Новая музыка, или Убей инопланетянина

— Док, я бы на вашем месте умылся.

Не приказ, не совет — ни одной нотки в голосе командира. Пустой звук. Неживые слова. Док постарался кивнуть и не понял, получилось ли. Реанимационный клинч превратил его в лихорадочно вздрагивающую куклу.

«Дерьмовая планета! Проклятый десант!»

Он сидел на ящике в углу комнаты, лицом к стене, пряча болезненные гримасы, и тщетно пытался предугадать очередную волну мышечных подёргиваний. Спина то деревенела, то расслаблялась. Он явно переборщил с вазомоторами, эндотелин в двойной дозе не шутка, но, что сделано, то сделано, и теперь оставалось ждать конца миокимии, хлопать глазами, терпеть и заглядывать внутрь себя.

А картинка представлялась скверная: от бешеного кровотока сосуды разбухали, учащенно пульсировали, разрывали нервные волокна и сейчас или в следующее мгновение могли где-нибудь вздуться кровавым пузырём и лопнуть.

Он впечатал ладонь в мокрый лоб, закрыл глаза.

«Хорошо, что зубами не клацаю».

Накатил новый вал судорог. Док едва сдержался, чтобы не завопить:

— «Помогите же мне! Нет сил терпеть!.. не выдержу».

Животный страх сталкивал на пол, на четвереньки, гнал в тень, с диким наваждением требовал забиться в щель, сложиться в комок, превратиться в ничто…

«Хватит!»

Док наклонился вперёд и почувствовал, как поясная аптечка врезалась под рёбра. Непослушные пальцы нащупали застёжку.

«Один шприц-тюбик — и я в норме».

Он резко выпрямился, отдёрнул руку.

«Нет! Восстанавливайся так, идиот. Ты не в домашнем лазарете — ты в патруле!»

Док сглотнул подступивший комок и поморщился. Горло саднило. Но эта боль казалась ничтожной, не заслуживающей внимания, потому что было кое-что еще — абсолютно безжалостное, изъедающее остатки сил — эхо. Умирающий радист продолжал кричать в его голове, смешивая в дикой разноголосице стоны, хрипы, ругань и мольбу. Не слушать — невозможно, слышать — невыносимо, можно только вторить, отчаянно и безрассудно орать, заглушая чужое страдание.

И он кричал, склоняясь над израненным телом Сольпа. Сначала негромко, проглатывая слова и фразы, уговаривая себя, ругая повстанцев, а после, уронив бесполезный скальпель, выплеснул всё, сорвавшись в оглушительный животный вой, сотрясаясь от бессилия, понимая, что без клинча уже не обойтись.

Он знал, что при столь обширных ранениях метаморфоза бесполезна. Глупо насыщать теплом остывающее тело. Невозможно объединить живое и мёртвое. Связывать в один организм себя и окровавленные ошмётки, бьющиеся в агонии — это безумие. Реанимационный клинч не поможет!

Но, опуская трясущиеся руки, глядя на обагрённые руки стрелков, сдерживающие распятого на столе радиста, он, не поднимая головы, видел мрачные, окаменевшие от напряжения лица патруля и осознавал: «Они не ждут чудес — ждут последнюю попытку. Подтверждение, что Док сделает всё… для каждого. Даже если это бессмысленно. Даже если безнадёжно».

И он подготовил себя к клинчу — сделал укол. Слился с умирающим в единый, мучительно стонущий организм и содрогнулся от черного вакуума смерти. Холодный космос жадно высасывал жизнь. Струёй воздуха энергия вылетала сквозь решето израненного тела и безвозвратно растворялась в мёртвом небытии. Дыхание остановилось. Предел, за который Док заглянул, не имел границ, не имел света, не имел времени. Черная дыра!

Он очнулся, когда Рет вёл его по длинному, мерзко звенящему коридору. Обходя завалы исковерканной мебели, сержант восклицал, перекрикивая эхо, а, может, это только казалось: «Док, ты молоток! Док, ты сделал всё, что смог».

Ослепшего, истощенного, его усадили на ящик в углу комнаты и хлопнули по плечу:

— Приходи в себя, Док!

«Приходи в себя?! А-ха-ха! И жди… новые трупы. Сколько?!»

Он попробовал встать, качнулся и, схватившись за трубу на стене, вытолкнул себя вверх.

— Командир Сид, я в норме.

— Пять минут! У тебя есть пять минут, — Сид отлепил ладонь от автомата, сдёрнул с пояса фляжку и бросил Доку. — Выпей и отдышись.

Фляжка ударила в грудь, заставила судорожно жонглировать, испуганно благодарить: «Спасибо!»

— Пара капель тебе не помещает, — холодный взгляд и усмешка.

Жалкая улыбка в ответ… онемевшие пальцы… тугая пробка и напоминание себе: «Сид не пьёт воду».

— Фаш, очнись! — командир толкнул спящего в кресле разведчика. — Поднимай задницу. Проверь галерею на втором этаже.

Тот открыл глаза, заворчал:

— Мы теряем время…

— Разговоры!

Фаш неторопливо надел перчатки с обрезанными пальцами, поправил ножны на щиколотке, поднялся и выбежал из комнаты. Только пыль по полу.

Док поднёс фляжку к губам: «Мне станет лучше», — поморщился и влил в себя тёплый спирт. Во рту полыхнуло. Тошнотворный комок застрял в глотке и, задыхаясь, измученно сглатывая, Док понял: «Лучше не будет!»

Сид ощерился жёлтыми зубами: «Хорошо», забрал фляжку и протянул сидящему за столом сержанту:

— Рет…

— Чу! — дёрнулся тот, вскинув руку.

По коридору катился гул — тяжёлый топот разрывал тишину. Что-то быстро приближалось.

Клацнули автоматы. Док попятился, нашарил аптечку на поясе: «Глупо! Как глупо».

В дверях появился стрелок Лях, тяжело дыша, вытирая панамой мокрое лицо.

— У восточной стены пожар, — выдохнул он.

— Чёрт! — Сид опустил ствол, улыбнулся хищно. — Гураны?

Лях энергично замотал головой.

— Тогда почему ты здесь, боец? — командир зажмурил один глаз. — Возвращайся на пост!

Лях козырнул, беспомощный покосился на сержанта и, брякая перевязью гранат, убежал.

«Пожар?» — Док спрятал трясущиеся руки в карманы, втянул живот — в желудке пылало. — «Пожар!»

Сид глотнул из фляжки, забросил в рот витой кожаный шнурок, пожевал, шевеля измочаленной змейкой:

— Плохо новичка воспитываешь, сержант.

Рет пожал плечами, смахнул пыль с пустой столешницы. Его лицо, спрятанное в сетку накомарника, покрасневшее и вздутое, ничего не выражало.

— Пусть горит. В дыму меньше кровососов. Правда, Док?

Док кивнул и отвёл взгляд.

Обезображенное лицо сержанта, как напоминание о долгой войне. Его войне. На привычном ему поле, по знакомым ему правилам.

Редкая форма аллергии и Док. Приступы кожной анафилаксии и аптечка. Новый мир и многолетний опыт. И он проиграл. Сдался — сложил оружие. Капитулировал. Смирился с неудачей, с чувством вины и бессилием. Наполнился злостью и устал. Казалось, что это поражение читается в его глазах, звучит в нелепых оправданиях… Рет всё понял, спрятал лицо в мешок и предпочёл патруль лазарету.

«Ты вообще что-нибудь можешь?» — безжалостно хлестнул себя Док и, покачиваясь от тёплого хмеля, поплёлся к выходу.

— Пойду, умоюсь.

— Стой! — Сид шагнул навстречу. — Аптечку застегни. И возьми вот это, — всунул Доку за пояс пистолет, мягко хлопнул по плечу. — Бочка с водой во дворе. Поторопись, брат.

«Он сказал “брат”?»

Командир включил рацию:

— Мин, приём! Бекар с тобой? Что видишь сверху?

Зашипело.

— Периметр пуст. Бекар ушёл вниз, Музыкант тоже. Приём.

— Спускайся. Мы в западной части здания. Заблокируй дверь на крышу.

— Вас понял, командир. Как Сольп? Приём.

Док вышел в коридор, услышав имя, остановился и упёрся лбом в стену.

— Сольп? Сделали всё, что смогли.

Док ждал продолжения.

— Благополучный путь душе, — голос Мина захрипел и умолк.

— Благополучный, — Сид прервал связь.

«Сделали всё, что смогли», — повторил про себя Док и скребанул ногтями по жухлой штукатурке. — «Издевается».

Он развернулся и сполз по стене на корточки.

«Командир Сид — голова яйцом, худые руки, плоская физиономия. И всё это в рыжих волосах, рыжей шерсти, рыжей щетине. Ты хочешь быть братом беспородного командира?» — задал себе вопрос и тут же ответил: — «Нет!»

Док встал и поплёлся по коридору. В лестничном проёме неподвижно стоял Бекар, смотрел на ступени, убегающие в темноту подвала. На шорох шагов он грозно рыкнул, но, узнав Дока, успокоился и отвернулся.

«Они все считают меня виноватым… даже Бекар. И пусть!»

Док толкнул дверь, вышел во двор. Его знобило. Эндотелин ещё держал мышцы в тонусе, и каждое движение отдавалось тонкой болью.

За кучей битого кирпича стояла мятая металлическая бочка. Из ржавой трубы водостока, оборванной на уровне третьего этажа, падали капли недавнего дождя. В дальнем углу дворового колодца, через разбитое окно, выливался густой черный дым и поднимался столбом над покатой крышей.

Док поморщился. Пахло горелой резиной.

«Сожженная планета. Пепел и развалины. Зачем я тут?»

Он опустил руки в бочку, зачерпнул в пригоршню плавающий по воде мусор и выплеснул на землю. К пальцам прилип птичий пух, и Док брезгливо затряс рукой.

«Город без воды. Только дождь, только лужи. А значит, хищник устраивает тут засаду. Крупный поджидает мелкого. Смертельный водопой», — Док внимательно осмотрел окружившие его стены. Только пустые окна и тёмные входы. Торопливо обмыл руки и лицо, попытался избавиться от крови на одежде. Ткань намокла, раскрасилась безобразными бордовыми пятнами. Выругавшись, Док вернулся в дом.

«Там мог быть снайпер. Аборигены ждут наших ошибок, — вытер мокрое лицо, выплюнул попавшую в рот воду: — Но это их дом. Их город. Их планета. А что делаем здесь мы? Разрушаем и убиваем. И убивают нас. Зачем это? Зачем это Сиду… Рету, Мину, Фашу?.. Зачем покойничку Сольпу … Зачем всем нам эта война? Кто знает ответ?»

Он усмехнулся, опустил голову.

«Кто знает?! Разведчик Фаш! Он сможет всё разъяснить. Найти простой ответ. Для него не существует другого мира. Что я говорю? Для таких нет мира без войны. Рюкзак, набитый кровавыми трофеями — бесценный приз. Отрезанные пальцы, уши, носы дарят Фашам тепло, спокойствие и благополучие души. Будь проклят Фаш и ему подобные!»

— Я убью его! Порву! — разнесся по коридору истеричный крик разведчика.

Док отшатнулся к стене, дёрнулся от неприятного холодка, скользнувшего по спине. Стало страшно. Словно его дерзкие мысли могли быть услышаны, и теперь навстречу летел отклик. Трясущимися руками он вытащил пистолет, по ошибке вложил рукоять в левую ладонь и, откинув голову назад, стукнулся затылком о кирпичи. Тихо застонал.

«Я молчу, Фаш, молчу, уже молчу!»

В коридоре появился Музыкант. Оглядываясь, мчался к лестничному пролёту. Следом выскочил Фаш, запустил в скачущую фигуру тяжёлым армейским ботинком.

— Убью!

От удара голова Музыканта дёрнулась. Он рухнул на кучу мусора, завалился на бок. Встав на четвереньки, подполз в облаке пыли к ногам Дока, запрокинул разбитое в кровь лицо и прерывисто заголосил:

— Я не вино-ват! Я не хо-телл!

Док попятился.

С ножом в руке к ним приближался Фаш. Серое лицо разведчика перекосилось от ненависти.

— Молись своим богам, скрелинг! — Фаш перехватил нож жалом вниз.

Остановился в двух шагах и, закачавшись маятником, переступая с ноги на ногу, медленно двинулся дальше. Тонкая шея, обмотанная петлёй шарфа, вздулась жилами, покраснела.

«Убьёт! — Док содрогнулся, — одной рукой возьмёт за волосы, другой…» — и, не понимая, что с ним происходит, обошел и заслонил рыдающего скрелинга.

— Уйди! — захрипел Фаш, вытягивая руку с растопыренной пятернёй. — Не мешайся, Док. Не твоя игра.

На его грязной ладони проступила светящаяся татуировка черепа — знак убийцы.

— Игра?! — переспросил Док и, теряясь в перепутанных чувствах, не понимая себя, не думая, что будет, дико захохотал: — Игра-а-а?..

В пустых глазах Фаша мелькнуло недоумение — и сразу угасло. Остриё ножа блеснуло вверх.

— Уйди, аристократишка!

— Отставить! — подбежал командир Сид, потный, злой, кашляющий.

Сержант Рет остановился рядом, забрал у Фаша нож, у Дока пистолет.

«У меня был ствол», — опешил Док и едва сдержался, чтобы не расхохотаться вновь.

— Что случилось?

— Пусть эта тварь сама расскажет, — Фаш ударил Музыканта ногой в живот.

Скрелинг охнул и откатился к стене.

— Никто не любит мародёров, — в окне появился Мин. Винтовку с оптическим прицелом он бережно прислонил к стене и, ловко перемахнув подоконник, оказался в коридоре.

— Дело дрянь, — Мин поправил платок на голове и забросил в рот кубик табака.

Сид молчал, взглядом перебирал лица.

— Нуж-на о-бувь, — застонал Музыкант. Он сидел на полу, вытянув вперёд чёрные босые ноги.

— Этот… разул Сольпа, — Фаш дёрнул острым кадыком. — Осквернил тело.

— Дерьмо, — буркнул Рет.

Мин сплюнул коричневой струёй на брюки скрелинга.

Док сел на пустой ящик.

«Когда мы уйдём из этого дома?» Его изводила приторно-сладкая тошнота. Рядом, в тёплом сквозняке томилась воссозданная им черная дыра. Сольп ушел туда. И невидимый магнит тащил Дока следом. В отчаянную бездну смерти. «Когда мы уйдём отсюда?! Отсюда… из дома, из города, с этой чёртовой планеты?»

— Почему тело до сих пор не сожгли? — в голосе командира звучала злость.

— Бекар не разрешил, — Фаш развёл руками, — он ищет жетон.

— Жетон Сольпа у меня, — Сид выдернул цепочку из кармана и перебросил её сержанту. — Отдай Бекару.

«А где мой жетон?» — вспомнил Док и, торопливо запустив руку в горловину свитера, поймал насмешливый взгляд Мина. Влажная от пота пластинка была на месте — царапнула грудь.

— Фаш, сожги тело, — Сид развернулся и зашагал по коридору. — Нам пора!

— А что с ботинками?..

— Пусть забирает.

Музыкант завозился на полу.

— Несчастливый патруль, — тихо сказал Док и закрыл лицо руками.

— Есть устойчивый сигнал, — Сид отхлебнул из фляжки. — Уходим через подвал.

— Рет, заберёшь рацию, — командир закрыл глаза, — продукты в рюкзак Дока. Фаш с Музыкантом впереди. Бекар следом. Мин замыкает. Остальные… — разлепил веки и повысил голос: — Я говорящий болван или всё известно?! Лях, понесёшь мой шлем, — и швырнул его в руки стрелку.

Патруль зашевелился. В комнате стало тесно. Сержант забросил рацию за спину. Мин поправил бронежилет. Фаш крутанул серьгу в ухе, оскалился и, вставив в рот накладные клыки, клацнул зубами.

— Держи свет, абориген, — Лях толкнул фонарём в грудь Музыканта.

— Проверяем оружие!

Защелкали затворы и предохранители.

«Идиотизм!» — Док сжал кулаки, глядя на увешанных железом стрелков.

«Астрогеологи потеряли разум! Разбомбили планету с орбиты, а после вложили в руки пехотинцев дробовики. Бред! Десант и повстанцы в равных шансах на победу. Без тяжелой техники и бластеров мы ищем древние аномалии. Меряем шагами континенты. Сотни голых бойцов и тысячи выживших аборигенов. Исход на крови. Пропади всё пропадом! Наземной операцией командуют дебилы!»

Док спрессовывал рюкзак ударами кулака. Он не верил, что современное оружие создаёт помехи в сети энергетических кромлехов планеты, не верил, что вспышка бластера сбивает на сканере сигнал подземной реки, искажает путь, ведущий к теллурическому колодцу.

«Радиоинженеры болтают чушь. Кто проверял эти россказни? Никто! Проще уверовать в сказку о музыке, играющей на дне колодца. Патруль не чувствует энергию поля, не слышит, и даже не представляет себе то, что Музыкант называет симфонией жизни. А слышит ли он сам эту музыку? Вздор! Скорей всего вздор. А не всё ли равно? Он находит цель лучше сканера — мы идём за ним. Крепкие ноги и железные нервы. Или не железные?» Док пнул обломок кирпича. «Видят боги, как мне всё осточертело! Лозунги и приказы. Тактика и стратегия. Безжалостная бойня и гуманизм для выживших. Невыполнимые приказы. Игры интервенции», — усмехнулся. — «Эй, солдат! Найди центр колодцев — замкни сеть кромлехов. Приготовьте насосы, господа! Пора качать, качать, качать… Пора высосать энергию этой захудалой планеты, забрать жизнь до последней капли, до последней искры. Всю! И кончено… Сворачиваем операцию. Выжившие, счастливо оставаться! Вторжение завершено: маршруты патрулей в архив. Нас ждут другие планеты, привычные задачи… солдат!» Док скривился, поборол желание ударить в стену кулаком. «Вот только кирпичи не сладкие пряники».

— Готовы? — голос сержанта заставил вздрогнуть.

— Готовы! — Мин азартно щелкнул пальцами и начал жонглировать гранатами.

«Артист», — безоружному Доку стало неуютно.

Подошел Сид, протянул пистолет, и Док схватил его обеими руками.

— Держись рядом, — сказал командир и зажал в зубах кожаный шнурок.

Док кивнул и мрачно пожелал: «Пусть нам повезёт в последнем патруле».

В туннеле дышалось с трудом. В свете фонарей воздух серебрился осыпающимися искрами пыли. С низкого потолка сползала бахрома паутины. Воняло гарью.

Док опёрся рюкзаком о связку труб, освободил онемевшие плечи.

— Ему можно доверять? — прозвучало рядом.

— Мальчик мой, Музыкант своих столько перехлопал, что назад ему дороги нет.

Док узнал голос Рета. Мимо прошел Лях, задел Дока плечом.

— Как можно предать свой род? Зачем ему это?

— Хочет выжить. Адаптируется в новых условиях. Уловил?

— А если бы Фаш выпустил ему кишки?

— Мы бы остались без проводника. Шагай.

Кто-то ткнул лучом фонаря Доку в лицо, быстро опустил слепящий шар.

— Не отставай, брат.

— Хорошо, — отозвался Док и вновь подумал: «Не брат я тебе и…»

И тишину разорвал грохот выстрела, зазвенела автоматная очередь, взвизгнул металл, кто-то яростно закричал: «Суки! Мать твою!»

Командир опрокинул Дока на землю, откатился, порыскал фонарём, рявкнул:

— Рет?! Доложи!

— Чисто!

— Иду!

Свалившийся на голову рюкзак вдавил лицо Дока в сырой пол, упёрся чем-то острым в затылок. Мимо пробежали, наступили Доку на руку. Он выматерился и услышал:

— Лях на самострел нарвался! Бекар! Ко мне!

Док перевернулся на бок. Впереди, в изгибе туннеля, плясали пятна света, слышалась возня, бряканье оружия. Долетал пороховой дым.

— Док! Док!

Он сбросил рюкзак и, согнувшись, побежал на зов.

В дверном проёме над телом стрелка повис Рет. Док скользнул в узкий проход, оттолкнул сержанта, опустился на колени и, ослеплённый перекрестьем фонарей, нашёл туловище Ляха на ощупь.

— Свет вниз, — крикнул и почувствовал, что вздрагивающая под руками, мокрая от крови грудь опустилась на выдохе и замерла.

«Всё!» — вытер липкие ладони о штаны.

В кругах света Лях выглядел великаном. Гора мышц, огромные руки, огромные ноги. Только голова, с бледным лицом, болезненной улыбкой, казалась маленькой, кукольной, с невозможно живым блеском открытых глаз.

Док дотронулся до тёплого лба стрелка, провёл пальцами вниз:

— В благополучный путь!

— Благополучный, — эхом отозвался командир.

«Это второй! Сколько впереди?» — Док вытер пот со лба.

— Несчастливый у тебя шлем, босс, — раздался голос Фаша, — я его точно не понесу.

— Заткнись, — Сид забулькал фляжкой.

— Знай меру, Череп, — Рет рывком встал на ноги. — Эй, отпусти его! Лях сам открыл эту дверь.

— Ты уверен, сержант?

Фаш упирался коленом в распластанного на полу Музыканта и выворачивал ему руки. Скрелинг стонал.

Из темноты появились Мин и Бекар.

— Как?

Мин снял прибор ночного видения, сплюнул табаком:

— Есть пара боковых проходов… Проверили. Чисто.

Док взял фонарь и высветил комнату с самострелом. Глухие стены, черное дуло на станине в двух шагах от порога, на изрешеченной двери косой бумажный прямоугольник.

«Календарь аборигенов», — догадался, рассматривая колонки уродливых значков. — «Какой это год?» Местное летоисчисление ему было неизвестно.

— Они, кстати, ничего, — Фаш встал рядом, перевёл фонарь в верхнюю часть листа, на большую фотографию голой женщины. Причмокнул, показав клыки. — Разговорчивые в постели.

Док отшатнулся от слюнявого рта.

— Смотри сюда, Док, — Фаш ткнул остриём ножа в строчку, вымаранную красной чертой, — это день начала войны. Начало интервенции. Наш праздник! — приглушенно рассмеялся. — Что они могут? Развешивать плакатики и ставить пульки для дурачков без броников. Мы давно всех пере…

Сержант развернул разведчика и ударил кулаком в лицо. Фаш завалился на стену, повис локтём на трубе и, встряхивая головой, оскалился окровавленными зубами.

— Лях не дурачок, он новичок, — объявил Рет.

— Был новичок! — огрызнулся Фаш и, спрятав нож в ножны, показал пустую руку. — Был!

— Отставить! — рявкнул Сид. — Отдайте Бекару жетон. Фаш, сожги тело.

— Командир! — Рет дёрнулся. — Я… кремирую бойца.

— Хорошо. Скрелинга ко мне.

Из тени вышел Музыкант, поклонился, нервно потер подбородок рукой.

— Слу-шаю, команд.

— Туннель уходит в сторону. Пора подниматься на поверхность, — Сид посмотрел на большие, не в размер, армейские ботинки скрелинга. Тот поймал взгляд, переступил. Длинные шнурки болтались нелепыми петельками.

— Тебе придётся высунуться первым. Ты готов? — командир поймал пальцами подбородок Музыканта, поднял голову, заглянул в глаза.

— Я дав-но не ку-шал, — пожаловался проводник.

Сид кивнул:

— Да. Пора перекусить. Док, тащи провиант!

«Неужели мы тут и сейчас будем есть?» — ужаснулся Док, но поплёлся в темноту за рюкзаком.

Рет присел на корточки, вытащил из ранца плазморез.

Несчастливый шлем Сида нёс Док. Рюкзак освободился от части продуктов, но дополнился тяжелым Фомальгаутом и по-прежнему оттягивал плечи. Решение командира Док воспринял спокойно и, стараясь не замечать ехидной улыбки разведчика, упаковал шлем в гермомешок и спрятал в рюкзак.

«Не верю в приметы, а распознавать симптомы невезения не обучен. Это Божий диагноз: неудачник — баловень судьбы. Не верю, что мне отпущено второе. Да, и наплевать. Наплевать! Покойнику с ношей не возиться. И не имеет значения… Если шансов выжить нет, то пусть это устройство будет рядом».

Он знал истинное назначение шлема. Фомальгаут управлял орбитальными пушками. Смертоносное оружие могло перепахать любой квадрат планеты, смешивая поверхность с подземельем, камень с живой плотью. Беспощадный шторм победителей. Но, с одной небольшой поправкой — координаты смерти в перекрестье прицела сходились в точке пеленга навигационного модуля. Фомальгаут вызывал огонь на себя.

«Эффективный залп — эффектное самоубийство», — Док поиграл словами и выдавил вслух:

— И я в их числе.

— Стоп! — Сид поднял руку вверх. — Музыканта вперёд.

Патруль остановился.

Облегченно вздохнув, Док навалился плечом на стену. Ноги гудели, тупой болью пронизывало поясницу, окаменевшая шея не вращалась.

«Не могу больше!»

Сержант передал Музыканту моток верёвки с крюком:

— Справа от здания поскребёшь площадь на растяжки.

— Я го-тов.

— Жратву отрабатывать пора, — Фаш подтолкнул скрелинга в спину.

Док проводил Музыканта взглядом. «Силуэт в рваных штанах. Без прошлого, без будущего. Чужой среди чужих. Изгой среди своих. Что ждёт впереди этого ничтожного человечка? Полная адаптация в новых условиях? Это смешно. Смерть для него избавление, но он не ищет смерти».

Док вспомнил, как год назад сделал Музыканту операцию. Чтобы устранить дефекты местной артикуляции, иссёк ему мышцы языка, губ, мягкого нёба, глотки, гортани, изменил нижнюю челюсть и исправил дыхательную мускулатуру. Абориген выдержал всё и получил возможность говорить на языке победителей. Глухой, истощающийся голос Музыканта даже понравился Доку.

«Но думает он на своём языке, — Док поправил сползший на бок рюкзак, — и сны ему снятся свои».

«А какие ему снятся сны?» — спросил и с раздражением отбросил возникший ответ. — «Трупы, трупы, трупы…»

Головы повстанцев, высыпающиеся из мешка на стол штабной палатки — вот картинка ночного кошмара. И слова довольного Музыканта:

— Я хо-ро-шо. Я ж-жду да-ров.

«Ничтожная война — ничтожные герои!»

— Бекар, готовь муху!

Приказ вернул Дока в настоящее, и он, наконец, решил сбросить тяжелый рюкзак на пол.

— Рет, включай видео, — прокашлялся Сид, — предельное удаление по визиру.

На кончике длинного языка Бекара зашевелился микролетательный аппарат.

«Взлётная полоса», — усмехнулся Док.

Бекар закатил глаза, оцепенел. Муха стряхнула липкую слюну и исчезла под потолком.

— Веду, — зашептал сержант, устраивая маршрутную планшетку на коленях.

— Ну, теперь разведке делать нечего, — скривился Фаш. — Мух всех покусает, — он присел на ступени, достал из кармана зубную щетку и принялся чистить накладные клыки.

— Мне на крышу, командир? — спросил Мин.

Сид, не отрываясь от экрана планшетки, замотал головой.

Щёлкнул дозатор — в ладонь Мина упала таблетка энергетика. Фаш замычал, протянул руку.

«А ты чего ждёшь?» — встрепенулся Док и расстегнул аптечку. Не разжевывая, проглотил три таблетки. — «Хуже не будет».

Покрутил головой, осматриваясь. Гладкие колонны, поддерживающие прозрачный, местами битый потолок, разгораживали огромный зал ровными рядами на три части и упирались в широкую каменную лестницу. Затоптанные ковры блестели осколками цветного стекла.

«Что здесь было? — задумался Док, — что здесь было до нас?»

— Есть движение! — Рет поднял руку.

— Вижу, — подтвердил Сид. — Увеличь картинку.

Сержанта окружили.

Док упёрся плечом в плечо командира, заглянул в светящийся монитор. Красный кружок на экране вёл три серые фигуры. Изображение плыло, через секунду сфокусировалось — стали различимы головы в черных шапочках, спины с вещмешками и уродливые автоматы в руках. Повстанцы неторопливо двигались цепочкой вдоль здания, заходя патрулю в тыл.

— Вонючие гураны! — буркнул Фаш.

— Оставь муху — переключайся на спутник, — зашипел Сид.

Рет заиграл пальцами на джойстике. Кадры замелькали, увеличивая масштаб. Док зажмурился. Показалось, что это он летит с орбиты, стремительно приближаясь к скелетам разбитых зданий, и через секунду взорвется кровавой лепёшкой на камнях мёртвого города. Подкатила мерзкая тошнота.

— Еще движение!

— Музыкант?!

Из нижнего угла монитора выплыл зелёный треугольник и быстро переместился в центр карты. Скрелинг приближался к повстанцам.

— Интересно, — скривился Фаш.

— Бекар у лестницы, — Сид тряс фляжку, — Мин, на второй этаж. Фаш, справа. Сержант, со мной. Пойдём встречать гостей.

«А я?» — хотел спросить Док.

— Подожди, командир, — Рет ткнул пальцем в планшетку.

Зелёный треугольник замер у красных кружков.

— Муху давай!

— Уже.

Появился крупный план.

Гураны разделились. Оставив одного у входа в подвал, двое скрылись за дверью. Музыкант неподвижно стоял рядом, прижавшись спиной к стене, наполовину скрытый мусорным баком.

— Что он делает?!

Скрелинг шагнул из укрытия и, раскрутив веревку, бросил крюк в повстанца. Резко дёрнув, завалил человека на землю, подтащил бьющееся в агонии тело и, на удивление легко выпрыгнув вперёд, подобрал автомат. Быстро проверив одежду мертвеца, Музыкант скрутил верёвку и спустился по ступенькам в подвал.

— Ловкий малый, — недобро протянул Фаш.

Док сглотнул тугой комок в горле и поёжился.

Изображение сменилось черно-белой картинкой — муха влетела в подвал.

Док ждал выстрелов.

Сид, жестикулируя, отдал приказы. По его широким скулам стекали струйки пота. Началось движение: Мин убежал на второй этаж, Фаш сместился вправо, Бекар спрятался за колонну. Сид встал на колено в тени лестницы. Напружиненный, готовый сорваться в любой момент. Махнул рукой сержанту. Тот бросил планшетку Доку и исчез с командиром в темноте коридора. Док остался один. По мокрой спине заструился холодок и заставил громко чихнуть. Огромный зал отозвался эхом. Док съёжился и присел. «Этого ещё не хватало!»

На мониторе что-то шевельнулось. В беззвучном черно-белом контрасте Док увидел танец Музыканта. Другого названия он не подобрал.

Первого гурана скрелинг убил моментально. Запрыгнул на плечи, сжал коленями голову и опрокинул назад. Док почти слышал, как хрустнула сломанная шея. Второго свалил ударом ноги. Автомат отлетел далеко в сторону. Гуран быстро поднялся с ножом в руке. Они закружили — сблизились — разошлись — сцепились. Поворот — перекат. Быстрее. Ещё быстрее… Музыкант сел на пол, сорвал полоску ткани с рубашки убитого и перевязал рану на локте.

«Вот кто истинный Гуран», — осознал вдруг Док. — «И ты называл его человечком без будущего? Ха! Будущего не будет у тебя, если…»

Док подавился и закашлялся. Ему стало по-настоящему страшно.

— Пове-пове… повезло, говоришь? — выскребая ножом грязь из-под ногтей, поинтересовался Фаш.

— По-вез-ло, — ответил Музыкант. Сидя на корточках, он сдирал с руки повязку, пропитанную кровью.

— Троих гуранов по везухе завалил! — Фаш сорвался с места, подскочил к скрелингу и ткнул того остриём ножа в кадык.

Музыкант закрыл глаза и подался вперёд, нажимая на клинок.

Физиономия у Фаша вытянулась:

— Хочешь подохнуть? — он повернул рукоять.

— Успокойся, Череп, — устало бросил Сид. — Оставь.

— Я не верю ему, командир, — Фаш нехотя отступил.

— Я то-же, — пробормотал скрелинг.

По шее стекала полоска крови.

— Что ты сказал? — зашипел Фаш. — Да, кто ты есть?

Док взял аптечку и подошел к раненому.

— Пус-тяк, — проводник разорвал повязку зубами, поднял лицо.

На секунду Доку показалось, что он читает в его глазах неприкрытую ненависть и гнев.

— Ты ве-ришь? — спросил скрелинг.

Док отпрянул, промычал: «ну-у» и, развернувшись к Музыканту спиной, отступил. Несколько шагов показались ему неестественно медленными. «Не беги, ради всех святых!» Руки у него дрожали. «Почему ты молчишь? Почему не расскажешь всем, что видел на мониторе?» Присел на ящик и, оглядывая патруль: Мин возился с винтовкой, Фаш с пряжкой экзоскелета, Рет дремал — ошеломленно понял: «Музыкант может убить всех. Быстро и беспощадно. Всех!»

— Встали! — скомандовал Сид. — На сканере мощный сигнал — мы вблизи аномалии.

Мин смотрел в прицел и улыбался:

— Найдём колодец — и на Базу. Точно, Док?

Слова пролетели мимо, Док слушал внутренний голос: «Свои мысли выскажешь позже. Надо искать случай».

На знакомой территории аэропорта Док оказался в середине колонны, спиной к Музыканту. Увеличивая шаг, наступал на пятки идущего впереди сержанта.

— Куда торопишься? Держи ритм.

Чувствуя затылком взгляд, слыша дыхание и топот Музыканта, он так и не решался обернуться и измученно понял: «Мы поменялись местами. Он ведущий — я ведомый. Теперь он для меня главный в патруле». — подтянул лямки рюкзака. — «Какая у него цель? Убить всех? Но зачем неделями блуждать по развалинам. Что тогда? Он проводник — мы разведчики. Он слышит музыку и ищет путь к кромлехам — мы отмечаем колодцы. Когда патруль достигнет цели, что найдёт проводник? Зачем он с нами? Это похоже на бред. Музыкант третий год в патруле. Он скрелинг. Рет прав, у него нет пути назад».

— Справа! — закричал Фаш.

— Слева! — взревел Сид.

Одновременно загремели автоматные очереди. От толчка в спину Док полетел под дощатый забор и, падая на землю, увидел, как, принимая на себя перекрёстный огонь, бьётся тело снайпера, опускается на колени, но не заваливается, подпираемое градом пуль с двух сторон.

Док лежит неподвижно.

Мин сплёвывает кровь, тянет за ремень свалившуюся винтовку и, наконец, обрушивается лицом на асфальт. С крыши невысокого здания слетает черным кулём гуран, но на его месте появляется новая маска-шапочка. Рет палит с колена, что-то кричит. Сид швыряет гранату в окно второго этажа и откатывается за высокое крыльцо. За ржавым остовом автомобиля Фаш в упор расстреливает двух повстанцев. Бекара не видно. Музыкант исчез.

Раздаётся взрыв. Из окон в клубах дыма летят щепа и крошка кирпича, осыпают Дока. Он судорожно выхватывает пистолет и стреляет в набегающего гурана. Жмёт курок, пока не ощущает глухой щелчок бойка. Обхватив окровавленный живот руками, враг медленно приближается. Шаг, ещё шаг… В ноги падает окровавленный автомат. Ещё шаг… Ближе… Близко. Наконец, падает на доски жжёного забора. Черная маска сползает, забивает умирающему рот. Враг трясётся мелкой дрожью, тяжело тянет воздух и затихает. Стреляют. Обрушивается стена дома. Все тонет в пыльном облаке.

«Я жив», — отрешенно думает Док и замечает Бекара у тела снайпера.

«Он должен забрать жетон, — машинально отмечает Док, — это его основная задача — вернуть на Базу жетоны погибших. А может… может, сейчас отдать ему свой?»

— Дерьмо! — Док встряхнул головой и, ругая себя за трусость, пополз к снайперской винтовке.

Бой закончился так же неожиданно, как начался. Тишина прижимала к земле и, озираясь, не выпуская оружия, они перенесли Мина в тёмный подъезд дома. Появился Музыкант, втолкнул в дверь связанного гурана.

— Двен-цать, — выдохнул и показал на пальцах.

— Их было двенадцать, — сообразил Док.

Скрелинг кивнул.

Сид грязно выругался, потянулся за фляжкой.

— Не сейчас, — Рет перехватил руку командира. — Мы вышли к последнему колодцу.

— Пусти, — Сид вырвался, разлил спирт по груди.

— Четверых положили.

— Пятерых, — вставил Док и, уловив недоверие во взгляде сержанта, отчеканил. — Лежит у забора!

— Один здесь, — Сид вставил новый рожок в автомат, щелкнул фиксатором, — осталось шесть.

«Нас меньше, — чуть было не сказал вслух Док, — нас всегда будет меньше на этой зачумлённой планете».

— Музыкант, — командир качнул головой, — надо поговорить с этим… — и, не найдя слов, замолчал, указав пальцем на пленного. Гуран стоял на коленях, смотрел исподлобья. Лицо, раскрашенное полосками сажи, забрызганное кровью, напоминало маску покойника.

«Измождённый лик войны», — пришла Доку странная мысль.

Музыкант откашлялся, затренькал на местном языке. Пленный замотал головой и, вытянувшись в струнку, плюнул в лицо проводнику. Получив ногой под рёбра, парень сложился пополам, выдохнул презрительное «скрелинг» и загоготал. Музыкант свалил его прикладом в ноги мёртвого снайпера.

— Бесполезно, — Сид выключил речевой модератор, — он будет молчать.

«Что они хотели узнать? Какая у него может быть тайна?» — отрешенно подумал Док.

— Ме-нять на Фаши, — сказал Музыкант.

— Что?! — Док покрутил головой и не нашел разведчика.

— Да, — буркнул командир, замкнул лицо, заводил желваками, — они его взяли.

Док сжал кулаки, вздрогнул и поймал себя на бешеном желании бить, бить, расплющивать худые, перепачканные сажей физиономии.

«Что с тобой? Успокойся. Фаш у них и ты недоволен? Это же избавление. Без психопата спокойней, без него…» — и выцарапал из глубины себя безжалостную тошнотворную мысль, — «Чем меньше нас, тем скорей ты… покойник», — тихо застонал. — «Я схожу с ума!»

— Там, — резко бросил скрелинг и указал в проём окна.

Рет присел у подоконника с биноклем.

— Череп на краю поля, — сообщил он, скрывая лицо сеткой накомарника. — Они вздёрнули его на мачте.

Док выхватил у сержанта бинокль.

В поле зрения попадали развороченные фюзеляжи самолётов, закопченные ангары, «взлётки» со щетиной травы, размазанный голубой небосклон и, наконец, скользнуло бетонное основание мачты.

Фаш висел на собственном шарфе, чуть наклонившись вперёд, упираясь ногами в гнутую металлическую мембрану. Он был еще жив. Без экзоскелета его тело выглядело тощим и беззащитным.

— Его раздели! — Док ужаснулся, — «И забрали жетон. Бекар вернётся на Базу без протоптера разведчика», — опустил бинокль и долго тёр пальцами глаза — заглянуть Фашу в лицо он так и не решился.

«Соскользнут ноги, натянется шарф, и конец. Умрёт навсегда!» — Док сел на пол, упёрся спиной в стену.

«Сольп, Лях, Мин имеют шанс на возрождение. Фаш — нет! Без жетона процедура клонирования невозможна. Спираль протоптера фиксирует каждую секунду жизни десантника, в том числе и последнюю. Это обязательное условие. Нельзя возродиться, не испытав ужас смерти. Мы должны помнить всё — и помним. Мы снимаем жетоны с погибших. Для этого и существует Бекар».

Док обернулся и посмотрел на киборга.

Собака уловила взгляд, подняла голову с вытянутых лап и, смахивая пыль с пола, заиграла тяжелым хвостом. На её широкой груди болталась походная аптечка.

«Бекар тоже оберегает жизни. Только у него получается лучше», — невесело подумал Док и, выудив из кармана горсть сухарей, бросил собаке.

«Ест, пьёт, дышит и где-то внутри себя несёт бронированный контейнер с нашими протоптерами. Три жетона внутри. Три смерти в очереди на жизнь. Надо только вернуться на Базу. И Бекар вернётся. Неутомимый, неуловимый, неубиваемый. Проскользнёт, проползёт, просочится. Исчезнет по команде. Уйдёт, собрав все жетоны. Бекар уйдёт».

Док закрыл глаза, провалился внутрь себя, слушал, но не слышал слова Сида.

«Зачем ему снайперская винтовка? — устало подумал и встрепенулся, — неужели?..»

Уперев локти в подоконник, Сид наводил прицел на мачту.

— Я и-ду за Фаши, — Музыкант тронул за плечо командира.

— Можно попробовать, — закивал Рет.

— Мы нашли центр колодцев, — не отрываясь от окуляра, шепнул командир, — считаете, надо рисковать?

— Можно попробовать, — повторил сержант.

— Они ждут нас, — Сид опустил винтовку, — десяток гуранов.

— Надо связаться с Базой, — выдохнул Док.

— Дела патруля их не касаются! — отрезал Сид, развернулся к сержанту, расплылся в широкой улыбке. — Будет весело, старина. Как считаешь?

Рет откинул капюшон, оскалился неровными зубами.

«Это безумие! Нас всех ухлопают», — Док завозил ногами по грязному полу.

— Готовь патроны, сержант.

— Ве-се-ло, — Музыкант взвёл трофейный автомат.

«Самоубийство! Глупость, бессмысленность, бред!» — Док вытер мокрый лоб, но не решился ничего сказать вслух.

Сид склонился над ранцем и, не поднимая голову, словно улавливая в душном воздухе волну страха, скомандовал:

— Док и Бекар остаются здесь.

Поднялся на ноги и поманил Дока пальцем:

— Вот сетка координат колодца. Скорми Бекару, — вложил в руку Дока навигационный модуль, склонился к уху и зашептал: — Не высовывайся, брат. Наблюдай и жди. У нас нет шанса, но… — Сид хмыкнул, покачал головой, — у нас есть шанс.

В горле Дока застрял комок, он с трудом выдавил одно слово:

— Шлем.

— Фомальгаут останется у тебя, — ответил Сид. — Я настроил его на твоё биополе и жетон. Взведёшь, если… — и, не закончив, улыбнулся и хлопнул Дока по плечу.

«Что?! Если что?» — Док пытался прочесть ответ в глазах командира, но тот отвернулся. — «Я остаюсь один! И у меня нет ни шанса».

Док почувствовал, как от неимоверного напряжения окаменела шея, онемела спина и, оборачиваясь всем телом на бодро брошенное сержантом: «Прорвёмся!», он тихо застонал: — «Я труп!»

Рет щелкнул четками. Музыкант спеленал бесчувственного пленного. Бекар ткнулся мордой в ладони Сида.

«Может быть, он чувствует что-то лучше меня, — отметил Док, глядя на собаку, — словно прощается. Словно расстаётся навсегда».

Высокая седая холка киборга дрожала. Матёрый пёс скулил, точно слепой щенок.

— Пошли!

Команда стеганула Дока, заставила шагнуть к проёму двери, вслед за ускользающими фигурами.

Бекар протолкнулся рядом, напряженно втягивая воздух и мотая вытянутой мордой.

«Я забыл сказать Сиду про Музыканта!» — вздрогнул Док и яростно ударил кулаком в стену.

— Придурок!

Что-то в ответ ударило его по голове, и он провалился во тьму.

Док очнулся от боли. В голове стучал безжалостный молоток. Тело не слушалось, не двигалось. Открыл глаза.

Рядом горел крохотный огонь, едва-едва освещая пламенем тёмную комнату. У костерка на корточках сидел пленный гуран, перебирал пальцами мятую консервную банку и прихлёбывал дымящийся напиток. На ящике лежал паёк патруля.

«Что происходит?» — удивился Док, попытался шевельнуться и понял, что руки и ноги связаны.

Он дернулся — путы резанули кожу.

«Где я?»

Сидящий у огня подскочил, неосторожно выплеснул кипяток себе на колени и заголосил.

Из темноты возник Музыкант, присел у костра. В сполохах света его лицо казалось фарфорово-бледным, неживым.

— Что? — смог выдавить Док.

— Ни-че-го, — разлепил губы проводник и включил речевой модератор. — Всё идёт по плану. — Он уменьшил громкость динамика. — Прости, мне надоело лепетать на поганом языке.

— Очнулся, мразь! — зло объявил повстанец, отряхивая мокрые штаны.

Музыкант повёл рукой, и тот замолчал, сдвинулся в темноту.

— Что мне с тобой делать? — устало спросил скрелинг.

Док собрался с силами и спросил:

— Где все?!

Музыкант поддел пальцами связку жетонов у себя на груди и, не меняя выражения лица, показал Доку.

— Они мертвы? — слабым голосом спросил Док.

Скрелинг кивнул.

Холодная волна обдала Дока, и тут же стало жарко.

— Ты предал нас, — зашептал он, — как же это? Ведь ты убивал своих.

— Победителей не судят, — отрезал проводник.

Док завозился на полу, замычал, чувствуя боль и вкус крови на губах.

— Устал я, — сказал Музыкант, — но скоро всё закончится.

Мысли Дока спутались. Не давая себе отчета, он что-то говорил, стонал, взывал, просил и, наконец, задохнулся, заглянув в глаза человека, молчащего напротив.

«Я уже умер», — понял Док, закрыл глаза и позвал:

— Музыкант.

— Меня зовут Глеб Смирнов, — скрелинг не выдержал напряжения и взорвался. — Вы забыли, кто я?! Я житель этой планеты! Я землянин!!!

Док распахнул глаза.

Абориген бросал в огонь обломки мебели, щепу, тряпки. Пламя шипело и росло вверх.

Свет вырвал в дальнем углу комнаты подвешенного за шею Бекара. Киборг подергивался на стальном поводке под потолком и царапал когтями деревянную перегородку.

«Меня тоже подвесят. Как Бекара, как Фаша», — Док задрожал.

— Я терпел. Я ждал годы! Я уничтожил память! — рычал скрелинг.

«Силуэт в штанах», — вспомнил Док и улыбнулся своей ошибке. — «Жаль».

Скрелинг обезумел. Одним ударом он разбил стул, швырнул в стену ящик, разбросал ногами консервы.

— Вы думали — всё?! Всё!!! Уничтожили миллионы! Сожгли города! — кричал он яростно, а модератор, запаздывая, бесстрастно медленно выдавал слова.

Док, пораженный этой нелепой какофонией, захихикал.

— Смешно, — захрипел он.

— Смешно? — абориген склонился над Доком. — Видишь это?

Он держал в руке модель протоптера.

— Геном вируса, — выдохнул Смирнов. — Я скормлю его вашей собачке и отпущу на все четыре стороны.

Док молчал.

— Никто и никогда, слышишь, никогда не сможет воскреснуть! Вы обречены! Вирус неизлечим.

— Пошел ты, — Док отвернул лицо от скрелинга.

В комнату вошёл гуран с шестом, натужено стащил Бекара со стены, вытолкнул в дверь.

— И это еще не всё! — Музыкант достал Фомальгаут из рюкзака, погладил матовый кевлар, поцеловал и, склонившись, надел Доку на голову.

«Мой жетон у него», — подумал тот и отчетливо понял, что будет дальше.

— Обстрел центра колодцев изменит всю сеть кромлехов. Вы останетесь ни с чем. Патрули старались зря. Слышишь?! Зря! — он закашлялся. — Вам не выпить нашу жизнь.

Док опустил голову на грудь.

Он убегал из этой комнаты, убегал из разрушенного дома, из мёртвого города. Он поднимался на орбиту и, пролетая мимо вереницы кораблей, превращался во вспышку, в луч света, ускользающий к родным берегам изумрудной реки, к сиреневым рассветам, тёплому ветру с шафрановым запахом леса и знакомым лицам, светящимся надеждой.

«Я стану птицей, — пришла Доку забавная мысль, — я услышу музыку».

— Музыкант, я услышу музыку? — спросил он.

Абориген замер.

— Вам не дано, — опустился на корточки и включил шлем.

Док смотрел в окно — начинался багряный рассвет.

— Но мы выбрали имена, Музыкант?

— Это просто имена, — буркнул тот и вышел из комнаты.

— Но я слышу их, слышу…

И он начал:

— Док, Рет, Мин, Фаш, Сольп, Лях, Сид! Я слышу!