Глава V

Белый туман перед глазами плавно преобразовался в комнату. Лиловые обои на стенах. Лиловая, чёрная и белая двери. Всё выглядело так, как Митра описывал комнату из сна своей сестры. На полу у кровати лежала толстая тетрадь в красной обложке и прикреплённая к ней ручка. Открыв её, Агнус понял, что это те же самые записи, что были на столе в его комнате лимба. Словно кто-то переписал их.

В дверях появился старик, точно такой же, как тот, который приносил еду, когда он первый раз очнулся в белой комнате с бесконечно высоким потолком. Как и в прошлый раз Агнус не смог с ним заговорить. На подносе с едой, так же лежали две таблетки.

— Если проглочу чёрную, то возможно никогда не смогу вернуться в своё тело! Но если белую, то в очередной раз проснусь и ничего не узнаю. Эхх, надеюсь оно того стоит.

Он открыл тетрадь на последней странице и большими буквами написал: «Сегодня я узнаю главную тайну — в чём смысл моей жизни, и жизнь потеряет смысл». Взяв в левую руку чёрную таблетку, а в правую стакан сока, он почти проглотил её. Но остановился и проглотил обе таблетки разом, ехидно улыбаясь при этом.

Подскочившая в разы сила притяжения прижала его к полу. Свет вокруг становился всё ярче. Агнус дополз до лиловой двери, которая открылась от его прикосновения. Жар по всему телу, боль в животе, головокружение. Он понял, что теряет сознание…

Теперь Агнус был маленькой клеточкой вместе с другими такими же клеточками. Их было бесчисленное множество, и он ничем от них не отличался. Как только Агнус это понял, то провалился куда-то внутрь себя, став ещё более мелкой клеточкой. Сквозной клеточкой с чёрными гранями в бесконечном белом пространстве. С нарастающей скоростью он вновь и вновь проваливался в себя, с каждым разом становясь в сто крат меньше исходного. Интервалы между падениями уменьшались, а скорость увеличивалась, пока чёрные грани клеток не стали мелькать так быстро, что, смешавшись с белизной окружающего пространства, превратились в однородную серую массу. Агнус и сам стал этой серой массой, но не ею самой, а ничтожно малой её частью, стремительно уменьшающейся с каждым мгновеньем.

— Интересно, стану ли я ничем? Или буду вечно уменьшаться.

В юношестве Агнус всерьёз увлекался философией, в ней он находил свободу, в которой нуждался. И в пятнадцать лет почти забросил школу, уделяя всё своё время чтению трудов Платона, Аристотеля, Маркса, Конфуция, Ницше… Как и древнегреческий философ Сократ, Агнус брал искусство спора за основу мышления и лучшее средство нахождения истины. Поэтому он всегда охотно вступал во всевозможные дискуссии, особенно на возвышенные темы.

И сейчас, став серой массой падающей в недра самой себя, он вспомнил девочку, доказывавшую ему равенство между нулём и бесконечностью. Он уже не помнил ни её имени, ни внешности, ни причины спора, но диалог он помнил в подробностях.

(Девочка из прошлого) — Возьми, к примеру, единицу и раздели её на два. Что ты получишь?

(Агнус) — Я получу 0,5.

(Девочка из прошлого) — Ещё раз!

(Агнус) — 0,25. Что дальше?

(Девочка из прошлого) — Повтори это действие ещё пять раз, можешь использовать калькулятор.

(Агнус) — 0,125; 0,0625; 0,03125; 0,015625; 0,0078125. И что это доказывает?

(Девочка из прошлого) — Ты можешь бесконечно продолжать деление и число будет уменьшаться, но оно никогда не станет равным нулю.

(Агнус) — Это я и сам понимаю.

(Девочка из прошлого) — Сейчас я доказала тебе, что бесконечность может заключаться внутри одного числа.

(Агнус) — Продолжай.

(Девочка из прошлого) — Этот метод применим к любому числу, и даже к нулю.

(Агнус) — Но ноль нельзя разделить на части — в результате всё равно будет получаться только ноль.

(Девочка из прошлого) — Это заблуждение математиков. Если мы разделим ноль на два, то получим не один, а два нуля, и каждый из этих нулей будет равен исходному. Это значит, что если мы станем делить ноль на бесконечность, то сможем получить бесконечность нулей.

Сейчас эта теория казалась Агнусу весьма применимой к тому, что с ним происходит.

— Если я становлюсь меньше, значит я точно не в нулевой бесконечности. Но что со мной?

Постепенно падения в себя участились до такой степени, что он совсем перестал их замечать.