Она повернулась к нему лицом и обхватила руками, отдавая частицы своего тепла.

Своей жизни.

Он открыл глаза, и в них она увидела холод потухшей и остывшей золы, оставшейся на месте их костра. Его уже не возродить, можно только зажечь заново. Его веки снова смежились, обрывая последнюю ниточку с внешним миром.

— Дик.

Она осторожно потрясла его за плечи, но не получила ответа.

— Дик, проснись. Мы должны выжить.

Снова ответа не было, и Джей вдруг четко осознала, что не будет, если она что-нибудь не сделает. В отчаянье она прижалась к нему всем телом, а потом дотянулась до одежды и укрыла. На мгновение он пришел в себя, притянул ее к себе и хрипло простонал:

— Джей, не отдавай меня им. Я не хочу.

— Не отдам. Ты сможешь вернуться. Я обещала, что вытащу тебя отсюда.

Я обещала. Неважно, какой ценой.

Никто их них не знал, чьи губы были первыми. Они просто коснулись друг друга и уже не смогли разъединиться. Дик лег на теплую одежду, а Джей закрыла его собой сверху. Он целовал ее и, обладая ею, снова обретал жизнь, не замечая, как теряет ее Джей, отдавая каплю за каплей. Когда он отпустил ее, она была почти обессилена. В его глазах снова зажегся огонь, и он благодарно прошептал:

— Я люблю тебя, Джей.

— Мы выберемся.

И она провалилась в забытье, но оставалась в сером сумраке всего секунду. Потом снова вынырнула на поверхность, потому что надо было идти дальше.

* * *

Дальше.

Они шли дальше и скоро достигли реки.

Дик лег отдохнуть и незаметно уснул, и Джей не стала его будить. Она подошла к реке и присела на колено. Вода была чиста, и она увидела, что расположение камней на дне не изменилось. Она зачерпнула воду ладонью и долго смотрела, как переливаются хрустальные капельки. Все ждала, когда вместо них станет тягучая темная кровь.

И не дождалась.

Потом она долго смотрела в зеркальную гладь и видела там свое отражение. Смотрела и видела там отражение юной девушки с глазами, в которых была бесконечность. Та, другая тоже смотрела на Джей, а потом вдруг ожила, задвигалась, перетекая невидимой трансформацией, и вот уже другой лик был там. Юная девушка с глазами, в которых была бесконечность, и с горькой усмешкой, так похожая на саму Джей. Вот только не она. Джей отпрянула, но затем снова вернулась, словно подчиняясь неслышимому зову. И смотрела, смотрела, смотрела… И только когда та, другая, снова начала цепь трансформации, постепенно сглаживающей изображение, сердце Джей подсказало ее имя.

Иезис.

Нерожденная и Никогда-Не-Умирающая.

А следом возникло еще одно воспоминание. Джунгли — зеленые листья, и голубое небо, похожее на мокрый шелк. Тягучий звон гонга стелется по земле, растекаясь по всей долине. Далекая песня. Тонкий дымок ароматных палочек, повисший в храме. Словно и нет войны, и никогда не было. Древняя умиротворенность, тысячелетние ритуалы. А оказалось, всего лишь нет войны.

А потом она поняла, ЧТО будет ее ценой за возвращение Дика.

Ее собственная жизнь.

Иезис посмотрела на нее в последний раз и исчезла.

Джей вернулась к Дику и легла рядом с ним. Во сне он уткнулся в ее плечо, снова прячась от своих снов. Словно слились две половинки одной жизни.

И снова разлука.

Он так и не узнал о ней до самого конца.

Через несколько часов после того, как они покинули реку, Джей все же спросила у Дика о том, что ей привиделось. О джунглях и небе. О песне гонга и аромате храма. Он обнял ее за плечи.

— Это было. Это было на самом деле. Так было еще до войны.

— Ты был там до войны?

— Нет, — он помедлил, — Но мне кажется, что какая-то часть меня была. Была… и теперь я знаю, ЧТО мы разрушили, вторгшись туда. И это — мой пепел.

Она подумала, — невольно повторила одними губами:

— Это — мой пепел.

Не все было здесь так просто. Как зеркало, разбившееся на миллионы осколков в комнате Пола, — из осколков миллионов душ складывалось здесь бытие.

Как миллионы крупинок пепла, покрывавшего степь.

Точно так же к Джей пришло понимание, когда они достигли ТОГО МЕСТА.

— Нам надо ждать. Здесь.

И они ждали. Целовались, занимались любовью, говорили. Так много надо было сказать. Джей все боялась, что не успеет, но она успела. Успела отдать все, что у нее было, чтобы там, за Дверью, он мог жить и не вспомнил о ней.

Она не знала, что это будет, — было зеркало. Оно висело в пространстве, ни на что не опираясь и не отбрасывая тени. Это было не то зеркало, что в комнате Пола. То было простым, в простенькой гладкой раме. А это было толстым в тяжелой раме тусклой темной бронзы. Но его поверхность точно так же клубилась темным дымом, жила своей жизнью. И в глубине завихрений Джей снова увидела лик Иезис. И вдруг Джей вспомнила, что в комнате Пола зеркала не было совсем. Он рассказал ей, как разбил его ночью. А здесь… Она заколебалась, но откуда-то ОТТУДА услышала тихий голос:

— Эй, Джуд!

Это было ТО МЕСТО. Дверь.

— Дик!

Она повернулась к нему и увидела, что он уже и так знает, что сейчас произойдет.

— Что, милая?

Вот только думает, что они пойдут туда вместе. Вместе вернутся.

— Дик, ты ведь знаешь, что там?

— Знаю, родная.

— Иди туда. Там живые и тебя ждут. Но… мне надо остаться.

— Джей, что ты говоришь? Зачем остаться?

— Так надо. Я готова. Иди.

Он говорил что-то еще, умолял ее. Но она уже знала, что это невозможно.

— Дик! Мы ничего не сможем изменить! Это моя карма! Уходи! Уходи…

Уже стон.

Он прижал ее к себе и нашел ее рот. Она приоткрыла губы, отдавая ему силу Урд. А потом оттолкнула.

— Я люблю тебя.

Ее глаза оставались сухими. Его глаза наполнились жидким хрусталем, но он не позволил ему стечь.

— Я люблю тебя.

Он отступил и смотрел на нее, не отрываясь. Пытался запомнить каждую ее черточку, но отчетливо понимал, что там, по ту сторону Двери он не сможет ее вспомнить.

Арст заберет его память.

Как забрал его любовь.

Джей смотрела на него, чувствуя, как изменяется ее тело, становясь призрачным. Когда он ушел, зеркало еще висело несколько секунд, а потом исчезло, напоследок снова показав Иезис.

Она улыбалась.

Джей ощутил запах гари… и услышала выстрелы… и автоматная очередь разорвала ей сердце. Умирая, она чувствовала, как жжет ее губы его поцелуй.

Дик Джонс по эту сторону Двери

Ее поцелуй жег его губы, когда он открыл глаза, чтобы увидеть перед собой темноту. И звезды смотрели в его окно тысячами глаз. Несколько секунд он лежал неподвижно, и перед его глазами все еще прокручивались обрывки его сна.

Дивный был этот сон.

Ему снилось, что он погиб тогда, когда они напоролись на засаду в джунглях. Нет, не погиб, а ушел в мир, где нет ни жизни, ни смерти. В мир, где нет ничего.

В Арст.

И там он был долго, а потом снова открылась дверь, и когда он вошел в нее, то оказался в чьей-то душе, которая так же блуждала в сумерках в поисках успокоения. Он вышел из темноты, и она ринулась в его объятия, думая, что он кто-то другой. А когда поняла, что ошиблась, уже сдвинулись механизмы кармы, сливая их в одно-единое существо. В две половинки, лишенные друг друга и обреченные друг друга искать. Но когда они стали вместе, он узнал, что там, в мире живых, прошло двадцать лет. А еще он узнал, что может вернуться. А еще, что Арст всегда берет свое. Душу в обмен на душу. И она осталась, чтобы он смог вернуться. Но любовь не смогла разделиться.

Дивный был этот сон.

Он открыл глаза, когда рассвет закрывал глаза звезд призрачной рукой. Ему вдруг показалось, что его сон был явью. Он провел по губам тыльной стороной ладони, стирая горечь. Откуда-то из глубин сознания пришло имя:

— Джей.

Он вспомнил, как целовал ее перед тем, как вернуться. Вчера? Ночью? Двадцать лет назад? И он вспомнил свою жизнь, которой у него не было, пока не появилась она. И еще он вспомнил, что отныне она заняла его место в садах Смерти. Вспомнил все.

— Джей!

Крик распорол ночную тишину, как скальпель. Но было уже поздно.

— Зачем ты сделала это? Скажи мне только одно, любимая: зачем?

Не было ему ответа.

Но где-то в глубине души он так и не смог поверить, что все это было. Слишком уж причудливо сдвинулись пласты кармы. Он вдруг вспомнил, как вернулся с войны и иногда рассказывал о ней. В основном, когда напивался. Никогда не мог ясно вспомнить то, что произошло после той операции, когда они с Полом Корриганом попали в лагерь, словно туманная завеса скрыла от него память. И двадцать лет он думал, что его амнезия происходит от алкоголя. И ничего не помнил о ней.

Только сейчас он снова ощутил боль в груди, когда его прошила автоматная очередь. Он начал задыхаться, и перед глазами прошло все, что произошло с ним. Он вспомнил, как вошел в темный тоннель и впереди был свет. А потом маленькую дверь сбоку, про которую никто никогда не рассказывал. И когда он вошел в нее, то оказался между жизнью и смертью, и двадцать лет скитался там, пытаясь обрести покой. А потом пришла она.

И тогда он вспомнил, как их привели в лагерь, и узкоглазый врач осмотрел и зашил его рану. Они думали, что он все равно не выживет, но он выжил. Назло. Выжил и вернулся домой. И забыл о ней, о той, что дала ему этот второй шанс.

Дивный был этот сон.

Он так и не уснул больше в ту ночь. Сначала хотел подождать до утра, но понял, что не протянет. В телефонном справочнике нашлось три абонента. Пока он набирал номера, сердце било в груди раненой птицей. Он не знал, что скажет ей. Сможет ли вспомнить она? Он решил, что просто попросит ее о встрече. И если она откажется, то… Но она должна была помнить. Иначе не стоило ему жить. Гудки показались ему длинной в вечность.

Но трубку так никто и не взял.

Потом он всю ночь глушил виски, уже не отдавая отчета себе. Он хотел, чтобы все вернулось. Он проклинал Арст. И ничего не мог сделать.

* * *

К утру выпивки не осталось, и он пошел в «Кирпичики». Косой Билл, партнер Пола Корригана, сказал, что Пол не скоро придет. Дик махнул рукой. Теперь некуда спешить. Он хотел взять еще выпить, но желудок, сговорившись со здравым смыслом, яростно запротестовал.

Он сказал, что это был всего лишь сон.

Не было никогда иного мира.

Не было никогда Джей Канады.

Не было ничего.

Просто ночной кошмар, из тех, что так часто снятся ветеранам той войны. Кошмар о несбыточном.

Дик сел к стойке и взял себе двойной кофе. Вторая чашка отрезвила его полностью. Потом он закурил, и бармен-китаец пододвинул ему пепельницу. Косой Билл все еще сидел рядом с ним.

— Билл, когда придет мистер Корриган?

— Не могу точно сказать. В последнее время он не очень хорошо себя чувствует.

Дик взял телефон и набрал номер Пола.

— Пол, это Джонс. Нам надо поговорить… Да, срочно… Хорошо, я приеду сам…

Он сорвался с места и всю дорогу гнал, как сумасшедший, едва не нарвавшись на аварию.

Пол сидел на разобранной постели, и между его пальцев дымилась сигарета. И у него был такой взгляд…

Дик понял, что он тоже знает.

— Кто она? Скажи мне, Пол, кто она?

— Ты ведь ищешь Джей, да?

— Да.

— Тебе это приснилось.

— Но ведь тебе тоже. А потом я вспомнил ее. Это было. Скажи мне, кто она?

— Она дочь одного из моих ребят. Ты не знаешь его — он был еще до тебя.

— Как их найти?

Пол выудил из глубин своей памяти телефонный номер. Но Дику пришлось ехать домой, и снова он гнал. А когда добрался до телефона, то вдруг засомневался.

Помнит ли она?

А если нет…

Дик поднял трубку.

Снова гудки, показавшиеся ему вечностью.

Ответил мужской голос:

— Да?

— Извините, что беспокою вас. Но у меня серьезное дело. Я разыскиваю мисс Джей Канаду. Вы знаете ее? Это важно.

— Кто вы? — голос был усталым, словно его обладатель спрашивал это уже не первый раз, — Вы знаете ее?

— Нет. То есть да.

— Так нет или да?

— Да, да. Я знаю ее.

— Кто вы?

— Меня зовут Дик Джонс. Скажите ей, что я все вспомнил. Скажите ей, что я хочу ее увидеть. Просто увидеть и все.

— Вы не сможете увидеть мою дочь, мистер Джонс.

— Почему? Это важно, это…

Сердце почему-то дало сбой. Но мужчина не дал ему договорить.

— Вы не сможете увидеть мою дочь. Она умерла сегодня ночью.

Снова гудки.

Трубка выпала из его ослабевших пальцев. Сегодня ночью. Сегодня ночью, когда он вспомнил обо всем.

Он хотел закричать, но уже не смог. Сознание смешалось. Две реальности. Две кармы. И он один.

Снова один.

Он провел по губам тыльной стороной ладони, вспоминая ее поцелуй.

Зачем, любимая?

Так жжет в груди.

Так жжет…