Изваяние

— Мда… — задумчиво проговорил Ноль, разглядывая замысловатую тень Изваяния. – Мда…
Наверное, он не один год посещал курсы: “Как взбесить собеседника”.
— Что “мда”?
Он обернулся – во взгляде его читалось неподдельное удивление, будто он и вовсе забыл о моём присутствии. Серые глаза перестали быть блестящими и теперь просто сделались заполненными дымом пузырьками с чёрными шариками внутри.
— Думаю – откуда взялось это чудовище? И, знаешь – чем больше думаю, тем быстрее во мне растёт пессимизм. Твои люди разместили заряды?
— Да, – ответил я, мысленно вставив привычное: “Они не мои”. – Рванёт в полночь, как и задумывали.
— И отчего всё нужно откладывать до полуночи? – Ноль скривился, будто от зубной боли. – Сказок начитался?
— А какая разница? Ну, взорвали бы в одиннадцать. Или в час. Лично мне всё равно.
— Ладно, не бери в голову. Просто интересно… – он похлопал себя по карманам, вытащил смятую пачку сигарет, вынул одну, чиркнул зажигалкой – и на её кончике тут же заплясал крохотный огонёк, – так вот, интересно, почему все так любят круглые цифры? Причём, это ведь не только времени касается, но и…
— Мы пришли сюда разговаривать о цифрах? 
— Иро-ония… – Он затянулся, выдохнул. На лице появилось умиротворённое выражение. – Впрочем, ты прав. Болтаем, болтаем, а толку… эй, смотри!
Я посмотрел. Без особого удивления. Просто Изваяние вдруг начало расти – правая рука железного монстра, до этого напоминающая безобразную культю, выросла до полноценной… хм. С определением, конечно, были сложности.
— Теперь ты понимаешь, почему нам страшно? – Вот тут уже без иронии. – Нам ведь сперва тоже казалось, что это ерунда. Подумаешь, куча железок за городом. Подумаешь, выполняет роль локатора; подумаешь, начинает расти, как только уловит где-то рядом хоть малейший отголосок мерзости! Жаль только, с мерзостью у нас проблем нет – в том смысле, что её всегда хватает.
— Да, но… Просто увидеть своими глазами… сам ведь понимаешь?
— О да. Понимаю.

Ещё бы я не понимал!
Только представь… да, туши огоньки своего привычного мировосприятия и окунись с голо-вой в повествование! Итак,

был город и были жители. Не скажу, чтобы они были уж очень хорошими, или плохими, или какими-то ещё – обычные люди со своими скромными проблемами, радостями, et cetera, et cetera. 
Иногда жизнь шла легко, привычно и без особых сбоев. Иногда что-то менялось – ну, к примеру, власть. Тогда все начинали бегать, суетиться, смешно размахивать руками и распахивать крошечные рты, издавая всякого рода трогательные кличи (что-то вроде: “Будь хорошим, бей плохих!” – банально, но ничего не поделаешь).
Когда всё успокаивалось, люди обычно выходили за город и устраивали пикники. С музыкой, плясками, литрами алкоголя и килограммами еды. Назвать это милым зрелищем можно с преогромной натяжкой… но, во всяком случае, они становились безвредными.
Ненадолго, правда. 
И вот во время очередного затишья и очередного пикника, одна группка людей обнаружила Изваяние. Тогда оно напоминало лишь крохотную горку ржавого металлолома – которую компании срочно захотелось убрать. Видимо, она волновала их в эстетическом плане.
Как вы, наверное, догадались, сделать это было не так просто.

Так… одну минуточку.

— Что там такое? – спросил Ноль, щелчком посылая окурок сигареты в небытие.
— Сигнал. Подожди минутку.
Со зрением у меня проблем не было – хотя до идеала было ох как далеко. Поэтому разглядеть очертания горящей фигуры на крыше одного из крайних домов было весьма затруднительно. Ага… загогулина, вроде стрелки. Нацелена вниз.
— Мать вашу… – Я повернулся к Нолю. – Всё отменяется.
— С чего вдруг?
— Я знаю? Может, у этих кретинов звёзды в небе не сошлись? Идём, надо остальным сказать.

Вот, теперь продолжим.
Странная кучка железяк так бы и осталась просто странной кучкой железяк, если бы не одно крохотное обстоятельство (Или не крохотное? Или не одно? Отстань, я не знаю всех подробностей!).
Так вот. То ли кто-то из отдыхающих, набравшись как следует, решил выяснить с кем-то отношения – неважно, физически или… или не физически – то ли кто-то заговорил на какую-то неприятную тему, или же просто допустил в голову неприятную мысль (да, для начала хватало и этого) – как будущее Изваяние зашевелилось. 
И начало расти.

— Уже не знаю, плакать мне или смеяться? – По лицу Туза можно было с уверенностью сказать, что он не способен ни на то, ни на другое. – Ты узнал, в чём дело?
— Бюрократы, – ответил за меня Ноль. – Кто-то пустил слух, что ребята могли ошибиться с направлением взрыва. Дескать, вся эта громадина может рухнуть на город. Бред.
— А точно бред? – Туз перевёл взгляд на меня. 
Я пожал плечами:
— Кто не рискует, тот не выигрывает.
— А если серьёзно?
— О-о, я смертельно серьёзен. – Выдержав драматическую паузу (Туз выдержал её с куда большим трудом), я не сумел-таки сдержать улыбки:
— Да бросьте. Всё уже давно рассчитано, никаких сбоев быть не может. Упадёт, как надо.
— Это не меня вам надо убеждать, господа. В общем, так… со своей стороны я сделаю всё, что смогу. От вас требуется посетить завтра нескольких лиц в Канцелярии. Хоть пятки им лижите – но добейтесь результата! Эта дрянь должна быть уничтожена. Вы поняли?
Мы промолчали. Но поняли.

А ты, мой дорогой гость, всё ещё ничего не понимаешь? Самое время это исправить. 
Начну издалека. Итак, ни для кого не секрет, что человечья душа – самое запущенное, тёмное и непонятное место в мире (ну, если для кого-то секрет, сейчас самое время для прозрений). Многим хватает того, что, образно выражаясь, плавает на поверхности – вроде мелких проблесков иллюзорного счастья, придуманной любви и скверно выбираемых наслаждений. Но стоит заглянуть чуть глубже… и всё рухнет. Маски лицемерия будут содраны, обитые войлоком барьеры благих намерений обратятся в ничто – и ты останешься один. Наедине с собой.
Что можно обнаружить в закоулках этого “Я”? Что кроется в мрачных коридорах этого лабиринта, что таится в его глухих тупиках? Сколько скелетов в шкафах – и не только в них? 
Впрочем, об этом можно не задумываться и прожить вполне спокойную, степенную жизнь. Найти работу (а то и не одну), квартиру (или дом), жениться (выйти замуж), завести ребёнка (детей) – и продолжать следование ненавязчивому контролю социума под лозунгом “Всё хорошо”.
Но… правда ли всё так хорошо? Почему тогда тебе не спится по ночам? Откуда берутся эти внезапные приступы бешенства, во время которых ты готов убивать всех, кто попадётся под руку? Из-за чего, по-твоему, сходят с ума?
Но мы снова отвлеклись.

Весь город жил себе той самой спокойной, степенной, поверхностно-хорошей жизнью. До тех пор, пока не появилось Изваяние.
Я… пожалуй, я и сам не могу понять, откуда оно взялось. Была, помнится, теория – дескать, Изваяние является чем-то вроде растения из другого мира… только вот обычным растениям что нужно? Свет, вода и прочее. А Изваяние питалось (если очень упрощённо) негативными эмоциями. Особенно эффективно – когда те переходили в действия.
Вот, к примеру, честный трудяга – всю жизнь только и делавший, что честно трудившийся, получает в итоге шиш с маслом. А предприимчивый начальник, скаля белые зубки, нагло набивает пасть своего бездонного кошелька его честно заработанными денежками. Видя это, честный трудяга идёт на рынок, покупает топор – и сносит начальничку голову. Просто и без затей.
Надеялся ли он получить что-то? Вряд ли. Скорее, у него просто снесло крышу из-за неудовлетворённого желания перестроиться под “этот жестокий мир”. Но Изваянию всё равно – оно вымахало ещё на метра на три и, довольное, нависает над ошалевшими от такого соседства молодыми осинами.
А ведь это только один случай. Только один.

Не помню точно, но мне кажется, я думал об этом же в тот вечер, когда, раздосадованный, покидал логово Туза. Ноль был задумчив до крайности. Я не пытался понять, что его гложет – и, конечно, не пытался расспрашивать. Сам не люблю, когда лезут в мои мысли.
Мы коротко попрощались и двинулись по домам. В городе было до ужаса тихо. На улицах не было ни души – даже кошки и собаки куда-то попрятались. Не летали птицы. Из тёмных окон домов наружу не просачивалось ни единого звука.
В этой тишине я отчётливо слышал скрежет металлических сочленений Изваяния. Откуда-то возникло желание повернуться… но я удержался. Знал, что там увижу? Едва ли.
Может, просто мысль о том, что завтра – тяжёлый день, и лишние страхи будут ни к чему, сыграла свою роль? Да… пожалуй.
Хорошее объяснение, согласен?

Что такое ад Данте по сравнению с адом бюрократическим? 
Детский лепет!
Думаю, Изваяние выросло ещё на полметра. И это только из-за меня! Ноль был явно не так сдержан… хотя, может, это и к лучшему. В эмоциональном плане.
Во всех остальных планах, думаю, всегда нужно сохранять хладнокровие. Никто не будет воспринимать всерьёз брызжущего слюной человека, от криков которого со стен готова ссыпаться вся штукатурка. Скорее, сразу вызовут добрых дядь в белых халатах. (Поправка! правило работает только для представителей низших чинов).
Но суть не в этом. Итак,

наступило утро, и мы с Нолём двинулись навстречу унижениям перед непробиваемой тупостью узколобых чинуш вкупе с армией клерков, набитых комплексами, как дряхлое пальто – молью. Иначе говоря – в Канцелярию.
Несмотря на внешний хаос, бардак, раздрай (выбирай на вкус), бюрократическая система работала весьма исправно… хоть и только по ей одной известным законам. Стоило нам выйти из одного кабинета и двинуться в другой, как в этом другом уже знали о нас и о нашей проблеме. Ты, дорогой гость, можешь сказать – почему только вашей, ведь проблема касается всего города? – и будешь абсолютно прав. С точки зрения логики и здравого смысла, с которыми офисные царьки явно в закоренелой вражде. 
И перемирие, судя по всему, наступит ох как не скоро… 
— Вообще, это нечестно, не находишь? – выдал Ноль во время нашего очередного простоя в очередной очереди. Прочитав немой вопрос на моём лице, он продолжил:
— Ну, почему эта дрянь только и делает, что растёт? Можно подумать, что в людях ничего, кроме дерьма, нет! Вот сегодня утром видел, как мальчишка снимал с дерева котёнка. Что, плохо это?
— Наверное, нет. – Я пожал плечами. – Но где ты, друг мой, видел справедливость?
— Тут дело не в справедливости, а в балансе. Сила действия равна силе противодействия и всё такое…
— Ну, может, где-нибудь на другом краю света есть такое же Изваяние, которое растёт от добрых поступков! Может, оно выглядит понадёжней и не грозит свалиться обывателям на головы! Но нам-то что с этого?
— Да ничего. Тут ты прав.
И Ноль замолчал. 

“Что нам с этого?” – замечательный вопрос, согласись.
И не менее замечателен самый распространённый ответ на него. “Ничего”. Совсем ничего. Никого не интересуют какие-то абстрактные проблемы (то есть, существующие где-то вне кругозора типичного обывателя). И это правильно. Нельзя же растрачивать свои душевные силы по пустякам, верно?
Но тут возникает новая проблема. Точнее, не проблема даже, а так – навязчивый вопрос. Как определить границу между “пустяковым” и “серьёзным”? 
Где одно перетекает в другое?

И вот уже снова вечер. 
Размякшее, словно ком теста, солнце неспешно ползёт через высокие холмы, рассыпая последнюю порцию своих приторно-тёплых лучей на город. На Изваяние. На блестящую бумажку в моих руках, что так и пестрит многочисленными печатями и подписями. 
Да, потратив целый день, мы всё-таки добились своего. Завтра утром – даже не верится! – этот заржавленный урод канет в Лету, а вместе с ним…
— Жаль прерывать твоё торжество, – услышал я осторожный голос Ноля (чёрт, должно быть у меня было чересчур радостное лицо), – но ты уверен, что взрыв поможет?
В одном я уж точно уверен – мне осточертело твоё нытьё.
— У тебя есть другие предложения? Нет? У меня тоже. Значит, будем делать то, что задумали.
— А если оно снова вырастет?
— Вырастет – взорвём ещё раз! И ещё, и ещё – сколько потребуется! Я понимаю, что решение проблемы так себе… но других вариантов у меня нет.
— Слышал, святые отцы вздумали устраивать проповеди на улицах. – Ноль сделался задумчивым. – Как по мне, так это куда полезнее, чем все взрывы вместе взятые.
— С чего ты вдруг решил удариться в религиозность?
— Да не в религиозности дело! Просто нужно сперва разобраться с причиной – а уж потом со следствием. А причина эта в людях. 
— И ты серьёзно думаешь, что влив народу в уши очередную порцию прописных истин, церковники что-то изменят? Не разочаровывай меня, Ноль. Либо идёшь до конца – либо не идёшь вовсе. 
— Ты против полумер, стало быть?
— Пожалуй. Только кардинальные решения имеют реальную ценность. Остальное – пыль. Болтология и сплошное лицемерие.
— И что, по-твоему, нужно сделать?
— Я не знаю! – Снова, незаметно для самого себя, я начал повышать голос. – Я не предлагаю ответов – всего лишь размышляю над вопросами. Да и кто его знает, этот ответ?
— Никто, пожалуй. – Ноль поднялся, отряхнул штанину от пыли, сунул под мышку кожаный портфель. – Подумай ещё раз – ты точно всё рассчитал? А то… вдруг вместо одной проблемы удастся решить сразу две?
— Что-что?
Но Ноль уже махнул мне рукой и зашагал прочь от меня. Куда быстрее, чем обычно. 

Понять его высказывание о количестве решаемых проблем было несложно. А вот понять, серьёзно он говорил, или нет… 
Какие только сценарии я не прокручивал в голове! Ноль в образе чокнутого террориста с диким блеском в глазах, карабкающийся по Изваянию и меняющий расположение зарядов, чтобы обрушить его на город… жуткая картина. 
Я додумался до того, что дважды облил себя кофе и чуть не свернул шею, перелетая через так некстати попавшую… эмм… под ногу тумбочку (вообще, я давно заметил, что у этого предмета мебели явные садистские наклонности). В связи с этим настроение было безнадёжно испорчено; я улёгся на диван, на всякий случай завёл будильник и стал дожидаться ночи. 
Но какая-то невысказанная мысль никак не давала покоя. Она сновала внутри черепной коробки, словно муха, попавшая между оконных рам. Что это было? Неужели

я и правда принял его слова всерьёз?
Кардинальное решение проблемы… Красивые слова, скрывающие уродливую сущность (кто-то скажет “асоциальную”). 
Вновь погружаясь в размышления, мы вернёмся к началу. К идее поверхностей и Глубины, если быть точным. Можно сколько угодно тешить себя самообманом, надеяться на мудрость “святых отцов” и искренне верить, что добродетель в конце концов победит. Ведь… все мы в это верим, правда? Ну, в большей или меньшей степени.
Хотя, и эта вера всего лишь поверхностна. Пока данная проблема не облачится в конкретику, пока не коснётся тебя напрямую. Прямо как в нашем случае – ведь на фоне Изваяния все речи о внутренней “хорошести” людей звучат, как минимум, неубедительно.
И от приходящего в голову решения – вместе с ужасным осознанием того, что ты ВООБЩЕ допустил такую мысль! – не укроется никто. Ни я,

ни Ноль.
Подорвавшись, как ужаленный, я рванулся к входной двери.

— А, это ты. Привет. – У него удивительно спокойный голос. Даже без нотки психоза, который я успел так живо напредставлять.
— Что ты тут делаешь?
Ноль не удостоил меня не то, что ответом – взглядом. Его внимание целиком и полностью было поглощено Изваянием; похоже, в звуках плавно шевелящегося и скрежещущего содержимого его гротескной конструкции было что-то… гипнотическое.
Как только оно держится на месте? Физика над ним явно не властна.
— Ты не поверишь, – пробормотал Ноль, – но оно разговаривает. 
— Что ты несёшь?
— Только вслушайся! Попытайся разобрать звук на составляющие. Попробуй! 
Я попробовал. Ничего не получилось. Я сообщил об этом Нолю.
— Может, это я сошёл с ума? – У него снова блестели глаза. – Не понимаю… не понимаю!
— Что оно говорит?
Он повернулся ко мне.
— Не оно – Они! Люди… я их слышу! Там есть знакомые мне голоса, я слышал там тебя! Все мы, – он очертил пальцем круг вокруг своей головы, – здесь, в этом Изваянии! Оно видит всех, слышит всех, запоминает всех… я не дам его уничтожить!
Всё-таки спятил.
— Боюсь, ты уже ничего не можешь сделать. – Осторожность и ещё раз осторожность. С психами нужно говорить спокойно, кивать на их запросы и стараться не спорить. По крайней мере, явно. – Все распоряжения уже отданы… да и потом, мы же сами этого хотели, помнишь?
— Это было раньше! А теперь… мне кажется, его нужно изучить. Может, мы просто чего-то не понимаем? Может, у этого Изваяния какая-то особенная цель? Да пойми же ты меня!
— Я стараюсь, Ноль. Правда… 
— Но не понимаешь! И никто! – Ноль подскочил со своего места – перевёрнутого цинкового ведра, зияющего парой неприятных на вид дыр с зубастыми краями. – Я уже говорил со взрывниками, они говорили то же, что и ты. Никто, никто не хочет даже попытаться понять… даже допустить мысль, что они могут ошибаться… 
Тут его голос надорвался; он весь как-то ссутулился и сделался похожим на старика.
— Помнишь, – продолжил он, – как ты хаял бюрократов за то, что они не умеют мыслить вне инструкций? А разве ты, ты сам чем-то лучше? Да, твоя инструкция у тебя в голове – но ведь ты не посмеешь её нарушить! И как ты можешь называть себя свободным человеком, если ты раб у самого себя?!
Он снова замолчал, и… и я не знаю, что случилось. Словно что-то

надломилось во мне после его слов. О свободе – о Такой свободе – я никогда раньше не задумывался. Что же получается – чем больше стремишься к независимости от других, тем больше зависишь от самого себя?
Какая глупость… я даже не могу правильно изложить свои мысли. Ты презираешь меня, мой гость? Думаешь, я плету тебе всю эту чушь только для того, чтобы самому себе не казаться никому не нужным ничтожеством? Думаешь, все эти мысли – не мои, а просто… впрочем, даже если бы они были моими, ничего нового я, конечно, не сказал бы. Ты ведь прекрасно всё знаешь и без меня, верно?
Ты ведь… свободен.

И вот мы уже карабкаемся по железной конструкции Изваяния; торчащие отовсюду ржавые гвозди впиваются нам в кожу, куски проволоки норовят уколоть в глаза, острые, как акульи зубы, углы его многочисленных поверхностей только и ждут, когда мы сорвёмся – чтобы сомкнуться над нами, перемолоть в труху наши кости, выдавить из нас последний, болезненный выдох… или это додумывали уже мы сами?
Небо начинало светлеть. Стало очень холодно – но так ведь всегда бывает ранним-ранним утром, когда земля и воздух ещё не успели (и даже не начали) отогреваться после холодной ночи. От росы всё вокруг сделалось влажным, скользким – и вот уже нога Ноля сорвалась с уступа, и он едва удержался, ухватившись за что-то, смутно напоминающее телевизионную антенну.
Когда он отнял от неё руку, я увидел кровь. Много крови. Интересно, сколько бактерий уже попало внутрь его организма? Ведь вокруг сплошь гниль и ржавчина.
Может, Ноль уже смертельно болен – и не осознаёт этого?
Сжав зубы до боли в висках, я принялся лезть ещё выше, ещё быстрее… лишь бы не повиноваться навязчивому желанию взглянуть на свои руки. 

Мы – в самом слабом месте Изваяния.
Мы стоим на небольшом пятиугольном уступе, которого едва хватает, чтобы уместить двух человек. Перед нами, на чёрном столбе, вершина которого разветвляется, переходя в нечто, похожее на колоссальных размеров паутину, закреплён основной заряд.
На таймере мелькают цифры… но я почему-то не могу их разглядеть.
Ноль кивает на него – и начинает лезть выше. Не знаю, зачем. Вроде бы там больше нет зарядов?
Но вопросов задавать не хочется. Лезет – значит, так надо. 
Может, только ему одному.

Я копаюсь в потрохах взрывчатки, отчаянно боясь задеть (пока слишком рано!) хотя бы один лишний проводок. Что со мной… почему я не различаю цветов? 
И этот шум в голове…
Изваяние говорит со мной. Жалко, я не могу ничего понять – слишком уж много у него голосов. Да и язык кажется незнакомым.
Руки действуют сами по себе. 
Я – марионетка, подвешенная на неимоверно ловких пальцах. 
Бесформенное тулово моего кукловода звенит тысячей скрипок, стоит ветру проникнуть в его нутро. Интересно, внизу кто-нибудь есть? Может, меня кто-то видит? Кричит там что-то, хочет, чтобы я слез… может, правда боится? Или я просто мешаю ему, волную “в эстетическом плане”?
Ярость захлёстывает меня.
Изваяние растёт.

Наверное, прошло несколько часов, прежде чем я выделил пару нужных проводков.
Ноль сорвался. Понимание этого было столь отдалённым, что в другой момент мне сделалось бы страшно. Он рухнул, словно оброненная ребёнком кукла – неуклюже раскинув длинные руки, прижав голову к груди. Лицо его дёргалось, когда на него высыпалось содержимое карманов клетчатой парусиновой куртки.
Изваяние пело в моих ушах моим же голосом. Голос этот убаюкивал, заставляя забыть о том, что внизу и вверху, справа и слева, внутри и снаружи. Обо всём – кроме меня самого.
И нужного проводка.
Я дёрнул левый

и меня не стало.

Не стало Изваяния. 

Точно не стало Ноля.

И, может быть, не стало города.

***

Наверное, прошло несколько веков, прежде чем я проснулся.
Где-то неподалёку от меня были люди. Они о чём-то говорили друг с другом – в основном, громко. Иногда смеялись. Иногда нет.
Я чувствовал запахи пищи. Они перебивали всё прочее – лес, ручей, прохладный ветерок с тонкими нотками цветочной пыльцы… Я слышал голоса людей – и они отвлекали меня от тишины. Для слуха, который может уловить шелест крыльев бабочки, пьяный ор человечьего стада – хуже разорвавшейся гранаты.
Пусть они замолчат, думаю я. Пусть они умрут, раз не умеют молчать.

Крики усиливаются – но уже в другой тональности. Я весь в предвкушении, скалю несуществующие зубы, сглатываю несуществующую слюну… и наблюдаю за кульминацией.
Та приходит незамедлительно – вместе со звуком тупого удара по чьему-то черепу. Выдержит он этот удар? Ты знаешь, мой гость? 
Лично я – нет. Мне это совершенно не нужно и не важно. Ведь теперь

я вырастаю из груды ржавого металлолома.
Думаю, миру никогда не помешает ещё одно Изваяние.